Глава i. сенсационный дебют 5 страница

По залу пронесся одобрительный шёпот. Собрание, видимое, увлечено было словами оратора. Глава приготовился поставить на голосование проект, в то время, когда в ответ на его вопросительный взор неожиданно заговорил барон Ротенбург.

Глубочайший старик-банкир с места не встал. Преклонные лета либо нежелание “ораторствовать” растолковывали и прощали это исключение, на которое но, никто не обратил внимания, не считая двух делегатов России — графа Вреде и банкира Гольдмана, — обменявшихся многозначительным взором.

— Если бы обращение шла о возобновлении настоящего храма Соломона, — медлительно и тихо начал старик, — то я дал бы всё моё состояние до последнего рубля, дал бы последние дни моей жизни для успехи столь славной цели. Но, увы, священные стенки Сиона лежат в развалинах и, к стыду народа израильского, никто кроме того не пробует вернуть их в Иерусалиме.

— Достопочтенному барону Ротенбургу известно, какие конкретно непреодолимые затруднения мешают осуществлению замысла, горячо желаемого всеми нами, — начал было глава, но ветхий фанатик не разрешил ему докончить:

— Мы не в общем совещании масонской ложи, перед участниками первых посвящений, барон Джевид. Мы среди правителей народа иудейского и потому обманывать нам друг друга нечего. Мы все замечательно знаем, что непреодолимых затруднений для иудейского влияния на данный момент не существует, в особенности в Турции, где все продажно, а, следовательно, подвластно нам, и где масонство уже подготовляет переворот, что делает магометанское государство отечественным рабом.

Если бы мы, иудеи, серьёзно захотели вернуть настоящий храм Соломона в Иерусалиме, то никому из гоимов не удалось бы помешать нам! Но мы сами опасаемся аналогичной попытки. В нас самих иссякла вера в обещания пророков и мы опасаемся, дабы слова вечного неприятеля отечественного, Иешуа Ганоцри не сбылись, дабы снова строимые стенки не раздавили бы нас по Его повелению…

До того дошли мы, иудеи, что стали верить пророчествам казнённого предками отечественными, стали бояться Его бешенства… А вы рассказываете о могуществе вашей “Алит”. Что означает могущество внешнее, материальное, в сравнении с внутренней, духовной трусостью, что означает отечественное золото перед разложением душ отечественных?..

Гробовое молчание ответило на слова ветхого фанатика. Осознали ли присутствующие их роковое значение? Сжались ли их преступные сердца мрачным предчувствием?

Как знать!..

Но тяжёлое молчание прервано было главой, холодный и резкий голос которого совершенно верно уничтожил тягостное чувство, произведенное правдивой речью верующего иудея.

— Досточтимый собрат отечественный уклонился от программы сегодняшнего совещания. Вопрос о возобновлении храма Иерусалимского на повестке не следует. Да, помимо этого, это вопрос первостепенной важности, что нельзя обсуждать неожиданно, как бы вскользь.

Для успокоения же отечественного почтенного представителя русского еврейства, я напомню ему, что восстановление храма Иерусалимского соединено с пришествием отечественного мессии, будущего победителя отечественного вечного неприятеля. Время же пришествия этого предсказано пророком Даниилом, подобно всем мировым событиям. Следовательно, до этого времени затевать беседы об этом совсем излишне…

Из-за чего я и попрошу отечественного дорогого собрата возвратиться к разбираемому вопросу и сказать нам, как он относится к постройке временного храма Соломона в Париже, либо в каком-либо втором пункте земного шара, где владычество уже перешло в отечественные руки?

Вздох облегчения вырвался у многих собравшихся около этого зеленого стола, за которым подготовлялась смерть всего христианского человечества и порабощение всех стран земного шара. Бурные аплодисменты наградили председателя, нормально опустившегося на собственное кресло, промолвившего официальным тоном:

— Слово в собственности барону Ротенбургу.

В этом случае ветхий иудей встал с кресла и, опершись на стол собственной морщинистой, совершенно верно из воска слепленной, рукой, заговорил громче и резче, чем в первоначальный раз:

— По вопросу о постройке временного храма Соломона в Париже, я придерживаюсь особенного мнения, которое и прошу занести в протокол отечественного совещания, воображаемый на рассмотрение “совета семи” и на утверждение “хранителя престола израильского”… Я нахожу, что постройка аналогичного храма имела возможность бы иметь значение лишь тогда, если бы в этом храме проповедовалось чистое учение Моисея, записанное Торой и пояснённое в священных книгах талмуда учёными святыми и раввинами “наси”, князьями церкви израилевой.

