Для приготовления восьми порций потребуется следующее

Для теста:

500 г муки, не содержащей разрыхлителя

200 г сахарной пудры

100 г свиного жира либо лярда

50 г несоленого сливочного масла

1 апельсин

5 яичных желтков

белое вино

щепотка соли

Для начинки:

1 кг филе рыбы-клинок

35 г соленых каперсов (с острова Пантеллерия)

350 г весьма спелых томатов

3 цуккини

2 луковицы средней величины

2 корня сельдерея

100 г зеленых оливок без косточек

35 г кедровых орехов

2 столовые ложки красного винного уксуса

2 десертные ложки сахара

1 десертная ложка весьма концентрированной томатной пасты

оливковое масло

Смешать муку, сахар и соль. Добавить в взятую смесь свиной жир (либо лярд) и масло. Месить тесто руками , пока оно не станет рассыпчатым.

Натереть в тесто апельсиновую кожуру и добавить яичные желтки.

Добавить столько вина, сколько необходимо, дабы тесто стало плотным. Размесить, скатать из теста шар, завернуть его в пищевую пленку и охлаждать не меньше часа.

Шепетильно промыть водой каперсы. Размочить в горячей воде кишмиш. Очистить томаты от кожицы, вынуть из них семечки и нарезать. Вымыть цуккини и нарезать на ломтики толщиною в миллиметр. Поджарить в оливковом масле до бледно-коричневого цвета.

Подсушить на кухонном полотенце.

Нарезать сельдерей и лук.

Влить мало масла в ту сковороду, где жарились цуккини, и поджарить сельдерей и лук. Добавить сахар и уксус. Подержать на огне несколько мин., дабы сахар расплавился.

Добавить каперсы, кишмиш, оливки и кедровые орехи. Всю эту смесь подержать на огне несколько мин.. Добавить томаты и пасту.

Перемешивать в течение пятнадцати мин..

Нарезать филе рыбы на маленькие кусочки и добавить в смесь. Перемешивать в течение пяти мин..

Нагреть духовку до 17 °C. Шепетильно смазать маслом противень. Отрезать четвертую часть теста и отложить ее.

Раскатать оставшееся тесто в страницу таковой величины, дабы был покрыт целый противень, а мало теста свисало по его краям, Положить начинку с рыбой, меняя ее с цуккини. Раскатать оставшееся тесто и положить сверху на начинку. «Запечатать» края. Сделать в верхнем слое мелкие надрезы для выхода пара.

Смазать яйцом.

Выпекать в течение часа до образования золотисто-коричневой корочки.

Салат стокаффиссо[76](Insalata di stoccaftsso)

Данный рецепт — моя, несовершенная, версия деликатеса, подаваемого в кафе «Крестный отец».

Для изготовление четырех порций потребуется:

800 г вяленой рыбы

2 корня сельдерея

100 г зеленых оливок без косточек

1 лимон

2 сухих перца чили

оливковое масло «Extra Virgin»

Размачивать вяленую рыбу в течении 24 часов, пара раз меняя воду. Нарезать ее на мелкие кусочки.

Нарезать сельдерей. Очистить лимон и нарезать его на мелкие кусочки. Кроме этого мелко нарезать чили.

Разрезать оливки пополам.

Смешать все ингредиенты и добавить оливкового масла по вкусу.

Кальмары фаршированные (Calamari ripieni)

Это рецепт закуски.

Для изготовление шести порций потребуется:

6 кальмаров средней величины

200 г панировочных сухарей

100 г тертого сыра качокавалло

пучок петрушки сок

1–2 лимонов

1 апельсин

соль

перец

2 лавровых страницы

оливковое масло «Extra Virgin»

Нагреть духовку до 220 °C. Отрезать щупальца и головы кальмаров и шепетильно вымыть их. Мелко нарезать щупальца.

Мелко нарезать петрушку. Смешать панировочные сухари, сыр и нарезанные щупальца. Посолить и поперчить.

