Громкие слова, тихие слова 20 страница

Он смотрелся непривычно в плаще с меховой оторочкой – как персонаж сказки. Он и имеется персонаж сказки, – поразмыслила Мегги. Перепел… А что в нем осталось от ее отца? Разве Мо когда-нибудь смотрелся так сурово?

Уродина обернулась к нему – само собой разумеется, это Уродина, кто же еще?

Они говорили о чем-то, но пламя показывало только немые картины.

– Видишь, с ним все в порядке. Благодаря Сажеруку. – Фарид смотрел в пламя с таковой тоской, как словно бы просил перенести его к преподавателю. Позже набрался воздуха и негромко подул на пламя, и оно неспешно потемнело, как будто бы краснея от нежных прозвищ, каковые Фарид ему давал.

– Ты отправишься за ним?

Фарид покачал головой.

– Сажерук приказал мне защищать Роксану.

Мегги почувствовала печаль его слов, как желчь на языке.

– А ты что планируешь делать? – Он вопросительно взглянуть на нее.

– А что мне сейчас делать?

Шептать слова. Это единственное, что я еще могу, – в мыслях добавила она. Все слова, каковые комедианты пели о Перепеле: что от его голоса волки становятся кроткими, как ягнята, что он неуязвим и стремителен, как ветер, что феи защищают его, а Белые Дамы защищают его сон. Слова.

Лишь ими она имела возможность предохранить Мо, и она шептала их ночь и день, каждую 60 секунд, в то время, когда на нее никто не наблюдал, и отправляла их вслед отцу, как тех ворон, которых Принц послал в Омбру.

Пламя погасло, и Фарид начал собирать теплый пепел в ладони. На пол перед ним легла тень. Позади стоял Дориа с двумя детьми.

– Мегги, тебя Голосистая ищет.

У разбойников было большое количество прозвищ для Элинор. Мегги засмеялась, а Фарид недовольно покосился на Дориа, аккуратно собрал пепел в кошель и встал.

– Я у Роксаны, – сообщил он и поцеловал Мегги в губы. Он в далеком прошлом этого не делал. А позже прошел мимо Дориа и удалился, не оборачиваясь.

– Он ее поцеловал! – тихо сказала малышка так звучно, что Мегги услышала. Встретив взор Мегги, она покраснела и запрятала лицо в одежде Дориа.

– Да! – тихо сказал Дориа в ответ. – А она поцеловала его в ответ?

– Нет! – отозвался мальчик справа от него и осмотрел Мегги с головы до ног, как будто бы оценивая, приятно ли ее целовать.

– Это прекрасно, – сообщил Дориа. – Это легко превосходно.

Личная встреча у Змееглава

Нереально по-настоящему просматривать книгу, не будучи в одиночестве. Но это одиночество приводит тебя в глубинное соприкосновение с другими людьми, с которыми ты в противном случае ни при каких обстоятельствах бы не встретился, по причине того, что они погибли много лет назад либо говорили на языке, которого ты не осознаёшь. И однако они стали твоими ближайшими приятелями, твоими самыми умными советчиками, колдунами, очаровывающими тебя, любимыми, о которых ты постоянно мечтал.

Антонио Муньос Молина. Сила пера

Кортеж Змееглава прибыл в Омбру практически сразу после полуночи. Орфей определил об этом не позднее чем Зяблик, по причине того, что уже три ночи подряд отправлял Осса караулить под виселицами у городских ворот.

В замке все было готово к прибытию Серебряного князя. Свистун приказал завесить каждое отверстие тёмной тканью, дабы Змееглава и днем окружал привычный мрак. На дворе были сложены высокие поленницы дров, которыми Зяблик планировал непрерывно топить камины, не смотря на то, что все знали, что никакой пламя неимеетвозможности прогнать мороз, пробравшийся в плоть и кости Змееглава.

Единственный человек, что, возможно, был на это способен, ушел из местных застенков, и вся Омбра задавалась вопросом, как примет Змееглав эту новость.

Орфей отправил Осса в замок еще до восхода солнца. Так как все знали, что Змееглав практически не спит.

– Сообщи, что у меня для него очень важные новости. Сообщи, что речь заходит о его дочери и Перепеле.