Но так как я знаю, что каждый храм, возводимый масонством, именуйся он синагогой, буддийским капищем, — церковью какой-либо новой секты, пробующей слить христианство с еврейством, наподобие рыцарей тамплиеров, либо кроме того открыто храмом “свободных каменщиков”, — однако он останется капищем сатаны, в котором поклонники Люцифера будут выполнять собственные гнусные обряды. Я исходя из этого выступаю в протест всяких грандиозных построек.

Для иудеев достаточно несложных синагог, число которых каждый год множится. Что же касается люцифериан, неизменно завладевающих иудейскими душами, как и иудейскими организациями, то моё вывод о них я высказывал неоднократно.

— Разрешите, — скоро и решительно перебил оратора глава. — Разрешите мне возразить вам, досточтимый брат, что убеждения отдельных участников великого интернационального синедриона никого не касаются. Необходимы для нас всех лишь две вещи: неприязнь к гоимам и их нечистой вере, и почитание крови израильской, текущей в жилах избранного народа, мирового господства которого мы клялись получать всеми средствами. И в случае если одним из этих средств выяснилось служение Люциферу, то никто из не желающих поклоняться отечественному всесильному покровителю не имеет права оскорблять тех из них, кто признаёт своим вождем сурового царя зла, крови и мрака.

Ветхий иудей без звучно выслушал это замечание относительно молодого человека, лишь глаза его загорелись да презрительная усмешка скривила узкие бледные губы. В то время, когда же барон Джевид Моор замолчал, то представитель иудейской “России” заговорил, по-видимому, спокойным голосом, в котором, но, нетрудно было уловить дрожь ужасного, с большим трудом сдерживаемого возбуждения.

— Оставляя каждому из нас свободу верить и молиться кому и как угодно, я имею право, — да, господин глава, — право, столько же, как и обязанность, высказать вам, из-за чего я нахожу средство к борьбе с гоимами, избранное большинством масонства и еврейства — то “средство”, которое вы назвали люциферианством, либо поклонением сатане, — очень вредным и страшным для самих иудеев… Надеюсь, что мои коллеги, собравшиеся тут, не откажутся выслушать глубокое убеждение старика, которого вы, возможно, уже не досчитаетесь при следующем съезде… Пускай же мой не сильный голос раздастся в последний раз для предупреждения братьев моих, израильтян, о гибельности пути, легкомысленно выбранного ими…

— Даю предупреждение почтенное собрание, что оно в праве просить замолчать каждого сочлена, если не хочет слушать его мнения, хотя бы кроме того и мотивированного… — сообщил глава.

— Пускай говорит… — раздались голоса. — Мы можем, и мы должны всё выслушать, всё обдумать и всё принять к сведению в интересах народа иудейского, — нормально и с уверенностью сказал лорд Дженнер от имени большинства участников.

Глава без звучно опустился на собственное место, предоставляя барону Ротенбургу говорить .

Ветхий иудей немногословным круговым поклоном поблагодарил за разрешение и начал негромким и важным голосом, в котором слышалась глубокая скорбь.

— братья и Друзья… Мы тут все иудеи и потому не можем сказать о терпимости, благодаря которой погибают неприятели отечественные, обожающие Распятого предками отечественными. Мы обязаны ненавидеть и ненавидеть все другие религии, а, следовательно, и все другие убеждения.

Люциферианство же превратилось в новую религию, начинающую подавлять иудейскую веру, изгоняя её из иудейских сердец… Я знаю, вы ответите мне, что каббализм основан, либо, по крайней мере, записан, высокочтимым и святым равви Акиба, которого вычисляют автором “Сафер Иезирах” — книги творений, опубликованной раввином Моисеем де Леоном. Прошу прощения у опытных все это за повторение того, что им известно.

Но молодому поколению иудеев мало известна история веры отцов отечественных. Многие из них не знают кроме того старого языка талмудов и должны ограничиваться нехорошими переводами отечественных священных книг. Кроме того тут, на этом совещании международного иудейского синедриона, нам приходится сказать, стыдно сообщить, по-германски чтобы мы имели возможность осознавать друг друга…

Смутный ропот пробежал около стола. На лицах присутствующих выразилось тягостное смущение. Лишь граф Вреде и Гольдман переглянулись, все с той же полунасмешливой ухмылкой.