Добавить лимонный сок по вкусу.

Нафаршировать данной начинкой кальмара.

Не нужно брать через чур много начинки, поскольку в ходе готовки она расширяется.

«Запечатать» выход посредством зубочистки, дабы сок не вылился.

Положить фаршированные кальмары на громадный страницу алюминиевой фольги вместе с лавровым и ломтиками апельсина страницей. Сбрызнуть оливковым маслом. Сложить фольгу, сделать из нее шепетильно запечатанный пакет.

Поставить в духовку на двадцать мин..

Охладить и разрезать кальмары на кусочки весьма острым ножом.

Возможно подавать в тёплом, теплом либо холодном виде. При жажде полить каким-нибудь соусом.

Кофейная гранита (Granita di caffe)

Кофе должен быть весьма крепким. И не забудьте положить наверх взбитые сливки, легко поде лишенные сахарной пудрой. Очевидно, бриоши должны быть тёплыми.

Для изготовление четырех порций потребуется:

80 г сахара

250 мл крепкого тёмного кофе

1 стручок ванили либо 2 капли ванильной эссенции

щепотка молотой корицы

100 мл взбитых сливок

2 десертные ложки сахарной пудры

Налить в кастрюлю двести пятьдесят миллилитров (стакан) воды и положить сахар. Нагреть до полного растворения сахара и кипятить не меньше 60 секунд.

Уменьшить пламя и влить в сироп кофе. Шепетильно перемешать. Снять с огня.

Добавить в кофейный сироп ваниль либо корицу и ванильную эссенцию. Шепетильно перемешать.

Охладить до комнатной температуры.

Перелить смесь в пластиковый контейнер и поставить его в морозильник. Оставить на два часа, перемешивая вилкой каждые десять — пятнадцать мин.. В конце смесь обязана купить кашеобразную консистенцию.

Перед подачей на стол взбейте сливки с сахарной пудрой в устойчивую пену.

Поделите мороженое гранита на четыре стакана и в любой положите сверху взбитые сливки.

Глава 14

Время снимать мерки

Мессина — Таормина

Я решил избежать поездки по прибережной автостраде, забитой автомобилями, мимо нечистых городишек и отправился по горной проселочной дороге, которая, в соответствии с моей карте, шла параллельно ей. Я приближался к ней по окраинам Мессины и уже поднялся на низкие бугры Пелоританских гор, возвышавшиеся за городом, в то время, когда оказалось, что эта дорога никуда не ведет. Но, я отнесся к этому совсем нормально: прошлые эпизоды, ставшие следствием моего неумения просматривать карту, обучили меня ничему не удивляться.

Возвратившись на берег, я нашёл другую дорогу, которая шла в горы к деревне называющиеся Итала. Никаких сомнений, что в случае если мне удастся добраться до нее, то я смогу, обогнув гору Скудери, выбраться на эту загадочную дорогу, отмеченную на карте и идущую параллельно прибрежной автостраде. Взбодрившись, я снова двинулся в путь.

Дорога вселяла надежду. Она бежала по покрытым буйной растительностью и расположенным уступами, пологим равнинам, мимо Сан-Пьетро, маленькой норманнской церкви, около которой росли финиковые пальмы, идеальной и умиротворяющей. Но скоро она пересеклась с дорогой, не меньше извилистой, чем сицилийский ум, и я сделал вывод, что это и имеется путь на Италу.

Почувствовав прилив сил, начал было насвистывать «Путь далек до Тинерери», но — увы! — мотоциклетный шлем не содействует этому занятию.

Как показывала карта, дорога, обогнув гору, должна была соединиться с той, которую я искал. Ни указателе значилось совершенно верно — Monte Scuderi, и он отсылал в верном направлении, через частые заросли съедобных каштанов.

Но нужной мне дороги в том месте не выяснилось.

