Деревня коскосалма в водлозерье по рассказам моей мамы

Дорогие сотрудники!

Для меня громадная честь выступать перед столь глубокоуважаемым ученым сообществом. Очень полезно лично для меня быть слушателем. В качестве докладчика я сознаю уязвимость собственной позиции.

Не будучи экспертом в области этнографии русских либо историком Карелии, не побывав ранее в Коскосалме, я все-таки рискую предложить собственный краткое сообщение, исходя из сокровища каждого, ранее не услышанного и не зафиксированного слова очевидца, либо, пользуясь этнографическим термином – информанта. Моими информантами были моя Мама, Котина Анна Дмитриевна, в девичестве — Осипова, и тетя — Яняк (Осипова) Анастасия Григорьевна, уроженки деревни Коскосалма 1938 и 1941 года рождения.

Наименование «Коскосалма по рассказам моей тёти и Мамы» , возможно, приведёт к улыбке, не смотря на то, что и правильно по существу. Условное рабочее наименование доклада – «Коскосалма в 1940-1953 годы», потому что это время, до смерти моей бабушки Татьяны Дмитриевны Осиповой (Кулешовой), по окончании чего сестры были одна в детском доме, вторая – в техникуме за пределами родной деревни.

Итак, деревня Коскосалма в 1940-е годы. Сведения моих информантов субъективны и не всегда правильны, но им прекрасно запомнилось, что в деревне в то время было около 20 домов. В зданиях жили семьи Осиповых, Кореневых, Кулешовых, Манасеиных, Мариных, Тарасовых, Тихоновых, Приемышевых, Стрикачевых, Тумановых, Гусевых, Пахомовых, Бычковых, Калинихиных, Демидовых, Лаврушовых, Федуловых.

Позднее в деревне поселились Могучие, Дунаевы, Фомины, Бобровы. Бабушка Боброва, пожилая хорошая дама, трудилась сторожем на скотном дворе. Сестры обожали легенды и многочисленные сказки, каковые она говорили.

К началу 1940-х годов большинство населения деревни составляли дамы и дети.

Деревню не обошла коса репрессий. Первым среди репрессированных был Григорий Васильевич Осипов. Его расстреляли, но это стало известно только в 1950-е гг. Практически сразу после ареста Григория погибла от горя его мать – бабушка Анна.

Скоро арестовали и многих вторых. В первой половине 40-ых годов двадцатого века все оставшиеся мужчины призывного возраста (человек 10) были мобилизованы на фронт.

В первой половине пятидесятых годов из лагерей возвратился Манасеин, скоро скончавшийся, и Лаврушов, возможно, попавший во вторую, послевоенную волну репрессий. О судьбе вторых репрессированных нам не известно. По окончании войны к себе возвратилось только пара мужчин-калек: Трошин, Фомин.

Практически все здоровые мужчины не возвратились, возможно, все погибли на фронтах войны либо были репрессированы в послевоенные годы.

Старшим в семье Осиповых остался восьмидесятилетний Василий Иванович Осипов. Его дом в районе Итогора был один из самых успешных в довоенную пору. В нем не недоедали, не смотря на то, что жили бедно.

На протяжении войны власти забирали у обитателей практически все продукты. Для сестер Итогора их детства представляется центром деревни, да и всего мирового пространства. Наверное, это был кроме того не дом, а целый хутор: ветхий дом, в котором жила семья, новый дом, что строили Василий Иванович и Григорий Василиевич, но по окончании ареста Григория осиротевший и последовательность лет простоявший безлюдным, баня, сарай с лесопилкой, и скотный двор, принадлежавший в то время колхозу.

Наверное, до ареста Григория, хозяйство было крепким, а до коллективизации, которая, как и практически по всей России, была насильственной, — кроме того богатым. О достаточно успешных годах напоминали отдельные предметы: кашемировый шарф и модные сапожки Татьяны Дмитриевны, но их было нужно реализовать в начале 1950-х гг.

По рассказам Анастасии Григорьевны, со слов ее деда Василия, еще в 1920е гг. на Ильинском погосте на Троицу и Рождество устраивались ярмарки, и товар возможно было купить самый различный, и в том месте возможно было повеселиться – попеть, потанцевать. Для молодежи ярмарки были лучшим местом свиданий и знакомств. На ярмарке и встретились дочь рыбака Татьяна Григорий и Кулешова Осипов.