Орфей повторил это раз десять, по причине того, что мало доверял умственным свойствам собственного охранника, но Осс замечательно справился с поручением. Часа через три – все это время Орфей беспрерывно ходил взад-вперед по собственному кабинету – он возвратился с ответом, что Орфею будет дана личная встреча при условии, что он явится немеделенно, потому что позже Змееглаву необходимо будет отдохнуть перед новой дорогой.

Новой дорогой? Ага. Значит, Змееглав разрешил дочери вовлечь себя в игру, – думал Орфей, торопливо шагая к замку. – Ну что ж, сейчас ты обязан растолковать ему, что победить он может лишь с твоей помощью. Орфей нечайно облизал губы, дабы они легче шевелились в важный момент. Ни при каких обстоятельствах еще он не ставил капкана на такую большую дичь. Занавес подымается, – шептал он себе. – Занавес подымается!

Слуга, проводивший его по завешанным тёмной тканью коридорам в тронный зал, не сказал ни единого слова. В замке было мрачно и жарко. Как в аду, – поразмыслил Орфей. Неудивительно! Не напрасно же Змееглава именуют сатаной.

Да, этого у Фенолио не заберёшь.

В его главном злодее было определенное величие. Если сравнивать с Серебряным князем, Каприкорн был жалким комедиантом, актером-любителем, не смотря на то, что Мортола, без сомнений, была другого мнения (но кого сейчас интересовало ее вывод!).

Приятная дрожь пробежала по упитанному телу Орфея. Змееглав! Отпрыск рода, культивировавшего мастерство жестокости уже большое количество поколений.

Не было для того чтобы ужасного дела, которое не числилось бы за кем-нибудь из его предков.

Коварство, жажда власти, беспринципность – таковы обычные домашние черты. Какая комбинация! Орфей был по-настояшему взволнован.

Ладони у него вспотели, как у парня на первом свидании. Он без финиша проводил кончиком языка по зубам, как словно бы желал навострить его, подготовить для самых убедительных слов. Поверьте, – слышал он собственный личный голос. – Со мной данный мир будет у ваших ног. Я могу перекроить его по вашей мерке, но за это вы должны переплести для меня книгу. Она будет могущественнее той, что сделала вас бессмертным – намного могущественнее!

Книга… Нет, он не желал на данный момент вспоминать ту ночь в то время, когда ее лишился. И уж тем более не желал думать о Сажеруке.

В тронном зале было не ярче, чем в коридорах. Между колонн и около трона дрожали разрозненные огоньки свечей. В то время, когда Орфей был тут в последний раз (думается, он тогда доставил Зяблику гнома), у подножия трона были расставлены чучела животных – медведей, львов, рысей.

Само собой разумеется, был в том месте и единорог, которого он вычитал для Зяблика. Но сейчас чучела провалились сквозь землю. Кроме того у Зяблика хватило ума додуматься, что охотничьи трофеи не приведут в восхищение Змееглава, учитывая скудную дань, которую его шурин отправлял во Дворец Ночи. Громадный зал заполняла темнота.

Одетые в тёмное часовые между колонн практически растворялись в ней, и лишь их оружие поблескивало в дрожащих отблесках огня, пылавшего в камине сзади трона.

Орфей старался не подмечать солдат, и все же по пути два раза споткнулся о полу собственного плаща. А в то время, когда он наконец добрался до трона, оказалось, что на нем сидит Зяблик, а не его мрачный зять.

Разочарование пронзило Орфея как острый нож. Он скорее наклонил голову, дабы скрыть его, и начал подыскивать подходящие слова – лестные, но не через чур раболепные. Говорить с власть имущими – особенное мастерство, но у Орфея был обширный опыт.

В его жизни постоянно присутствовали люди, владевшие большей властью, чем он. Первым был его папа, всегда обиженный неуклюжим сыном, обожавшим книги больше, чем работу в родительской лавке, где мальчику приходилось день-деньской любезно радоваться входящим туристам, подавать сувениры, отсчитывать сдачу, вместо того дабы лихорадочно листать книгу в отыскивании места, где ему было нужно в последний раз оторваться от вымышленного мира.