Ох-х! Было нужно ехать через заросли съедобных каштанов, мимо звенящих ручьев и находившихся, как будто бы на выставке, цветов, мимо ущелий, поросших рябиной, падубом, ясенем и каменным дубом. С дороги раскрывался потрясающий вид на южную Калабрию и Мессинский пролив.

Но в итоге и эта «тропа» превратилась сперва в какое-то нечистое месиво, а позже и вовсе растаяла в горах.

Я был зол и раздражен. Мне не оставалось ничего другого, как возвратиться на прибрежную автостраду и согласиться с ее пробками.

Было уже мрачно, в то время, когда мы с «Моникой» встали по похожей на штопор автостраде, ведущей от пляжа Маццаро, и были перед «Каза Кусени» над Таорминой.

* * *

Дом очаровал меня в тот самый момент, в то время, когда я, подпрыгнув, влетел на «Монике» сперва на тротуар, а позже в ворота, чуть не столкнув хозяйку, Мелиссу Фелпс, в пруд и не отправившись В том же направлении за ней совместно со своим скутером.

Дом и окружавший его сад отличались красотой, целесообразностью, интеллигентностью и сильно выраженной индивидуальностью. Он возвышался на склоне головокружительного бугра над Таорминой, большой и уверенный в себе, сочетая формализм тосканской виллы с комфортабельностью британского загородного дома. Все это было спроектировано и выстроено Робертом Китсоном в 1905 году.

По образованию он был инженером, но строительство усадьбы перевоплотило его в архитектора, прораба, в садовника и дизайнера интерьеров. Владея воображением, не сломанным придирчивыми педагогами, он не вспоминал о том, возможно ли сочетать ар-нуво с сицилийским стилем, и пригласил друга Фрэнка и своего учителя Брэнгвина[77], что спроектировал панельную обшивку, стол, стулья и буфет и расписал стенки столовой.

В то время, когда во второй половине 40-ых годов XX века Китсон погиб, его племянница, Дафна Фелпс, приехала на Сицилию, дабы реализовать дом. Но вместо этого влюбилась в него и решила поселиться тут, а дабы выживатьи принимать постояльцев, написала историю собственной жизни на острове, опубликовав прелестную книгу «Дом на Сицилии». В 2005 году, в возрасте девяносто четырех лет, Дафна негромко умерла в собственной постели — настоящая una partenza dolce (спокойный уход).

Она завещала дом своим племянницам и племянникам, каковые, дабы иметь возможность содержать его, создали Культурную ассоциацию «Каза Кусени», и Мелисса, виолончелистка по образованию, стала менеджером и последней по времени хранительницей славы данной усадьбы. Один хороший приятель порекомендовал меня ей, и мне здорово повезло: в то время в то время, когда я планировал приехать в Таормину, она должна была пребывать на месте.

По обе стороны от череды лестничных маршей раскинулся головокружительный сад в виде зеленых и тенистых террас. Причудливый формализм самой структуры сада легко смягчали растения и роскошные кусты всевозможных, самых неожиданных форм. Воздушное пространство был напоен запахом жасмина, цветущих лимонов.

Наконец я, задыхаясь, был на террасе перед дверью с портиком, ведущей на первый этаж.

За ней пребывала прекрасная, просторная гостиная, занимавшая центральное положение; по одну сторону от нее размешался кабинет, а по другую — столовая со известной росписью Брэнгвина. К столовой примыкала темноватая кухня. Спальни и ванныепребывали на втором этаже и под самой крышей.

Было видно, что дом здорово обветшал. Как сообщила сама Мелисса, водопровод «дышит на ладан», да и сад также испытывает недостаток во внимании, но дом так же, как и прежде создавал огромное чувство собственной странным сочетанием и необычностью гедонистической роскоши и инженерного расчета. Видно, что его интерьер шепетильно продумали и организовали так, что помещения в один момент помогали и публичным местом, и частным жилищем.

Внизу, у подножия бугра, покоился город, а справа от дома поднималась Этна, и лава, застывшая на ее склоне, искрилась в темноте. Сидя на террасе, мы с Мелиссой выпивали и говорили.