Но ветхий фанатик не увидел данной ухмылки, увлечённый собственными мыслями.

— А мы трудимся для глобального господства иудеев, во имя объединения отечественного, рассеянного в мире, народа, связанного лишь общностью веры, мыслей и интересов чувств. Как же не заявить, что все, вносящее разделение в среду отечественную, есть пагубным в самом принципе собственном.

Книга же “Зогар Гакадош”, явившаяся как бы объяснением и дополнением “Сафер Иезирах” ребби Акима, создала первый великий раскол в еврействе, которое не имело возможности расколоть ни тиранство ассирийских и вавилонских извергов, ни мудрость египетских и халдейских вероучений, ни металлические легионы римских цезарей, ни тысячелетние преследования последователей “известного человека”. Книга “Зогар Гакадош”, всё равняется кем бы она ни была написана, Симоном ли бен Иоахаем, бывшим князем и “первосвященником”, “наси” храма Иерусалимского, либо лишь умным каталонским раввином, Моисеем де Леоном, сделала то, чего не могли добиться ни сила, ни мудрость, ни преследования неприятелей отечественных.

Она создала первый раскол в еврействе, создав каббалистов и, в противоположность им, талмудистов, к каким имею честь принадлежать и я, недостойный петербургский равви… Не стану разбирать тут ужасного вопроса, имеет ли каббала жёсткое, практически доказанное научное основание, либо же есть бредом полубезумия, в случае если кроме того не целым обманом?..

Больше сообщу, я не могу допустить, дабы несложным обманом возможно было увлечь миллионы людских рассудков, захватывая и удерживая их собственного рода сказкой, как бы красноречива и очень способна ни была эта сказка… Обнажённый обман раскрылся бы когда-нибудь.

В то время, когда же я вижу лучшие умы еврейства, умнейших преподавателей предков: равви Азриеля, Эзры, Исаака бен Лафита, Моисея де Леона, Моисея Кардоваро, Моисея Нахмани, вормского ребби Элеазара и стольких вторых умных, благочестивых раввинов и учёных в перечнях верующих в реальность откровений каббалы, то я преклоняю голову и умолкаю! Но в следующую же 60 секунд мной овладевает ужас перед опасностью, угрожающей народу израильскому, не в меру увлечённому тайными науками. Не говоря уже о том, что через чур много лучших голов иудейских бросают деятельность в пользу народа отечественного, для углубления в тайны каббалы, что сокращает силы отечественного народа.

Ветхий раввин окинул практически скорбным взором собрание и продолжал с возрастающей экспрессией:

— Отечественный народ и без того немногочислен, относительно с племенами человекообразных животных, созданных Творцом отечественным на потребу избранному народу израильскому. Эту опасность ещё имели возможность бы преодолеть иудеи, среди которых энергия и мудрость не необыкновенные качества, как среди гоимов, а общее врожденное, племенное преимущество. Но большое количество страшнее то, что, углубляясь в изучение тайн каббалы, мудрецы отечественные уходили в пропасти и дебри невидимого мира духов и мертвецов.

Общение с чёрными силами завлекало каббалистов все дальше и дальше и, в итоге, в погоне за чудесной силой, подчиняющей мир невидимый, каббалисты натолкнулись на силу зла, стоящего на страже этого невидимого мира, и пали ниц перед ней… Создалось поклонение Люциферу, к которому примкнуло множество гоимов…

В древние времена предки отечественные, трудившиеся для той же священной цели, которой мы все посвятили себя и жизнь отечественную, т. е. для глобального владычества еврейства, предки отечественные радовались, заманив в сети каббалы и неразрывно связанной с ней тёмной магии целые общины назореев, наподобие могущественнейшего ордена тамплиеров, рыцарей храма.

Заботливо поддерживались предания каббалистов среди назореев и создавались из обломков рыцарей-храмовников первые ложи свободных каменщиков… История масонства известна вам всем, дорогие товарищи, и потому я не стану о ней распространяться. Но не скрою от вас того, что, радуясь расширению этого тайного общества, трудящегося для нас и под отечественным управлением, я очень сильно озабочен распространением среди него поклонения сатане…

С того времени, как масонству стала ненужной притворная приверженность к христианству, с того времени, как “свободные каменщики” взяли возможность открыто выступить на защиту угнетенного еврейства, я подмечаю ужасное уменьшение благочестия среди народа израильского, в связи с угрожающим развитием поклонения повелителю зла — сатане. Вы не видите в этом опасности, считая Денницу-Люцифера своим союзником. Пускай так!..

