Конфуз русского летчика в болгарии

28 апреля (по старому стилю) 1913 г. издание «Огонек» опубликовал фотографию русского летчика, проходившего службу в болгарской армии и попавшего в плен к османской армии. Самолеты тогда были в новинку, исходя из этого эта иллюстрация приводит к вопросам, на каковые мы и попытаемся ответить. А история авиатора Николая Костина очень нетривиальна.

В осеннюю пору 1912 г. единым фронтом против Турции выступили южнославянские страны при помощи греческого королевства. В Балканский альянс (в частности так именовался соперник Турции) входили Сербия, Болгария, Черногория и Греция. Официально целью войны было провозглашено улучшение положения македонских славян, в действительности же участники планировали раздел и захват владений в Европе Турции.

В Российской Федерации весть об окончательном наступлении на турок, вековых соперников славянства, привела к всплеску интереса, одним из выражений которого явились отправившиеся на Балканы добровольцы.

Балканские войны 1912–1913 гг. открывают эру боевого применения авиации. В итало-турецкой войне 1911–1912 гг. летательные аппараты употреблялись, но как раз в «пороховом погребеЕвропы» в первый раз случилось важное использование самолетов.

Основной «авиационной державой» Балкан была Болгария. Аэропланы частично были приобретены в Российской Федерации — в Севастополе и Москве – но, по свидетельству болгарского авиатора Радула Милкова, в большинстве собственном они пребывали в состоянии неисправности. Данный факт связывался со взятками в сфере закупок для болгарской армии.

Полет одного из купленных в Севастополе аппаратов закончился катастрофой, сидевший за штурвалом Христо Топракчиев погиб в сражении. Долгий мартиролог отыскавших смерть в небе был открыт.

Вместе с аэропланами в Болгарию прибыли и русские летчики, отношение к каким проявлялось намного более теплое, нежели к вторым чужестранцам. Летчик Сотир Черкезов спустя более полувека вспоминал: «В жёстких условиях войны ветхая братская дружба между отечественным и русским народом окрепла еще более… Вечерами допоздна пели болгарские песни и русский, обсуждали комментарии отечественных и зарубежных газет к участию болгарской авиации в войне».

В сражении, но, они учавствовали только за отдельную плату. Так, за вознаграждение летчик Ефимов дал согласие совершить полет над осажденной крепостью Адрианополь (сейчас – Эдирне) и скинуть листовки на турецком языке, призывающие сдаться. Представители вторых стран категорически отказывались кроме того близко подлетать к линии фронта.

Более ярко, не смотря на то, что и конфузом, показал себя летчик, изображенный на фотографии — участник первого перелета Петербург-Москва (совершен летом 1912 г.) Николай Костин. В команде русских добровольцев он считался самоё уважаемым и умелым экспертом. В осеннюю пору 1912 г. руководство поручило ему перегнать аэроплан с одного места базирования в второе.

Полет его, как направляться из подписи к иллюстрации, закончился провалом. Но обо всем по порядку.

Николай Костин передал случившееся следующим образом. В летательном аппарате перед самым вылетом было найдено пара поломок, каковые безотлагательно было нужно ликвидировать. Вследствие этого случилась задержка, и аэроплан поднялся в воздух уже на исходе светового дня.

Наряду с этим, как сказал летчик, ему не было выдано ни карты, ни «воина-пассажира».

В вечерней мгле, осложненной туманом, он утратил ориентацию, и перепутал осажденный Адрианополь с сравнительно не так давно забранным Семенли. Сейчас масляная трубка его воздушного судна оторвалась, двигатель начало заклинивать, и Николай Костин решил понижаться, применяя планирование.

По приземлении, к его удивлению, он был встречен турецкими воинами, которым сопротивления оказывать не имело смысла. Османские власти изначально инкриминировали ему шпионаж, и прокурор потребовал казни. Но его спас сидевший в судебном совете начальник крепости генерал Измаил-паша.

Тот вычислял себя обязанным России, потому, что в юности, на протяжении русско-турецкой войны, сам побывал в плену, где обращение с ним было мягким. Однако, кормили Н. Костина, по его свидетельству, не хорошо, благодаря чего он выразил собственную жалобу, «тогда воины стали ловить голубей и галок, которыми я и питался». По окончании падения Адринанополя в марте 1913 г. летчик был высвобожден вместе с другими пленными, и покинул Балканы последним из собственных сотрудников-добровольцев.

Иную историю говорил помогавший с ним болгарин Радул Милков. Перед полетом Николай Костин ушел в с. Чермен, где не смог пройти мимо корчмы и в том месте опрокинул вовнутрь авиаторского организма четыре стакана коньяка. Продолжительно его отыскать не могли, потому, что в летной части не знали, где искать.

В итоге Костин показался на аэропорте, сел в самолет и заблудился в небе, сев в тылу турецкой армии. Как додаёт к собственному рассказу Р. Милков: «Честно говоря, с четырьмя чашками коньяка в желудке и я бы заблудился»

Какая же история подлинна? Вероятнее, как в большинстве случаев, истина посередине. Болгарские летчики довольно часто испытывали зависть по отношению к своим русским сотрудникам – те приобретали более высокое жалование, прибывший с ними персоналбыл более квалифицирован, но, как и опытный уровень самих авиаторов.

Иначе, Николай Костин не имел возможности согласиться, что он, узнаваемый в Российской Федерации пионер воздухоплавания, совершил неотёсанную неточность по обстоятельству злоупотребления алкоголем.

Соответственно, наверное, обе истории имели место, пускай и не в столь ярком и красочном виде.

В поведении русских добровольцев в Болгарии в 1912–1913 гг. возможно найти много курьезов, но в целом уровень их квалификации, отношение к делу смогут только быть признаны очень высокими и заслуживающими уважения.