Где-то в начале 1940-х ярмарки закончились. Началась война и не было товара, кроме того соли.

Закрыли и местную часовню. Иконы, возможно, разобрали местные обитатели. Но показалось некое подобие клуба с шестом и тарелкой громкоговорителя, на котором поднимали флаг.

Лесопилка Осиповых пребывала на берегу Лахты – довольно небольшого и спокойного участка Водлозера. Василий Иванович пилил доски и шил известные лодки-водлозерки. Тут же вязали плоты, во множестве плававшие по Лахте, привязанные к берегу.

К северу от Итогоры размешалась часть деревни (улица либо хутор) Д?шалово, где жила дочь Василия Ивановича — Акулина.

Среди вторых районов деревни мои информанты назвали Подгорье – район под Итогорой, и Курдилово. Для моих информантов Коскосалма – это в первую очередь Итогора , двор Осиповых, не смотря на то, что в том месте позднее стали жить и другие: Фомины, Дунаевы.

Всего у Осиповых было два сына и две дочери. В колхоз вступать не желали, но в то время, когда были в том месте, Григория прописали бригадиром, что не спасло его от репрессий, а позднее бригадиром стала вдова Григория Васильевича Татьяна Дмитриевна. По окончании ее смерти бригадиром стал Стрикачев Н.М.

Возможно, это не был кроме того независимый колхоз, но Коскосалма считалась бригадой большего, возможно, Куганаволокского колхоза. В деревне жили рыбаки, пастухи, доярки, сторож, зоотехники, учителя, медсестра, почтальон, плотники, лодочники. За работу приобретали «палочки», а жили подсобным хозяйством.

Дедушка Осипов строил лодки, охотился на глухарей, пушного зверя и тетеревов, ловил рыбу. С 1941 года практически все обитатели – дамы.

С Куганаволоком существовала сообщение по воде. Из соседних поселков информантам были известны Канзанаволок, деревня на том же острове, Колгостров, Равкала (рядом с Варишпелдой). Практически везде добирались на лодках.

Время от времени в Равкалу во время малой воды возможно было дойти пешком, перейдя протоку вброд.

Ветхий дом в Итогоре, выстроенный из бревен, был весьма теплый. В нем семья жила летом и зимний период до начала 1950-х гг. Громадная печь дробила данный комфортный дом пополам, образуя , по существу, две помещения.

В большей из помещений стоял стол с самоваром, в углу – полка с иконами.

Утром и вечером перед иконами просматривали молитву. В доме был громадной погреб, складывавшийся из «ледника», куда колотый лед засыпался каждую весну, в то время, когда шел ледоход, и отделения для ржи, картофеля, свеклы. На льду хранили рыбу и редко бывавшее в доме мясо, в то время, когда забивали кого-то из животных, в большинстве случаев раненых либо ослабших. В погребе кроме этого находились столы для молока, масла, но последние продукты отдавались в качестве налога.

При доме был сарай, где пребывала летняя помещение либо «горенка».

В сарае хранились безлюдные бочки, каковые делал Василий Иванович, и кадки с квасом – хмельным, житным, ведра с водой. В сарае было отделение, где жил скот: коровы, телята, лошади, овцы. Практически целый скот, а позже и постройки и имущество было нужно реализовать, дабы платить налоги. Мебели в ветхом доме было мало: только стол, лавки и полати.

Новый дом был современнее, обшит досками, но холоднее.

В новом доме были буфеты, стол, кровати. Дом реализовали, разобрали и перевезли в Канзанаволок, где собрали из этих бревен школу. При ветхом доме была маленькая избушка, в которой , возможно, предполагали жить Василий Иванович с женой, но поселилась в ней первая супруга Григория Васильевича с дочерью и сыном.

Григорий Васильевич забрал вторую жену – Татьяну, но и ветхая супруга — Паулина осталась в Итогоре, в упомянутом домике.

Домашняя легенда гласит, что родственник первой жены, некто Гусев, хвастался, что донес на Григория, практически, — «посадил его». Правда ли это, не знаем. По большому счету же, репрессировали многих мужчин, и практически всех расстреляли.