* * *

Собственной репутацией города, терпимого к предосудительному поведению чужестранцев, Таормина обязана двум германским баронам — Отто Геленгу и Вильгельму фон Гледену, каковые в восьмидесятых годах девятнадцатого столетия опубликовали фотографии местных обнаженных пастухов в рискованных «греческих» позах. Это был поступок, что сейчас был бы наказан тюремным заключением.

Но славу Изумрудного берега Таормине принесли визиты королевских особ в те далекие времена, в то время, когда монархи выступали главными законодателями моды. Кайзер Вильгельм II побывал тут во второй половине 90-ых годов XIX века, а Эдуард VII на протяжении собственного нахождения в Таормине в 1906 году посетил студию фон Гледена. Весьма интересно, как отреагировала бы английская пресса, если бы принц Чарлз решил нанести визит в редакцию издания «Asian Babes»[78].

Визиты коронованных особ привлекли в Таормину англичан, американцев, скандинавов и немцев. Вот что написал об этом Дэвид Герберт Лоуренс:

Воскресное утро,

И из сицилийских городков, окружающих Этну,

Собрались социалисты, дабы взглянуть на нас.

Многие знаменитости наслаждались таорминским солнцем и потягивали тут коктейли, а также Марлен Дитрих, Грета Гарбо, Теннесси Уильяме и Трумен Капоте.

Ах, где эти социалисты прошлого? Физически город не очень сильно изменился с прошлых времен. В нем все та же разношерстная смесь архитектурных стилей и потрясающая панорама, которую Лоуренс точно определил бы, но своры английских, германских и скандинавских королевских особ с сопровождавшими их поклонниками древнегреческой культуры, пьяными неврастеническими актрисами и писателями уступили место новым безжалостным ордам, каковые устремляются в город из экскурсионных автобусов и с круизных лайнеров, весёлым бродягам, забивающим улицы.

В первой половине 70-ых годов XX века, в то время, когда мы с Томом в первый раз приехали на Сицилию, город был забит людьми и толпы туристов перемещались по городу подобно стадам мигрирующих зверей.

Очевидно, следовало бы приветствовать эту видимую демонстрацию народовластия в действии. То, что когда-то было доступно только избранным, богатым и привилегированным, сейчас открыто всему миру, но мне не необходимы ни монархи и их свиты, ни поклонники Старой Греции из Британии, Германии либо Скандинавии, ни пьяные писатели, ни неврастенические кинозвезды, ни безжалостные орды. Мне нужна лишь сама Таорминя и дабы она принадлежала только мне одному.

В собственной записной книжке я отыскал таковой фрагмент: «Сад полон кактусов, отцветающих и готовящихся дать семена; запах мимозы; пруда; ступени и дорожки, прочные, основательные; большое количество тенистых уголков и потрескавшихся каменных скамей; шикарные герани, еще кактусы; приходящий в упадок теннисный корт, круглые железные столы, за которыми никто не сидит, железные кресла, навевающие воспоминания об Англии перед началом последней войны, но почему-то создающие необычное чувство, как и сам дом. Громадный и необычно декорированный; индийские портьеры и кирпичная кладка, каучуконосное растение, светильники в виде королевской кобры, высокие потолки, абажуры, похожие на перемещённые на затылки шляпы китайских кули[79], подсвечники из сварочного железа, одни со свечами, другие — с электрическими лампочками; помещения, расположенные около большой, находящейся в центре гостиной, мебель тридцатых годов прошлого века, мало устаревшая и обветшавшая, но все еще солидная и британская — когда-то данный дом был частным жилищем, а после этого стал отелем — в книге визитёров полно фотографий нарядных участников вечеринок, имена которых написаны неразборчиво, комментариев, газетных вырезок о свадьбах, о венгерских принцах, об американцах, об британских красавицах, о львицах и светских львах, о совсем малоизвестных в наши дни ветхих машинах, о пикниках.