Орфей не имел возможности сосчитать затрещины, полученные им за тайную страсть к чтению. На каждые десять страниц точно было нужно хотя бы по одной, но эта цена ни при каких обстоятельствах не казалась ему через чур высокой. Что такое затрещина если сравнивать с десятью страницами, уносящими тебя прочь от всего, что ты ненавидишь, десятью страницами настоящей судьбе вместо скуки, которую остальные именовали действительностью?

– Ваша милость! – Орфей склонил голову еще ниже. Как смешно смотрелся Зяблик в собственном припудренном серебром парике, с худой шеей, жалко торчавшей из пышного бархатного воротника. Бледное лицо было таким невыразительным, словно бы его создатель забыл нарисовать брови, а губы и глаза только бегло наметил.

– Ты желаешь сказать со Змееглавом? – Кроме того голос у него был несолидный. Злые языки говорили, что Зяблик без особенных упрочнений имел возможность применять его как манок для уток, на которых так обожал охотиться.

Пот с этого глупого слабака так и льет! – думал Орфей, льстиво радуясь. – Но, я бы на его месте, возможно, также вспотел. Змееглав прибыл в Омбру, дабы наказать собственного злейшего неприятеля, и определит вместо этого, что его его герольд и шурин потеряли бесценного узника. Страно, что оба еще живы.

– Да, ваше высокопревосходительство. В любое время, которое Серебряный князь сочтет эргономичным! – Орфей с наслаждением подчернул, что его голос в безлюдном зале звучит еще эффектнее, чем в большинстве случаев. – Я обязан сказать ему известия, каковые могут быть очень ответственными.

– О его дочери и о Перепеле… – Зяблик с выделено равнодушным видом снимал пылинки с бархатного рукава. Надушенный дурак!

– Да, как раз так. – Орфей откашлялся. – Вы так как понимаете, у меня имеется влиятельные друзья и высокопоставленные клиенты. Иногда моих ушей достигают сведения, хранимые в глубокой тайне, внушающие тревогу факты, и я желаю быть уверен, что ваш зять в курсе дела.

– И что это за факты?

С опаской, Орфей!

– Мне весьма жаль, ваша милость, – он попытался придать голосу интонации настоящего сожаления, – но об этом я могу сказать лишь самому Змееглаву. Обращение так как идет о его дочери.

– Вряд ли он на данный момент особенно расположен о ней сказать! – Зяблик исправил парик. – Коварная уродка! Уводит моего пленника, дабы отобрать у меня трон Омбры! Грозится, что убьет его, в случае если папа не побежит за ней в горы, как собака за костью.

Как словно бы мы мало потрудились, ловя этого проклятого Перепела!

Но из-за чего я тебе все это говорю? Возможно, вследствие того что ты добыл для меня единорога. Лучшая охота моей жизни! – Он безрадостно взглянуть на Орфея бесцветными глазами. – Чем красивее жертва, тем большее удовольствие ее убить, правда?

– Умные слова, ваша милость, умные! – Орфей опять поклонился. Зяблик обожал поклоны.

Жадно посмотрев на караульных, наместник склонился с трона к Орфею.

– Мне бы хотелось еще единорога! – негромко сообщил он. – Все мои приятели были в восхищении. Как ты думаешь, окажется у тебя дотянуться еще одного для того чтобы? А возможно, кроме того мало больше?

Орфей обнадеживающе улыбнулся Зяблику. Что за болтливый слабак! Но, в каждой истории необходимы и такие персонажи.

В большинстве случаев они достаточно скоро погибают. Остается сохранять надежду, что это правильно и для шурина Змееглава.

– Очевидно, ваша милость! С этим я справлюсь, будьте уверены. – Орфей продумывал каждое слово, не смотря на то, что с дураком наместником, это, возможно, было излишне. – Но вначале мне необходимо поболтать с Серебряным князем. Уверяю вас, то, что мне необходимо ему сказать, вправду очень принципиально важно.

И окажет помощь вам, – он хитро улыбнулся Зяблику, – сохранить трон Омбры.