Вряд ли дело было лишь в гусевском доносе. Наряду с этим брат Григория Василий Васильевич не был задет репрессиями а также управлял райком в Куганаволоке, после этого – в Медвежьегорске. Вдова Григория Татьяна Дмитриевна была вынуждена тащить не только домашнее тягло, но и бригадирствовать, что сказало о ее силе воли, но и о скудости местного коллектива. Репрессии обескровили и разорили его.

Пострадавшие старались держаться дружно.

Мать Татьяны Дмитриевны кроме этого перебралась в дом Осиповых, каковые бедствовали, но не недоедали. Вели подсобное хозяйство. Сеяли рожь, лен.

В год смерти Татьяны Дмитриевны сестры не забывали покинутые недалеко от дома в яме замоченные стебли льна, которым, как и остальным хозяйством, некому было заняться.

Сестры запомнили, что мама весь день была на работе. Ей приходилось бригадирствовать. Хозяйство держалось на деде – Василии Ивановиче.

По окончании его смерти в 1945 году все приходилось делать детям.

Из пяти детей Татьяны Дмитриевны выжили лишь две младшие девочки. С ранних лет им приходилось трудиться по дому: утром выгонять в поле коров и вечером встречать их, доить, кормить, собирать ягоды и грибы, молоть ржаную и пшеничную муку на ручном жернове, заготавливать дрова в лесу для сельского совета Канзанаволока, пилить дрова, копать почву, сажать и выкапывать картофель, репу, морковь, заготовлять сено для коровы. Приходилось отдавать в качестве налога топленое сливочное масло (6,5 кг. в год).

Но в доме оставалась молочная сыворотка. Главной пищей была картошка. Ее варили в печи в чугунке.

Поднимались рано, а ложились поздно, сделав всю домашнюю работу, а девочки еще должны были готовиться к урокам, каковые делали при свете лучины. Электричества не было. Керосин берегли. Он был дорог, да и возить его приходилось из Пудожа.

Василий Иванович колол лучины и вставлял их в коробку из металла, помещенную в расписную кадку с водой.

В доме и сарае сохранились на дверях древние амбарные кольца из щеколды и металла, но двери уже не закрывали, а только подпирали палкой.

Прекрасно запомнилась сестрам суббота с ее необходимой уборкой: мытьём и подметанием пола «добела», а после этого – с баней. В армейские годы Василий Иванович был единственным хозяином, топившим в деревне баню. По окончании того как помылись домочадцы, он пускал в баню всех соседей, в противном случае и практически всех оставшихся в деревне обитателей.

В хозяйстве была не только «белая», но и «тёмная» баня, чаще употреблявшаяся как подсобное помещение.

Необходимо заявить, что в послевоенные годы и военные из деревни старались уходить. В нее практически не возвращались отслужившие в армии. Репрессии и война забирали собственных жертв окончательно.

женщин и Детей, оставшихся в деревне в годы войны косил тиф. Юные девушки старались выйти замуж и уехать из Коскосалмы. Уж больно тяжелым был практически неоплачиваемый труд в колхозе. Однако, в годы войны в Коскосалму из Пудожа пешком пришла чья-то семья . Какое-то время они переживали тут голодные годы.

Все-таки рыба водилась в изобилии. Не было соли, и ее непросто было хранить. В самые голодные годы рыбу сушили, перетирали в муку, пекли из данной муки с кореньями и травами лепешки.

1940-е годы запомнились как время ужасных опробований. Начало 1950-х гг. запомнилось возвращением нескольких репрессированных и возникновением цыган. Домашнее предание связывает эти события.

К цыганам приходили и просили погадать на картах – сообщить о судьбе тех репрессированных, кто не возвратился. Смерть Сталина в марте 1953 года запомнилось сестрами как ужасное горе. Народ плакал, искренно либо нет, делать выводы спустя 60 лет тяжело.

Скоро, в октябре того же года последовало настоящее горе – смерть Татьяны Дмитриевны, по окончании чего сестры были вынуждены покинуть родную деревню. С годами память о родных местах стиралась, родни в Коскосалме не осталось. Деревня для сыновей Анны Дмитриевны стала практически мифом, а для внуков это имя уже, увы, ничего не означает.

Возможность побывать на исторической отчизне, появившаяся благодаря энтузиастам, возобновляющим Водлозерье, дает шанс возродить и отечественную домашнюю историю, вернуть сообщение с корнями.