Но я не могу отделаться от мысли, что Творцу земли и неба, сообщившему: “да не будут тебе бози иние, разве Мене” не может быть приятно поклонение Его слуге, восставшему против собственного Создателя… Вы ликуете, утверждая, что распространение сатанизма среди гоимов и назореев окажет помощь вам достигнуть основной цели вашей, развращения, т. е. обессиления, уничтожения гоимов, по причине того, что защитник их, Иешуа Ганоцри, разгневается на них за измену и прекратит защищать их в борьбе с нами.

Я же вижу глубокое несоответствие в данной эйфории. Вы как бы признаете непобедимую силу Иешуа Ганоцри, которого мы — иудеи, признаем чернокнижником, обессиленным умными раввинами, распявшими его руками римских поработителей. Так думали предки отечественные, так думаем и мы, старики… В случае если же мы сами начнем признавать силу отечественного вечного неприятеля, — а опасаются лишь того, во что верят, — то как же бороться и к чему подниматься с целью достижения конечного торжества Израиля?

Дайте мне ответ!

Решите моё недоразумение, дорогие братья по крови, перед тем как потребовать от меня одобрения постройки новых капищ сатане, где бы то ни было и под каким бы то ни было заглавием.

Вторично гробовое молчание ответило ветхому фанатику, бессильно опустившемуся на собственное кресло. Присутствующие без звучно переглядывались, по всей видимости борясь с растерянностью, а возможно и испуганно, позванным ужасными словами всеми глубокоуважаемого петербургского раввина.

Но вот, по окончании минутного молчания, медлительно встал с места сосед графа Вреде, банкир Гольдман. Его некрасивое калмыцкое лицо было практически так же бледно, как и лицо барона Ротенбурга, но голос звучал жёстко и нормально.

— Я отвечу отечественному досточтимому равви одним из предисловий отечественного талмуда, запрещающего углубляться в размышления о сущности божества, непостижимой уму людской. Всем нам как мы знаем, что имеется и другие вещи либо вопросы, о которых раздумывать через чур страшно для отечественного хрупкого рассудка. Для посвящающих себя важному и постоянному изучению каббалы нужен не только намерено тренированный ум, но и воодушевление…

Откуда исходит это воодушевление, я не знаю и не задаю вопросы…

Было время, в то время, когда и я терзался жаждой и сомнениями знания, подобно многим из нас. Но оно прошло, к счастью, прибавлю я. На данный момент я тружусь для возвеличения народа моего! Этого достаточно для моего успокоения.

Но однако я вижу, что каббала, либо тёмная волшебство, двери которой охраняются Люцифером, большое количество оказывает помощь нам в достижении отечественной цели, а потому отказаться от неё было бы довольно глупо. Я не знаю и не желаю знать, кто окажется сильней — сатана либо “узнаваемый человек”, но я пользуюсь помощью и поддержкой того, кто дешёв нам, против того, примирение с которым для нас нереально уже вследствие того что оно повело бы за собой исчезновение еврейства. Помимо этого, не забудьте, что мы содействуем и радуемся распространению поклонения сатане между гоимами уже вследствие того что талмуд говорит, что человечество должно быть совсем развращено перед приходом Мессии, а так как люциферианство, без сомнений, содействует преступности и увеличению разврата, то…

Ропот недовольства раздался около стола. Пара молодых французов не воздержались от восклицания негодования. Некрасивое, умное лицо петербургского банкира осталось непоколебимо, и лишь насмешливая ухмылка скривила его вывороченные толстые губы.

— Неужто мы станем себя обманывать, господа? Неужто будем делать вид, что вычисляем сатанизм религией хороша и света? Полноте…

Будем иметь мужество открыто высказывать собственные убеждения, хотя бы тут между нами, и сознаемся в том, что поклонение сатане не только ведет к разврату, но уже само по себе разврат, богохульство и преступление, заставляющее нас, люцифериан, изменять Всевышнему пророков и Моисея, каждый день нарушая все десять заповедей Его… Но так как мы вольно выбирали пути отечественные, а потому и можем открыто рассказать о том, куда ведут эти пути.