Re они все на данный момент? на данный момент в гостинице восемь постояльцев, включая нас с Томом, и правит бал тут некая мисс Бетти. Ей оказывают помощь какая-то весёлая немка и неизменно вежливый персонал.

Кто такая мисс Бетти? У нее необычный выговор, легко похожий на выговор обитателей центральных графств Англии: она проглатывает на финише слов. Мисс Бетти создаёт чувство делового и активного человека. Неожиданно она говорит: „Мне пора.

У меня имеется ответственные дела“.

И уходит, дабы начать разговор по телефону о различных социальных проблемах, наряду с этим ее голос эхом отдается в гостиной. У нее нехорошей итальянский. какое количество лет она живет тут?

Как ты можешь совершить ошибку?

Немец выясняется швейцарцем, преследующим интересы собственной семьи, и фанатом фитнеса, и узнается, что отель в собственности итальянцу и его жене, полуангличанке-полуголландке, а что касается мисс Бетти, то мне думается, что ее отчизна — Лондон либо юго-восточная Англия».

За данной записью направляться загадочный постскриптум: «Мужчина, с явным неудовольствием разглядывающий газету через монокль, держит ее на расстоянии не меньше фута от себя».

Вилла Сан-Панкрацио и ее необычные жители стали для меня тогда олицетворением неповторимого шарма Таормины, и мне остается только сожалеть о том, что я не был столь же прилежным в том, что касается вторых тогдашних впечатлений.

Я отправился в гости к вилле Сан-Панкрацио и к собственному прошлому. В итоге я нашёл ее и весьма пожалел об этом. Она стояла рядом с фуникулером, что связывал город с пляжами.

Вывеска так же, как и прежде красовалась на ее крыше, которая на данный момент была на уровне дороги.

Отель совсем развалился и был закрыт. Сад сохранился и кактусы также. Мне кроме того удалось найти теннисный корт, а все другое превратилось в руины.

Я заметил мужчин в защитных костюмах и в масках, в руках которых были баллоны с какими-то химикалиями. Травмированный таковой встречей с настоящим, я предпочел скрыться в саду собственной памяти.

* * *

Итак, я пришел на последнюю сицилийскую трапезу. На следующий сутки я верну «Монику» ее законным обладателям в Катании и отправлюсь в Англию. Но перед отъездом Кончетта давала слово приготовить мне завтрак.

В случае если Мелисса была хранителем славы «Каза Кусени», то Кончетта Кундари в течение сорока лет пребывала его хорошим ангелом, помощницей Дафны Фелпс, кухаркой и домоправительницей. Она жила совместно со своим мужем Пеппино в скромном домике в саду и оттуда пристально смотрела за всем, что происходит в доме. Я отыскал в памяти обед с Ричардсами на вилле Ингхэм в начале моего путешествия по Сицилии.

Мне показалось совсем не случайным, что и финиш одиссеи также был связанным с Англией.

— Вы любите чеснок? — задала вопрос меня Кончетта, в то время, когда я, стоя на кухне, следил за ее работой.

Кухня представляла собой просторное мрачноватое помещение со необычным сочетанием поверхностей и разного оборудования, с старой плитой и с мраморным рабочим столом. Кончетта нарезала узкими ломтиками чеснок, что необходимо было добавить к стоящей на огне фасоли.

— Да, — подтвердил я.

— Кое-какие не обожают его, — как будто бы прося прощения, добавила она. — Весьма жаль, поскольку он таковой вкусный.

Кончетта имела в виду гостей из Англии, каковые приезжали ко мне еще при жизни Дафны Фелпс. В то время кое-какие вычисляли чеснок ужасным и страшным продуктом, чуть ли не знаком того безнравственного и нечестного поведения, какое возможно было ожидать от европейцев.

— Что вы еще планируете приготовить?

— Risotto confinocchio selvatico, рисотто с фенхелем. С диким фенхелем из отечественного сада. Вы понимаете, что это такое?