Устройте мне личную встречу у вашего бессмертного зятя, и Перепела ожидает заслуженный финиш, Виоланта также будет наказана за собственный коварство, а для вашего успеха я доставлю в Омбру Пегаса, что произведет на ваших друзей еще большее чувство, чем единорог. Вы сможете охотиться за ним с соколами и арбалетом.

Бесцветные глаза Зяблика расширились от восхищения.

– Пегас! – выдохнул он, подзывая нетерпеливым жестом караульного. – О, это и правда чудесно! Прекрасно, я устрою тебе личную встречу, но выслушай мой совет, – Зяблик понизил голос до шепота, – не доходи к моему зятю через чур близко. Две мои псы погибли от запаха, что от него исходит!

Змееглав вынудил его ожидать еще час. Время тянулось мучительно медлительно – Орфею казалось, что это самый продолжительный час в его жизни. Зяблик расспрашивал о вторых диковинных животных, которых возможно раздобыть для охоты, и Орфей давал слово василисков и шестилапых львов, в один момент подыскивая в уме необходимые слова для беседы со Змееглавом.

Тут не было возможности допустить ни мельчайшей промашки.

Так как владыка Дворца Ночи был известен своим умом не меньше, чем жестокостью. Орфей о многом успел поразмыслить по окончании визита Мортолы, и все мысли приводили его к одному и тому же результату: лишь приняв сторону Змееглава, сможет он воплотить собственную мечту о власти и богатстве. Серебряный князь был так же, как и прежде самой могучей фигурой в нашем мире, не обращая внимания на заживо разлагающееся тело.

С его помощью, вероятно удастся вернуть книгу, которая превращала данный мир в прекрасную игрушку для Орфея, пока Сажерук ее не похитил. Не говоря уж о второй книге, которая разрешает собственному обладателю не заканчивать игру во веки столетий…

Как скромны твои жажды, Орфей! – сообщил он себе, в то время, когда эта идея в первый раз получила в его уме четкие очертания. – Две книги – и больше тебе ничего не требуется! Всего лишь две книги – причем одна с безлюдными страницами и в очень плачевном состоянии!

Да, вот это была бы жизнь! Орфей всемогущий, Орфей бессмертный, храбрец того мира, в который он влюбился еще в юные годы.

– Идет! – Зяблик быстро встал так быстро, что парик сполз ему на лоб. Орфей содрогнулся, придя в сознание от красивых мечт.

Читатель не видит по-настоящему храбрецов книги. Он их ощущает. Орфей в первый раз убедился в этом, в то время, когда лет в одиннадцать пробовал обрисовать, и тем более нарисовать храбрецов собственных любимых книг.

В то время, когда Змееглав выступил из темноты, Орфей испытал то же, что при первой встрече с ним на книжных страницах: восхищение и страх. Он остро чувствовал жестокость, окружавшую Серебряного князя, как тёмный ореол, властную мощь, от которой перехватывало дыхание. Но, просматривая книгу, он воображал себе Змееглава намного выше ростом.

И само собой разумеется, у Фенолио ничего не говорилось об измученном лице, раздувшейся плоти и отекших руках.

Видно было, что любой ход причиняет Змееглаву боль. Глаза под тяжелыми столетиями были налиты кровью. Они слезились кроме того от тусклого света свечей, а запах, исходивший от раздутого тела, вызывал практически непреодолимое желание зажать рот и нос.

Змееглав не удостоил Орфея взором, проходя мимо. Только усевшись на трон, он обратил воспаленные глаза на визитёра. Глаза ящера, говорилось у Фенолио, но на данный момент это были только заплывшие щелки под тяжелыми столетиями, а мелкие рубины, украшавшие крылья носа, казались шляпками гвоздей, забитых в бледную плоть.

– Ты желаешь что-то сказать о моей дочери и Перепеле? – Змееглав задыхался через каждое слово, но обращение его от этого звучала не меньше грозно. – Что именно? Что Виоланта обожает власть так же, как я, и исходя из этого похитила его у меня? Это ты желаешь мне поведать?

Тогда прощайся со своим языком – я велю его оторвать, по причине того, что терпеть не могу, в то время, когда у меня попусту отнимают время, несмотря кроме того на то, что в моем распоряжении – вечность.

Оторвать язык… Орфей сглотнул. Да уж, малоприятная идея. Но пока язык еще при нем.

Не смотря на то, что вонь, докатывавшаяся от трона, сбивала его с мысли и лишала дара речи.

– Мой язык может вам весьма понадобиться, ваша милость, – ответил он, с большим трудом подавляя тошноту. – Но, само собой разумеется, вы вольны в любую 60 секунд его оторвать.

Губы Змееглава скривились в злобной усмешке. Боль прочертила узкие линии около его губ.

– Благодарю за разрешение! Ты, я вижу, принимаешь мои слова действительно. Так что ты желаешь мне сказать?

Занавес раскрывается, Орфей! Твой выход!

– Ваша дочь Виоланта, – Орфей сделал эффектную паузу, – не удовольствуется троном Омбры. Она метит и на ваш. И потому собирается вас убить.

Зяблик схватился за грудь, как будто бы желал опровергнуть слухи, что у него вместо сердца жареный рябчик. Змееглав пристально взглянуть на Орфея воспаленными глазами.

– Твой язык в опасности, – увидел он. – Виоланта неимеетвозможности меня убить. Ты что, забыл об этом?

Орфей ощущал, что по лицу у него струится пот. Пламя за спиной Змееглава потрескивал, как будто бы призывая Сажерука. До чего же страшно!

Но разве привыкать ему испытывать ужас? Наблюдай ему прямо в глаза, Орфей, и надейся на собственный голос!

Эти глаза были страшны. Они как будто бы сдирали кожу с его лица. А раздутые пальцы лежали на поручнях трона, как тухлое мясо.

– Она может вас убить, в случае если Перепел выдал ей три слова!

Он говорит на удивление нормально. Молодец, Орфей, так держать.

– А, три слова… Ты, значит, также о них слышал. Что ж, ты прав. Она может вытянуть их из него под пыткой.

Не смотря на то, что, как я его знаю, он способен продолжительно молчать… либо назвать ей не те слова.

– Вашей дочери незачем пытать Перепела. Она вступила с ним в альянс.

Да!

По исказившемуся лицу Змееглава Орфей осознал, что эта идея ему до сих пор в голову не приходила. О, какая восхитительная игра! Именно та роль, которую он постоянно хотел играться.

Не так долго осталось ждать он поймает их всех на собственный умный язык, как мух на липкую бумагу.

Змееглав мучительно продолжительно молчал.

– Весьма интересно, – сказал он наконец. – Мать Виоланты питала слабость к комедиантам. Разбойник бы ей также точно понравился. Но Виоланта не похожа на собственную мать.

Она похожа на меня, не смотря на то, что и не обожает, в то время, когда ей об этом говорят.

– О, в этом я нисколько не сомневаюсь, ваше величество! – В интонациях Орфея показалась четко отмеренная толика раболепия. – Но из-за чего придворный миниатюрист Омбры вот уже год расцвечивает только песни о Перепеле? Ваша дочь реализовала собственные украшения, дабы приобрести ему краски. Она одержима этим разбойником, он всецело захватил ее воображение!

Спросите Бальбулуса! Спросите, сколько времени Виоланта проводит в библиотеке, разглядывая миниатюры, изображающие Перепела! И спросите себя самого: как это быть может, что Перепел второй раз за этот месяц ускользнул из замка Омбры!

– Задать вопрос Бальбулуса я не могу! – Голос Змееглава был как будто бы специально создан для этого завешенного тёмным зала. – Свистун только что распорядился прогнать его из города. Отрубив ему предварительно правую кисть.

На мгновение Орфей вправду утратил дар речи. Правую кисть. Он нечайно ухватил себя за руку, которой писал.

– А из-за чего… м-м… из-за чего так, осмелюсь задать вопрос, ваше величество?

– Из-за чего? По причине того, что моя дочь весьма ценила его мастерство. Его обрубленная рука продемонстрирует Виоланте, насколько велик мой бешенство.

Так как Бальбулус точно отправится к ней – куда же еще?

– В действительности. Как вы умны! – Орфей нечайно пошевелил пальцами, как будто бы хотя убедиться, что они еще на месте. Слова у него иссякли, мозг был безлюден, как чистый лист бумаги, а язык – как засохший кончик пера.

– Сообщить тебе одну вещь? – Змееглав облизал трескавшиеся губы. – Мне нравится поступок моей дочери! Я, само собой разумеется, не могу спустить ей такое, но сам поступок мне нравится. Она не разрешает собой руководить. Ни Свистун, ни мой досточтимый шурин, гроза окрестных рябчиков, – он с отвращением посмотрел на Зяблика, – этого не знают.

Что касается Перепела – возможно, Виоланта и правда притворяется его защитницей. Она умна.

Она знает не хуже меня, как легко совершить храбрецов. Достаточно разрешить им понять, что ты также на стороне хороша и справедливости – и они слепо побредут за тобой, как ягнята на бойню. Но в итоге Виоланта реализует мне собственного добропорядочного разбойника.

За трон Омбры.

И кто знает – может статься, я и правда разрешу ей его занять?

Зяблик наблюдал прямо перед собой, делая вид, что не слышал окончательных слов повелителя и своего зятя. Змееглав откинулся на спинку трона и совершил рукой по отекшим бедрам.

– Мне думается, ты проиграл собственный язык, Четвероглазый, – сообщил он. – Желаешь сказать окончательные слова, перед тем как стать немым, как рыба?

Зяблик злобно ухмыльнулся, а губы Орфея задрожали, как будто бы уже ощущая прикосновение щипцов палача. Нет. Этого не может быть.

Не для того он нашёл путь в эту историю, дабы закончить его безъязыким попрошайкой на улицах Омбры.

Орфей улыбнулся Змееглаву таинственной, как он сохранял надежду, ухмылкой и сложил руки за спиной. Он знал, что выглядит импозантно в данной позе, и неоднократно репетировал ее перед зеркалом. Но на данный момент ему необходимы слова – слова, от которых по данной истории побегут круги, как от камушков, кинутых в стоячую воду.

Он понизил голос, в то время, когда заговорил. Слово, сказанное негромко, имеет больше веса.

– Ну ЧТО ж, значит, это мои окончательные слова, ваше величество, но, уверяю вас, это будут кроме этого окончательные слова, о которых вы вспомните, в то время, когда за вами придут Белые Дамы. Клянусь своим языком, ваша дочь затеяла вас убить. Она ненавидит вас, а ее романтическую слабость к Перепелу вы недооцениваете.

Она грезит о троне для себя и для него. За этим она и увела его из этого. княжеские дочери и Разбойники – это всегда было страшным сочетанием.

Слова росли в чёрном зале, как будто бы отбрасывая тень. Змееглав не сводил с Орфея помрачневшего взора, убийственного, как отравленная стрела.

– Но это же смешно! – Зяблик сказал тоном обиженного ребенка. – Виоланта – практически девочка, к тому же некрасивая. Она ни при каких обстоятельствах не осмелится встать против вас.

– Еще как она осмелится! – Змееглав в первый раз повысил голос, и Зяблик со страхом прикусил узкие губы. – Виоланта отважна, в отличие от остальных моих дочерей. Она некрасива, но отваги ей не занимать. И ума также… как, но, и этому типу. – Он опять устремил затуманенный болью взор на Орфея. – Ты так как также змей, наподобие меня.

У нас яд бежит в жилах вместо крови.

Он разъедает нас самих, но смертелен лишь для других. Он струится и в жилах Виоланты, и потому она реализует мне Перепела, каковы бы ни были на данный момент ее замыслы… – Змееглав засмеялся, но хохот перешел в кашель. Он задыхался, хрипел и булькал, как словно бы в легких у него вода, но в то время, когда Зяблик встревоженно согнулся над ним, грубо оттолкнул его. – Чего тебе? – прикрикнул он. – Я бессмертен, ты что, забыл? – и опять захохотал, задыхаясь.

А позже ящеричьи глаза опять обратились к Орфею.

– Ты мне нравишься, гадюка бледнолицая! Похоже, ты мне куда более близкий родственник, чем он.

Нетерпеливым перемещением Змееглав отодвинул от Зяблика. – Но у него прекрасная сестра – что делать приходится терпеть братца в придачу. Возможно, у тебя также имеется сестра? Либо ты можешь мне еще на что-нибудь понадобиться?

Наконец-то! Все идет замечательно, Орфей! Не так долго осталось ждать ты сможешь вплести собственную нить в ткань данной истории.

Какой цвет ты предпочтешь? Золотой? Тёмный? Кроваво-красный?

– О, я… – Он задумчиво взглянуть на собственные ногти. Данный взор также прекрасно смотрелся, он контролировал перед зеркалом. – У меня большое количество возможностей быть вам нужным. Спросите собственного шурина.

Я осуществляю грезы, перекраиваю реальность в соответствии с вашим жаждам!

С опаской, Орфей! Книгу ты до тех пор пока обратно не взял. Что же ты обещаешь?

– А, так ты волшебник? – В голосе Змееглава звучало презрение.

С опаской!

– Нет, я бы не сообщил, – быстро ответил Орфей. – Скажем так: мое мастерство черно. Черно, как чернила.

Чернила! Вот оно, Орфей!

Как же он раньше не додумался! Сажерук похитил у него книгу, но так как это не единственное, что написал Фенолио! Из-за чего бы словам старика не функционировать и тогда, в то время, когда они забраны не из Чернильного сердца?

Где, весьма интересно, те песни о Перепеле, каковые так усердно собирала Виоланта? Так как говорили, что Бальбулус по ее приказу заполнил ими пара книг.

– Черно? Что ж, я обожаю данный цвет. – Змееглав, кряхтя, встал с трона. – Шурин, приготовь коня для маленькой гадюки. Я беру его с собой.

До Озерного замка на большом растоянии, он будет развлекать меня по дороге.

Орфей поклонился так низко, что чуть не упал.

– Какая честь! – проговорил он, запинаясь. Владыкам нужно показывать, что в их присутствии практически теряешь дар речи. – Могу ли я при таких условиях покорнейше просить ваше величество об одолжении?

Зяблик с опаской посмотрел на него. Что, в случае если данный дурак в далеком прошлом променял разбойничьи песни Фенолио на несколько бочонков вина? Тогда он вычитает на него чуму, честное слово!

– Я громадный ценитель книг, – продолжал Орфей, не спуская глаз с Зяблика, – а о библиотеке этого замка говорят чудеса. Мне весьма хотелось бы посмотреть на книги и, возможно, прихватить одну-две в путь. Кто знает, возможно, мне удалось бы развлечь ваше величество рассказом о том, что в них написано!

Змееглав равнодушно пожал плечами:

– Почему бы и нет? Особенно если ты заодно подсчитаешь, сколько стоят книги в библиотеке, каковые мой шурин еще не выменял на вино.

Зяблик опустил голову, но Орфей успел перехватить его ненавидящий взор.

– Очевидно! – Орфей опять низко поклонился.

Змееглав спустился по ступеням трона и, не легко дыша, остановился рядом с Орфеем.

– Учитывай при подсчете, что книги с миниатюрами Бальбулуса стоят сейчас дороже, чем прежде! – сообщил он. – Так как без правой руки он не сможет больше трудиться, соответственно, его уже созданные произведения возрастут в цене.

Ноздрей Орфея коснулось гнилое дыхание Серебряного князя. Он подавил дурноту и сумел изобразить восхищенную ухмылку.

– Неординарно умно, ваше величество, – ответил он. – Совершенное наказание! А какое возмездие вы задумали для Перепела, разрешите задать вопрос? Возможно, оптимальнеедля начала избавить его от языка, которым все так восхищаются?

Но Змееглав покачал головой:

– Нет, для Перепела я придумал кое-что получше. Я велю заживо ободрать с него кожу и разрешить войти на пергамент. Было бы довольно глупо перед этим отнять у него возможности кричать.

– О да, само собой разумеется, – выдохнул Орфей. – Воистину совершенное наказание для переплетчика! Я внес предложение бы написать на этом пергаменте предостережение вашим неприятелям и вывесить его на рыночной площади! В случае если желаете, я сочиню подходящий текст.

Мое мастерство требует мастерского владения словом.

– Наблюдай-ка, у тебя, видно, большое количество талантов! – Змееглав, наверное, обнаружил собственного собеседника забавным.

Ситуация согрела для, Орфей. Кроме того ес