— Я прошу не сказать за меня, — крикнул ветхий фанатик Ротенбург. — Я ни при каких обстоятельствах не принадлежал к вашей адской секте и ни при каких обстоятельствах не принимал участие в жертвоприношениях Молоху — сатане…

Ухмылка некрасивого банкира приняла воистину дьявольское выражение злобной насмешки.

— Но вы принимали участие, и много раз, в истязании назорейских младенцев, для добывания из них пейсаховой крови… Сообщите, умный равви, неужто вы думаете, что эта жертва приятна всевышнему Израиля? Я же пологаю, что она приносится тому же сатане, Люциферу.

— Отечественный Яхве приказал Аврааму принести ему в жертву первородного сына собственного, — гневно крикнул старик.

— Но Всевышний не допустил выполнения этого убийства, заменив дитя животным.

— Дети назореев те же животные, имеющие человеческий вид лишь чтобы иудеям не неприятно было принимать от них услуги… Так говорит священный талмуд! — горячо возразил ветхий фанатик.

— Необычного же мнения Яхве о нас, иудеях, — с неприятной усмешкой ответил петербургский банкир, — в случае если предполагает, что нам приятней вытачивать кровь из человекообразного животного, могущего стонать и плакать, умоляя о пощаде, как отечественные личные дети, чем из какого-нибудь петуха либо козлёнка…

Глухой ропот раздался около стола. Глава быстро встал.

— Даю предупреждение почтенных ораторов, что отвлечённых, философски-религиозных споров направляться, по возможности, избегать на совещаниях великого интернационального синедриона, потому что, увлёкшись ими, легко возможно позабыть практические цели собрания.

— Совсем правильно, — дал согласие банкир. — Я именно это и желал ответить почтенному реббе Ротенбургу. К чему догматические споры?.. Кто прав, кто виноват — продемонстрирует время.

До появления Мессии уже не на большом растоянии, потому что он обязан появиться, по предсказанию каббалистов, в 1902 году, через какие-нибудь шесть лет. Тогда решатся все вопросы, сейчас разъединяющие нас.

До тех же пор предоставим каждому делать общее дело возвеличения еврейства, как ему угодно.

Раздались единодушные одобрительные восклицания. Кроме того ветхий фанатик легко кивнул собственной белой бородой.

— А сейчас, — проговорил глава, — возвратимся к начальному вопросу, в результате которого разыгрался отечественный спор, и решим, направляться ли строить храм Соломона в Париже, пока нам в том месте не удалось ещё добиться полного отделения церкви от страны, т. е. полного изгнания римского католичества с его служителями и упразднения монастырей, каковые являются как бы крепостями назореев, источниками и рассадниками силы гоев и неприязни к еврейству и масонству…

— Разрешите мне, досточтимые братья, сообщить два слова, — начал один из французов, совсем ещё юный человек с бедным лицом и злобно горящими впалыми глазами. — Как вам возможно известно, я приехал ко мне представителем французских колоний и исходя из этого знаю заокеанскую судьбу лучше всех присутствующих. Но я знаю кроме этого и Париж, в котором вырос и что посещаю практически каждый год. И я могу сообщить вам с полной уверенностью, что Париж все ещё не хорош заметить первый храм Соломона, созданный глобальным масонством.

Во Франции католицизм все ещё тлеет под пеплом, все ещё удачно борется с нами. Еврейство же через чур мало в Париже, как и во всей Франции, чтобы вынудить народонаселение повиноваться. Напротив, в колониях мы господа положения.

В Алжире католицизм угасает с каждым днем. На Мартинике мы сделали великий ход вперёд для уничтожения назорейства, даровав гражданские права цветному населению голосами отечественных парламентских прислужников. Вся масса вчерашних рабов, тёмных, метисов и мулатов, сохранила память о служении сатане и её нетрудно будет оживить и направить по желанной нам дороге.

Помимо этого, в колониях отечественным соплеменникам удалось захватить не только достаток, но и влияние так, что мы смело можем распоряжаться всем и всеми. Во французской Африке люциферианство победоносно водворилось, захватывая кроме того и соседние германские и британские колонии. Недавно одного из люцифериан-чиновников делали выводы германским судом, смешно сообщить, — за жестокое обращение и превышение власти с неграми.