Я знал и весьма обожал его опьяняющий и бодрящий вкус.

— Я додаю еще и колбасный фарш. Это не настоящее сицилийское блюдо, но синьоре Дафне оно нравилось.

И Кончетта принялась готовить рисотто. Она начала с того, что натерла лук, базу блюда. Я задал вопрос, из-за чего она его трет.

— По причине того, что с тертым луком рисотто более ласковое, — сообщила она. — У меня необычная кухня, — продолжала Кончетта, не переставая трудиться руками. — Не все, что я готовлю, возможно назвать традиционно сицилийскими кушаньями. Кое-чему я обучилась у собственной матери. Хозяйка сама обожала и умела готовить.

Она не желала кормить собственных гостей лишь местными блюдами, исходя из этого я экспериментировала и создавала собственные.

Я в который раз за мое путешествие поразмыслил о всех тех, кто в течении столетий вторгался на Сицилию и селился тут, о том, что они привозили ко мне собственные рецепты, и о том, как это воспринималось и трансформировалось местным населением, получая сицилийский колорит. Пришел Пеппино и принес пучок перцев дьяволино из сада, как и все другие овощи.

— Сейчас необходимо поджарить лук, крайне осторожно, — пояснила Кончетта, и кухня наполнилась сладковатым, карамельным запахом жареного лука. — фенхель и Колбасный фарш добавим позже, под самый финиш — рис, и все это будем тушить совместно.

Склонившись над кастрюлей, Кончетта терпеливо и методично перемешивала ее содержимое. У нее были сильные, мускулистые руки итог физической работы в течение всей жизни, приятное и решительное лицо, а лоб напоминал медный утес, выступающий из-под кратко стриженных седых волос. Кончила по большому счету была похожим гора, и в ней чувствовалась надежность.

Она казалась такой же вечной, как Этна, возвышавшаяся справа от дома.

— В конце необходимо положить пармезан и маленький кусочек масла, — прервала она молчание.

Запах жареного чеснока, острый и пикантный, смешался с запахом петрушки и фенхеля и с запахом жареного лука.

— Queste sono piccolo cose. Non costano molto. (Все это простые вещи, и стоят они недорого.)

Она рукой отмерила необходимое количество риса и влила мало белого вина.

Кончетта появилась и выросла в горной деревне и приехала в Таормину в отыскивании работы. В то время жить в деревне пришлось нелегко, а на данный момент еще тяжелее, по причине того, что нереально получить. Родители, само собой разумеется, остаются в том месте, а дети уезжают, и верно делают.

Кто на данный момент согласен жить в нищете? Кончетта заявила, что в горах уже большое количество кинутой почвы.

Вошла Мелисса и принюхалась.

— Обожаю, в то время, когда Кончетта готовит. Так вкусно пахнет! — не сдержалась она. — У меня сходу появляется уверенность в том, что все будет прекрасно. В этом содержится преимущество пищи.

До тех пор пока она подготавливается, вы имеете возможность наслаждаться ее запахом и предвкушать наслаждение, которое она вам доставит.

В этом смысле нет ничего, что может сравниться с едой.

Сообщив эти умные слова, Мелисса ушла подготовиться к концерту, что должен был пройти в Англии через пара недель.

Кончетта улыбнулась, в то время, когда я перевел ей тираду Мелиссы. Накрыв кастрюлю с рисотто крышкой, она отставила ее.

— Верно, — дала согласие она. — e mi fa bene. (И меня это радует.)

Сложив руки, Кончетта скрестила громадные пальцы. Сейчас в кухню донеслась романтическая музыка виолончельного концерта Дворжака. Мелисса игралась в кабинете, в противоположном финише дома.

Это был один из редких, необычных моментов.

Я видел яркое солнце за окном и на его фоне — дымящую Этну. броский свет проникал в кухню через входную дверь и таял в ее чёрных, прохладных углах. Узкий запах жасмина и цветущих лимонных деревьев смешивался с запахом еды.