По счастью, никому из судей не пришло в голову доискиваться обстоятельств “необычного” поведения подсудимого, которого отечественные учёные психиатры поспешили выставить невменяемым, красноречиво обосновывая “пагубное” влияние тропического климата на белую расу… Мы большое количество смеялись, просматривая данный процесс. Отечественный германский единомышленник отделался несложным выговором, от которого мы, само собой разумеется, имели возможность бы его предохранить, если бы он был “отечественный” — иудей.

Но из-за гоя, не смотря на то, что и принадлежащего к нашим единомышленникам, не стоило пускать в движение через чур сильные средства. Не так ли? Большая часть присутствующих без звучно кивнули головой, лишь граф Вреде сказал нормально:

— А вы уверены в том, что в этом человеке не было отечественной крови?

— Совсем уверен, — отвечал оратор, — равно как и в том, что он ни за что не выдал бы отечественных тайн, сохраняя данную клятву, хотя бы ценою судьбы… Это необычная, но нужная изюминка германской скотины, которой мы особенно с радостью пользуемся… Но возвращаюсь к моему предложению основать храм масонов, сатанистов, посвящённый будущему “царю земному” — антихристу, в одной из французских заокеанских колоний.

Это имеет две несомненные пользы: снабжает нам поклонников, число которых в тех местах сейчас уже превышает численность “назореев”, и не привлечет внимания гоимов всей земли, с которыми до тех пор пока еврейство ещё неимеетвозможности совладать, в особенности до уничтожения монархов, являющихся самыми страшными неприятелями отечественными, поскольку около них группируются все верующие в Иешуа Ганоцри и все патриотические животные разных стран.

В ответ оратору встал великий раввин Франции, Задок Кан, благообразный старик, не уступающий в наружной “почтенности” раввину Ротенбургу.

— Отечественный алжирский сотрудник прав, — подтвердил он. — Я обязан согласиться, что в последнии месяцы в Париже замечается необычное явление. Казавшееся иссохшим старое католическое дерево начало давать новые ростки. Вера в Назорея растёт и ширится.

Действительно, наровне с ней разрастаются и враждебные католичеству секты, каковые мы умножаем с умной осторожностью, подготовляя их на все вкусы.

Секты и являются первой ступенью лестницы, ведущей в храм Люцифера. Но, не скрою, что все эти секты до тех пор пока ещё не в силах победоносно бороться с католичеством. На данный момент мы трудимся с особым рвением над уничтожением официальной религии.

Добиться этого нам удастся через два, три года. До тех же пор, в случае если масонство находит нужным постройку нового храма, то я согласен с мнением прошлого оратора и рекомендую выбрать для этого Алжир либо Мартинику!

Все другие колонии или через чур отдаленны, или через чур людны, а следовательно и не смогут своим значением оправдать больших затрат на возведение строения, хорошего величия глобального масонства.

— Ставлю вопрос на голосование, — сообщил глава. — Прошу согласных с мнением последних ораторов по поводу выбора встать с места.

Из двадцати семи присутствующих встало двадцать четыре. Остались сидеть лишь Гольдман, граф Вреде и барон Ротенбург.

— Предложение принято… Выбор места, смета затрат, замыслы и т. п. предоставляется, по отечественным статутам, аккуратному органу глобального синедриона, т. е. “совету семи”. Объявляю совещание закрытым, в случае если кто-либо из участников не имеет особых вопросов либо замечаний…

Мрачно молчавший до сих пор лорд Дженнер неожиданно встал:

— Прошу повременить одну 60 секунд, барон Джевид… Перед тем как разъехаться, нам предстоит решить ещё один вопрос: направляться ли нам отказаться от избранных нами орудий, либо работатьдля овладения ими?

Со всех сторон устремились вопросительные взоры на говорящего. Разумеется, большая часть не знало, о чем идёт обращение.

Глава поморщился.

— Фактически говоря, вопрос, которого коснулся отечественный досточтимый собрат, представитель Шотландии, обязан решаться в совете семи. Но раз он заговорил о нём тут, то я не вижу обстоятельства скрывать отечественный замысел от главного синедриона… Дело идёт о двух актрисах.

Одна из них еврейка, — это Гермина Розен…

— О ней нечего сказать, — быстро перебил лорд Дженнер. — За её полную покорность отвечаю я.