В один момент существовали темнота и свет, настоящее и прошлое, музыка и тишина.

Кончетта начала смешивать филе соленых анчоусов с сухарями. Она утвержает, что это кушанье бедняков, которое надеется имеется с овощами. Она нарезала перцы, каковые раньше принес Пеппино.

Она подметила, что для различных блюд необходимы различные перцы Мелкие острые пеперончини хороши для изготовление овощных блюд.

Менее острые она в большинстве случаев кладет в салат из томатов и лука. Смешав перец к сухарями и анчоусами, Кончетта переложила все на сковородку, предварительно налив в нее масло. В то время, когда она добавила в смесь овощи, шпинат и горьковатый дикий цикорий, что так обожают сицилийцы, послышалось шипенье.

Запахи, наполнившие сейчас кухню, напомнили мне о том, что я больше всего обожаю в средиземноморской кухне: о теплом запахе трав и оливкового масла, о ее сладости и остроте, о дивных, благоухающих фруктах и о людях.

* * *

Мы сидели за долгим столом на террасе, увитой виноградом: Мелисса, Кончетта. Пепнино, их зять и дочь и двое их детей. Мы ели рисотто с диким фенхелем, пасту с ним же, и соленые анчоусы; фасоль с петрушкой и чесноком; мороженое и канноли.

К угощенью подали вкусное вино и прекрасный хлеб.

Мы говорили о кухне, о мороженом гранита, каковые готовят в городе; о «ости морти» — местном кондитерском изделии; о мясных лавках, о чесноке Кончетты и о саде Пеппино, расположенном рядом от «Каза Кусени». Мы обсуждали, как классическая еда бедняков превратилась в еду богатых. Говорили о сезонных блюдах и о тех, что готовят по различным предлогам.

Думали о соотношении запахов и вкусов, вкуса и ароматов.

Мы заключили о том, что, проживи я на Сицилии хоть до конца своей жизни, и тогда не имел возможность попытаться все ее «фирменные» блюда. К тому времени, в то время, когда трапеза закончилась, дети уже давно убежали из-за стола, и солнце начало клониться к закату. Я поцеловал Кончетту и поблагодарил ее.

Она заявила, что сама взяла наслаждение, по причине того, что обожает готовить, и я опять поцеловал ее.

Позже продолжительно сидел на террасе в сгущавшейся темноте, глядя, как оранжевая раскаленная лава ползет вниз по склону Этны. Подо мной блистали огни города, и вдобавок ниже — линия огней мыса Таормина и дуга Джардини-Наксос. В наступавшей темноте это было дивное зрелище, и я отыскал в памяти строки, написанные в XIII веке Энцо, сыном Фредерика II, короля Сицилии, на каковые я наткнулся в одной из книг на протяжении собственного путешествия:

Имеется время для взлета и время возврата,

Имеется время для слов и время молчанья.

Имеется время отдыху и труду время,

Имеется время с терпением мерки снимать

И время для ожиданья Судьбы подношений.[80]

На Сицилии время владеет неординарными особенностями: оно эластично и довольно, течет и стоит на месте. Но мне было пора прощаться с Сицилией.

* * *

Оглядываюсь назад, на пара последних недель, совершённых на Сицилии, и на собственную первую поездку в текущем году, в то время, когда я проделал путь от Марсалы до Катании. Везде мне виделись лишь великодушие и доброта. Постарался я было отыскать в памяти хотя бы один пример недоброжелательности либо мгновение страха, какой-нибудь неприятный инцидент, да не смог.

Нет, само собой разумеется, меня одолевали иногда одиночество, неудобство, тревога, но в такие 60 секунд на ум приходил тот самый пожилой мужчина, что помог мне выехать из Марсалы. И не только он.

Первый совместный обед с семейством Лорето, что состоялся на следующий сутки, и милую заботу его дедушки; пессимистический энтузиазм Паскуале Торнат