Насмешливый взор пронзительных глаз барона Джевида скользнул по нечайно вспыхнувшему лицу собственного друга. Но голос его сохранил подобающую главе серьёзность, в то время, когда он давалобъяснения по нежданно поднятому вопросу.

— Тем лучше… Значит, дело идёт лишь об одной актрисе Бельской. Она русская по рождению, православная по религии и не поддается отечественному влиянию, владея недюжинной силой воли, которую я назвал бы немыслимой в столь юный даме, если бы не убедился лично в присутствии в ней какой-то необычной, разумеется в полной мере бессознательной, духовной энергии, предохраняющей её вот уже три года от всех отечественных внушений, несложных и гипнотических…

Но, повторяю, вот уже три года, как мы наталкиваемся на сопротивление.

— Раз она русская, то это ясно, — холодно увидел Гольдман, прищуривая собственные раскосые глазки. — Все эти православные носят на груди символ, приобретаемый при рождении, и он дает им силу сопротивляться… многому… Я бы дал совет вам, приятели мои, не вступать в борьбу, могущую стать страшной, из-за для того чтобы пустяка, как дама. Как бы прекрасна и умна она ни была, но отыскать другую, ещё прекраснее, не так уже тяжело.

Затевать же борьбу с символическим знаком, приобретаемым русскими при крещении, вещь рискованная. Подобная борьба может завести нас через чур на большом растоянии…

— Я находился при дебюте данной актрисы и убедился в том, что она очень понравилась не только “Кайзеру”, но эта русская, к сожалению, очаровала императрицу чуть ли не больше, чем “Кайзера”. Следовательно, помешать её приглашению в императорский театр, по слухам уже подписанному, и увлечь её из Берлина куда-нибудь, где мы имели возможность бы распоряжаться, не опасаясь любопытства и непрошеных вмешательств, хотя бы прокурорского, вовсе не так легко.

— Что же, нам признать себя побежденными и покинуть какую-то девчонку, назорейку, торжествовать над нами? — вспыльчиво крикнул один из представителей Италии. — Это было бы унижением для масонства столько же, как и для отечественной всемогущей Алит.

Гольдман нормально улыбнулся.

— Я не вижу никакого унижения в том, что мы добровольно отказываемся от замысла, признанного неудобным либо требующего через чур громадных жертв. Раз избранное орудие ничего не подозревает, то его возможно просто перестать трогать, ничем не рискуя.

— И, как знать, — подтвердил граф Вреде, — возможно, возможно будет применять её влияние на императора без её ведома? В случае если ей удастся заинтересовать “Кайзера” так, дабы отвлечь его от некоторых “замыслов”, через чур неудобных для нас, то это было бы очень выгодно.

Барон Ротенбург увидел также со своей стороны:

— Я разделяю вывод графа Вреде и рекомендовал бы перестать трогать эту актрису. Дамы, завербованные силой либо хитростью, бывают через чур довольно часто страшны. И раз эта ничего не подозревает о отечественном существовании и о отечественных замыслах, то и мы можем нормально позабыть о ней и о них…

В дамах у нас ни при каких обстоятельствах недочёта не будет. В том порукой отечественные вербовщики, раскинувшие собственные сети на всю Европу. Из бесчисленных “номеров”, доставляемых в отечественный “центральный склад” из всех стран мира, неизменно возможно выбрать много прекрасных дам, более подходящих для роли орудия, чем эта русская актриса, не покоряющаяся воле для того чтобы умелого и гипнотизёра “и” могучего инспиратора, как Джевид Моор.

Повторяю мой совет — забыть о существовании данной актрисы, благо она не подозревает правды.

— А вдруг это не верно… — медлительно возразил глава. — Если она подозревает через чур очень многое, а, пожалуй, кроме того и знает кое-что? Я вижу беспокойство на лицах ваших, досточтимые собратья, и тороплюсь успокоить вас. До тех пор пока ещё опасность не громадна, не смотря на то, что один из отечественных лучших агентов донёс мне этим утром, что учёный историк, приват-доцент местного университета, бывший масоном первого посвящения, Рудольф Гроссе, разрешил себе высказать артистке, разумеется приглянувшейся ему, кое-что, могущее раскрыть ей глаза на его настоящие и сущность масонства цели.

Глава i. сенсационный дебют 5 страница

Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся: