Рычаг, блок и наклонная плоскость 9 страница

Первый ход к созданию новой винтовки Дрейзе сделал еще во второй половине 20-ых годов XIX века, в то время, когда придумал так называемый унитарный патрон для гладкоствольного игольчатого ружья. Это сходу разрешило расширить его скорострельность. До этого процесс заряжания включал в себя большое количество разных операций: засыпание пороха, проталкивание пули, установку пистона.

Дрейзе придумал поместить пороховой заряд, капсюль и пулю в бумажную оболочку — гильзу. Заряжание затем свелось лишь к двум операциям: извлечению стреляной гильзы и вкладыванию патрона в ствол. Разбивание запала в ружье Дрейзе производилось иглой, проникавшей через отверстие в казенной части.

Во второй половине 30-ых годов XIX века Дрейзе увенчал собственную долгую работу созданием игольчатой винтовки со скользящим затвором, которая заряжалась с казенной части. Сконструированный им затвор воображал собой цилиндрическую коробку, привинченную к казенной части ствола, в которой взад и вперед двигался поршень. В этого поршня?затвора так же вольно двигалась прочная игла, игравшая роль ударника.

При открывании затвора нужно было сперва отодвинуть назад иглу c. Позже развернуть рычаг d затвора влево и отодвинуть его назад — тогда раскрывалось сквозное отверстие (патронное окно), куда вкладывался патрон. После этого затвор устанавливали на место (при этомпатрон досылался в канал ствола) и опять поворачивали его. Рычаг d попадал в особый вырез в стенке коробки, и затвор наглухо закрывал канал ствола.

Постановка оружия на боевой взвод пребывала в несложном оттягивании назад иглы c. Наряду с этим взводился курок, удерживавший пружину в боевом положении. При нажатии на курок пружинный механизм спускался, причем игла с силой вонзалась в патрон и воспламеняла капсюль. Так, с введением затвора заряжение винтовки свелось к пяти несложным перемещениям, каковые возможно было делать в любом положении а также на ходу.

В первой половине 40-ых годов девятнадцатого века игольчатая винтовка Дрейзе уже была принята на вооружение прусской армией. Но широкое распространение игольчатые винтовки взяли только двадцатью годами позднее — на протяжении гражданской войны в Соединенных Штатах и франко?прусской войны. Их использование стало причиной коренному трансформации тактики боя.

На смену сомкнутым колоннам везде пришли развернутые цепи.

Созданием игольчатого ружья был сделан громадный ход в развитии стрелкового оружия, которое лишь затем начало обретать собственный современный вид. Но, винтовка Дрейзе имела и собственные недочёты: бумажные патроны скоро отсыревали, игла была достаточно уязвимой частью механизма и ломалась. Эти неудобства были устранены по окончании введения в 70?х годах XIX века унитарного патрона с капсюлем и металлической гильзой, что воспламенялся от удара бойком.

ФОТОГРАФИЯ

Среди многих необычных изобретений, сделанных в десятнадцатом веке, далеко не последнее место занимает фотография — мастерство, разрешившее делать моментальное изображение любого предмета либо ландшафта. Фотография зародилась на границе двух наук: химии и оптики, поскольку чтобы получить отпечатки необходимо было дать добро две непростые задачи. Во?первых, нужно было иметь особенную светочувствительную пластинку, талантливую принимать и удерживать на себе изображение.

Во?вторых, необходимо было отыскать особый прибор, что бы четко проецировал изображение снимаемых объектов на эту пластинку. И то и другое удалось создать только по окончании многих ошибок и проб. Чудо фотографии не сходу далось людям в руки, и в различное время многие изобретатели из различных государств с увлечением занимались данной проблемой.

Подходы к ней возможно отыскать еще в работах средневековых алхимиков. Один из них, Фабрициус, смешал в один раз в собственной лаборатории поваренную соль с раствором азотнокислого серебра и взял молочно?белый осадок, что чернел от солнечного света.

Фабрициус изучил это явление и в собственной книге о металлах, изданной во второй половине 50-ых годов шестнадцатого века, сказал, что при помощи линзы взял изображение на поверхности осадка, известного сейчас называющиеся хлористого серебра, и что изображение это становилось тёмным либо серым в зависимости от длительности освещения его солнечными лучами. Это первенствовалопыт в истории фотографии.

Во второй половине 20-ых годов восемнадцатого века доктор из Галле Иоганн Шульц делал в солнечный сутки испытания с раствором азотнокислого серебра и мелом, смесь которых он освещал в стеклянном сосуде. В то время, когда сосуд выставляли на солнечный свет, поверхность смеси в тот же час чернела. При встряхивании раствор снова становился белым.

При помощи кусочков бумаги Шульц приобретал на поверхности жидкости силуэты, при помощи взбалтывания уничтожал их и приобретал новые узоры. Эти уникальные испытания казались ему лишь забавой, и прошло еще сто лет, перед тем как подмеченное им свойство хлористого серебра додумались применять при изготовления фотографических пластин.

Следующая страница в истории фотографии связана с именем Томаса Веджвуда. Он клал на бумагу, увлажненную раствором азотнокислого серебра, листья растений. Наряду с этим покрытая страницами часть бумаги оставалась яркой, освещенная же часть чернела. Результатом этого опыта был белый силуэт на тёмном фоне.

Но эти изображения возможно было разглядывать лишь при свете свечи, поскольку при попадании солнечных лучей они портились.

Веджвуд попытался пропитать раствором кожу и установил, что изображения на ней появляются стремительнее. (В то время данный феномен остался необъясненным. Лишь в конце 30?х годов XIX века было обнаружено, что дубильная кислота, находившаяся в коже, существенно активизирует проявление изображения.) В 1802 году Веджвуд опубликовал результаты собственных опытов.

Неспешно он обучился приобретать контурные изображения на бумаге, коже и стекле в течение трех мин. — при экспозиции их на солнце, и в течение нескольких часов — при выдержке их в тени. Но эти снимки не переносили солнечного света, поскольку они не были зафиксированы. Лишь в 1819 году Джон Гершель отыскал вещество, которое усиливало фотографическое изображение.

Им был серноватистокислый натр.

Казалось бы, фотографии оставалось сделать последний ход чтобы состояться всецело как мастерству, но данный ход был сделан лишь через два десятилетия. А до тех пор пока что поиски изобретателей пошли По другому пути.

В 1813 году к опытам с фотографическими пластинками приступил французский живописец Ньепс, у которого в собствености основная заслуга в изобретении фотоаппарата. Около 1816 года он пришел к идее приобретать изображение предметов посредством так называемой камеры?обскуры. Эта камера была известна еще в древности.

В несложной форме она представляет собой хорошо закрытый со всех сторон светонепроницаемый ящик с маленьким отверстием.

В случае если стена, противоположная отверстию, будет из матового стекла, то на ней получается перевернутое изображение находящихся перед камерой предметов. Чем меньше отверстие, тем резче контуры изображения и тем оно не сильный. В продолжение столетий эффекты, замечаемые в камере?обскуре, восхищали любителей природы.

В первой половине 50-ых годов шестнадцатого века Кардан устроил в Нюрнберге камеру с громадным отверстием, в котором пребывала линза. Так он взял более броское и более четкое изображение. Это было ответственное усовершенствование, потому, что линза прекрасно собирала лучи и существенно улучшала замечаемый эффект.

Как раз таковой чёрный ящик с весьма линзой и маленьким отверстием на одной стороне и светочувствительной пластинкой на другой Ньепс решил применять для проекции изображения. Это первенствовалв истории фотоаппарат.

В первой половине 20-ых годов XIX века Ньепсу удалось дать добро задачу закрепления изображений, приобретаемых в камере?обскуре. В отличие от своих предшественников он трудился не с хлористым серебром, а делал опыты с горной смолой, которая под действием света имеет свойство изменять кое-какие собственные свойства. К примеру, на свету она прекратила растворяться в некоторых жидкостях, в которых растворялась в темноте.

Покрыв слоем горной смолы бронзовую пластинку, Ньепс вставлял ее в камеру?обскуру и помещал в фокус увеличительного стекла. По окончании достаточно продолжительного действия света пластинку вынимали и погружали в смесь нефти с лавандовым маслом. На местах, содержащих воздействие света, горная смола оставалась нетронутой, а на остальных она растворялась в смеси.

Так, места, всецело покрытые смолой, воображали освещенные места, а покрытые только частично — полутени. На получение рисунка требовалось не меньше 10 часов, поскольку смола изменялась под действием света весьма медлительно.

Ясно, что данный метод тяжело было назвать идеальным, и Ньепс продолжал поиски. Во второй половине 20-ых годов XIX века он объединил свои силы с Луи?Жаком Дагером, бывшим офицером, декоратором при парижском театре, трудившимся над теми же проблемами. Скоро он погиб, и Дагер продолжал изучения один.

Он уже имел в своем распоряжении фотоаппарат, изобретенный Ньепсом, но все еще не знал, как взять светочувствительную пластину.

Множество необычных совпадений навел его в итоге на верный путь. в один раз Дагер случайно положил серебряную ложку на металл, покрытый йодом, и увидел, что на металле оказалось изображение ложки. Тогда он забрал полированную серебряную пластинку и подверг ее действию йодистых паров, чтобы получить так йодистое серебро.

На пластинку он положил один из фотографических снимков Ньепса.

Через некое время на ней появилась копия снимка, но весьма неясная, так что ее возможно было различить только с большим трудом. Однако это был ответственный итог, открывший фотографические особенности йодистого серебра. Дагер начал искать метод, благодаря которому возможно было бы проявлять полученные изображения.

Второй счастливый случай стал причиной неожиданному успеху.

в один раз Дагер забрал из чёрной помещения покинутую в том месте пластинку, с которой трудился незадолго до, и к великому удивлению заметил на ней не сильный снимок. Он высказал предположение, что какое?то вещество подействовало на пластинку и показало за ночь невидимое незадолго до изображение. В чёрной комнате пребывало большое количество веществ.

Дагер принялся за поиски. Каждую ночь он клал новую пластинку в каждое утро и кладовку убирал ее оттуда вместе с одним из химических реактивов. Он повторял эти испытания до тех пор, пока не удалил из помещения все химикаты, и положил новую пластинку уже на пустую полку.

К его удивлению, утром эта пластинка также была показанной. Он шепетильно обследовал помещение и отыскал в ней мало пролитой ртути: пары ее и были химическим проявителем.

Затем Дагер имел возможность уже без всякого труда создать все подробности фотографического процесса — посредством фотоаппарата он приобретал не сильный изображения на пластинках, покрытых йодистым серебром, а после этого проявлял их парами ртути. В следствии выходили превосходно четкие изображения предметов со всеми полутонами и мелкими деталями. Долгие поиски завершились превосходным открытием.

10 августа 1839 года в Париже случилось многочисленное собрание с участием участников Академии наук. Тут было заявлено, что Дагер открыл метод проявлять и закреплять фотографические изображения. Сообщение это произвело огромное чувство.

Всю землю обсуждал возможности, открывшиеся благодаря новому достижению людской мысли.

Французское правительство приобрело секрет изобретения Дагера и назначило ему пожизненную пенсию в 6000 франков. Не был забыт и сын Ньепса. Скоро в продаже показались комплекты для фотографирования по методу Дагера (данный метод начал называться дагеротипией).

Не обращая внимания на большую цену, они были раскуплены в маленький срок. Но скоро публика почувствовала сильное охлаждение к этому изобретению.

Вправду, дагеротипия, не смотря на то, что и давала прекрасные результаты, потребовала немалого терпения и огромного труда.

Работа дагеротиписта начиналась с полировки и очищения посеребренной бронзовой пластинки. Эта работа должна была производиться весьма шепетильно: сперва при помощи ваты и спирта, а позже — мягкой кожи и окиси железа. Ни за что не было возможности прикасаться к пластинке пальцем.

Окончательная полировка делалась уже перед съемкой. Затем серебряную пластинку делали чувствительной для света. Для этого ее в темноте клали в коробку с сухим йодом.

В зависимости от того, что планировали снимать — ландшафт либо портрет — длительность обработки парами йода была неодинаковой. Затем пластинка на пара часов становилась светочувствительной, и ее помещали в кассету. Кассета представляла собой маленький плоский древесный ящичек с двумя подвижными стенками — задняя раскрывалась на шарнирах в виде створки, а передняя — поднималась вверх и вниз по особым полозкам.

Между этими створками и пребывала пластинка.

Первые фотоаппараты представляли собой усовершенствованные камеры?обскуры. В открытом с одной стороны коробке двигался взад и вперед второй ящик, что возможно было удерживать в определенном положении при помощи винта. На передней стенке этого коробки пребывала линза либо предметное стекло, а на задней стороне — матовое стекло.

Скоро Шарль Шевалье начал употреблять вместо одной линзы две, сконструировав так первый объектив.

Лучи от внешнего предмета, пройдя через объектив, останавливались на матовом стекле и при надлежащем расстоянии последнего от предмета на нем представлялось его отчетливое изображение. Большей либо меньшей отчетливости изображения получали отодвиганием либо приближением внутреннего коробки и перестановкой объектива.

В то время, когда необходимая четкость достигалась, на место матового стекла помещалась кассета так, дабы при вставлении в фотоаппарат поверхность пластинки пребывала как раз в том месте, которое занимало матовое стекло в тот момент, в то время, когда изображение предмета было на нем всего отчетливей. Позже вынимали переднюю крышку кассеты и начинали съемку.

Первые сеансы были так изнурительны, условия так нехороши, пластинки реагировали так медлительно, что стоило громадных трудов отыскать людей, согласных сниматься. Приходилось сидеть 20 мин. без движений под палящими лучами солнца, чтобы получить успешный по тогдашним понятиям портрет. Изображения глаз на первых портретах удавались с трудом, исходя из этого на ранних дагеротипах мы видим лица с закрытыми глазами.

По окончании съемки кассету закрывали и отправлялись в чёрную помещение. Тут при свете свечки пластинку вынимали. На ней возможно было подметить чуть заметное изображение предмета.

Дабы оно сделалось четким и ясным, его нужно было показать.

Эта операция производилась при помощи паров ртути. В древесный коробку с бронзовым дном выливали мало ртути и помещали в него пластинку изображением книзу. Дабы ускорить процесс, внизу помещали горящую спиртовую лампу. Ртуть начинала интенсивно испаряться и проявляла изображение. Дагеротипист следил за этим процессом сбоку через особое окошечко.

По окончании того как изображение проявлялось достаточно четко, пластинку вынимали.

В том месте, где свет подействовал всего посильнее, соединение йода с серебром ослабевало в громаднейшей степени, и исходя из этого ртуть пристывала тут небольшими капельками, каковые образовывали белую поверхность. В полутонах для присоединения ртути существовало больше препятствий, а в чёрных местах ртуть и вовсе не имела возможности пристать на неразложившийся слой йодистого серебра. Оттого полутени выходили более либо менее сероватыми, а чистое серебро казалось вовсе тёмным.

Для удаления остатков непрореагировавшего йодистого серебра пластинку нужно было закрепить. Для этого ее помещали в раствор серноватистокислого натра, что растворял йодистое серебро, не претерпевшее воздействие света. Наконец, пластинку промывали в воде и сушили.

В следствии всех этих манипуляций приобретали на пластинке изумительно четкое изображение, в котором любая подробность передавалась с поразительной отчетливостью. Но чтобы изображение сохранялось продолжительнее, его нужно было укрепить. Для этого пластинку обливали не сильный раствором хлористого золота и кипятили в спиртовом пламени.

При данной реакции хлор хлористого золота соединялся с серебром, а золото выделялось в виде металла и покрывало изображение узкой предохранительной пленкой. Эта операция кроме этого ликвидировала неприятную зеркальность серебра.

Таковой предстает перед нами фотография в первые годы собственного существования. Из отечественного краткого описания видно, что это было не только изнурительное, но и очень вредное для здоровья занятие. Однако, у фотографии сходу показалось большое количество энтузиастов и горячих поклонников.

Они готовы были часами вдыхать пары йода либо ртути, с увлечением замечая за тем, как на пластинках загадочным образом проявляется изображение. Как раз им это мастерство обязано своим стремительным усовершенствованием.

В первую очередь, возобновились испытания с бумагой, пропитанной светочувствительным составом — ее нарекли фотобумагой. Эти испытания еще в начале столетия проводил Веджвуд. В том же 1839 году Фока Тальбот установил, что в случае если фотобумагу, которая кроме того непродолжительное время подвергалась действию света обработать галусовой кислотой, то изображение проявляется весьма скоро.

Совершенно верно так же, как ртуть приводит к изображению на серебряной поверхности, галусовая кислота вызывала его на бумаге.

В следующем году доктор наук Годдард из Лондона понял, что при замене йодистого серебра на бромистое, чувствительность фотослоя возрастает в пара десятков раз. Именно поэтому время, нужное для съемки предмета, уменьшилось сходу с 20 мин. до 20 секунд. Тогда же Клоде отыскал, что бром существенно увеличивает чувствительность йодированных серебряных пластинок, так что нескольких секунд было достаточно для получения изображения.

По окончании этих открытий произошло развитие фотографии в современном смысле этого слова.

В фотографии серебро, соединенное с йодом, бромом и хлором, играло основную роль в получении изображения. Под действием света соединения распадались и серебро освобождалось в виде небольших частичек, образуя рисующее вещество, совершенно верно так же, как в дагеротипии ртуть. Все происходящие при фотографировании химические реакции возможно показать несколькими несложными опытами.

В случае если в пробирку с раствором поваренной соли влить пара капель азотнокислого серебра, то в следствии реакции двух этих веществ образуется белый творожистый осадок хлористого серебра. На солнечном свете данный осадок в маленькое время утрачивает собственный белый свет и делается сперва фиолетовым, позже серым и наконец — тёмным. Дело в том, что под действием света хлористое серебро распадается, и наряду с этим выделяется железное серебро.

Но это изменение претерпевают лишь те слои, каковые находятся ближе к свету. В случае если добавить к раствору пара капель серноватистокислого натра, большинство хлористого серебра неспешно растворится. Нерастворенными останутся лишь чешуйки выделившегося под действием света железного серебра.

В этих реакциях представлен целый движение операций в фотографии.

Дабы приготовить фотобумагу, брали хороший белый лист писчей бумаги и смачивали ее в 10%?ном растворе поваренной соли, сушили и настилали на поверхность раствор азотнокислого серебра. В следствии на бумаге образовывался светочувствительный слой хлористого серебра. Готовый лист помещали в светонепроницаемую кассету, и съемка производилась так же, как обрисовано выше.

Наряду с этим по окончании проявления на бумаге получалось видимое изображение предмета, но не прямое, а обратное, другими словами самые яркие места выходили на ней самыми чёрными, а самые чёрные — оставались яркими. Это происходило вследствие того что везде, где фотослой подвергся интенсивному действию света, освобождалось громаднейшее количество железного серебра тёмного цвета. Наоборот, в том месте, где воздействие света было незначительно, сохранялось хлористое серебро белого цвета.

Это изображение закрепляли, промывая лист в растворе серноватистокислого натра. Но, разумеется, что пользоваться таковой фотографией, дававшей совсем обратное изображение света и тени, было некомфортно. Ее применяли для получения хороших отпечатков.

Для этого ее клали в темноте на чувствительный страницу фотобумаги в копировальную рамку, закрывали стеклянной пластиной и подвергали действию света. Последний проникал через положенное сверху отрицательное изображение.

Всего легче он проходил через совсем яркие места, не сильный — через полутона и практически вовсе не проникал через тени. Оттого на нижнем странице чувствительной бумаги получалось требуемое хорошее изображение, которое, по окончании достаточного действия света, вынимали и усиливали.

Но для всех этих операций бумага оказывается не хватает подходящим материалом, поскольку имеет неотёсанное строение и мешает прохождению света. Чистое стекло по собственной прозрачности воображало бы наилучший материал, но оно не смогло впитывать химические вещества, исходя из этого перевоплотить его в светочувствительную пластинку было не так легко, как бумагу.

Выход из этого затруднения был отыскан достаточно скоро — стеклянную пластинку стали покрывать прозрачной узкой клейкой пленкой, талантливой удерживать светочувствительный слой. Сперва для этого пользовались яичными белками, а позже коллодием. Последний метод был открыт в первой половине 50-ых годов XIX века Скотом Арчером.

Фотографический коллодий складывался из раствора гремучей хлопчатой бумаги в эфире со спиртом и воображал собой бесцветную слизистую жидкость, которая в узких слоях скоро сохла, оставляя прозрачную пленку. Для получения стеклянной фотопластинки в раствор коллодия додавали йодистый кадмий. Затем брали чистую стеклянную пластинку и наливали на нее достаточное количество коллодия.

В то время, когда коллодий подсыхал до густой массы, пластинку погружали в раствор азотнокислого серебра, насыщенный йодистым серебром. При данной реакции бром и йод соединялись с серебром, образуя йодистое и бромистое серебро, которое осаждалось в слой коллодия. Наоборот, азотная кислота, освободившаяся из серебряной соли, соединялась с кадмием.

Так, пластинка покрывалась светочувствительным слоем и готовьсядля съемки.

Для проявления изображения ее обрабатывали раствором пирогалусовой кислоты либо раствором металлического купороса (вода + металлический купорос + уксусная кислота + спирт). Уксусная кислота пара замедляла реакцию, дабы проявление не шло через чур скоро. Закрепление происходило, как и раньше, раствором серноватистокислого натра.

Для получения и копирования окончательного изображения служила уже фотобумага, покрытая хлористым серебром.

Фотографирование на коллодии положило начало современной фотографии; с этого времени сделалось вероятным легко и скоро приобретать хорошие, отчетливые снимки.

ПАРОВОЙ МОЛОТ

Паровой молот господствовал в машиностроении в течении 90 лет и был одной из наиболее значимых автомобилей собственного времени. Его внедрение и создание в производство по собственному значению для промышленной революции возможно сравнить лишь с введением механизированного суппорта токарного станка, осуществленным Генри Модсли на рубеже XIX века. Ответственное место, занимаемое молотом в цепи производства, разъяснялось огромным значением ковки в общем технологическом ходе получения изделий из железа.

Как уже говорилось, зарождение ковки связано с сыродутным методом восстановления железа. Крица мягкого железа, извлеченная из домницы, имела рыхлую ноздреватую структуру. Поры ее были заполнены шлаком. Чтобы получить сталь и высококачественное железо для того чтобы, шлак следовало удалить, а поры заварить.

Это именно и достигалось ковкой.

Ковать металл возможно было лишь нагревая его до сварочного жара: удары, наносимые молотом, должны были быть максимально замечательными, дабы сварка в местах расслоения вправду случилась и не появились пустоты. Помимо этого, из тёплого металла сильные удары выжимали остатки шлака, что кроме этого увеличивало уровень качества железа.

Лишь прекрасно прокованный металл годился позже для оружия и производства инструментов, причем в течении многих столетий их кроме этого изготавливали только методом ковки. Позднее, в XVIII?XIX столетиях, — выковывали и подробности автомобилей.

В древности все кузнечные работы всецело делал сам кузнец. В будущем случилось разделение труда — самая квалифицированную часть работы выполнялкузнец, а тяжелую, малоквалифицированную, — молотобойцы, трудившиеся под его управлением. Кузнец трудился молотком в 1?2 кг, а молотобойцы — кувалдами, вес которых доходил до 12 кг.

Кувалды насаживались на долгие рукояти из жёстких, упругих, нещепящихся пород дерева.

Долгая рукоять разрешала удерживать кувалду обеими руками и бить круговыми перемещениями «в размах». Разделение труда между молотобойцем и кузнецом открыло возможность механизировать тяжелые однообразные удары, создаваемые последним, и передать его работу механизму. В средние века был изобретен кулачковый молот с приводом от водяного колеса.

Первые такие молоты показались уже в тринадцатом веке, а их широкое распространение относится к XVI веку. В конце XVIII столетия вошли в потребление молоты с приводом от паровой машины. Патент для того чтобы молота взял в первой половине 80-ых годов XVIII века Джеймс Уатт.

Соединение молота с машиной сначала ничего не поменяло в его собственной конструкции. Это был тот же хвостовой, кулачковый молот, что за четыреста лет до открытия Уатта приводился в воздействие водяным колесом. Более того, в нем возможно было легко встретиться с ним старый ручной прообраз.

Век пара не поменял ни его формы, ни принципа действия, лишь повысил вес и размеры.

Но такое положение не имело возможности сберигаться продолжительно. В последующие десятилетия развитие машиностроения, ЖД строительство и, в основном, строительство больших океанских пароходов потребовало обработки подробностей невиданных прежде размеров. Валы гребных колес, кривошипы и другие части паровых автомобилей довольно часто достигали огромной величины.

Для их изготовления стали создаваться огромные автомобили, а также замечательные паровые молоты. Но конструкция кулачкового молота, имевшая большое количество недочётов, не разрешала выковывать с высоким качеством особенно большие заготовки. Сила удара молота прямо зависела от высоты его падения.

В это же время с повышением размеров заготовки уменьшалось свободное пространство между наковальней и бойком, и, следовательно, ослабевала сила удара.

В этом заключалось громадное неудобство, потому, что при обработке громадных и массивных подробностей удары появились самыми не сильный, и напротив, — при обработке подробностей малом толщины молот действовал с большой силой, что было совсем обратно потребностям производства. В следствии, массивная подробность успевала остыть прежде, чем заканчивалась ковка. Ее приходилось нагревать опять и снова переводить под молот.

На это уходило большое количество времени и сил, но уровень качества ковки все равно было не на высоте. Помимо этого, потому, что перемещение молота осуществлялось не по прямой, а по дуге, ни при каких обстоятельствах не было возможности достигнуть строгой параллельности между поверхностью молота и наковальни (не считая тех случаев, в то время, когда молот предназначался для ковки подробностей одной и той же толщины).

Таково было положение дел к началу 40?х годов XIX века, в то время, когда показался паровой молот Несмита, выстроенный на совсем иных правилах. Он сходу стал широко распространен, поскольку отвечал самым насущным потребностям производства. Предлог к этому превосходному изобретению был подан следующим событием.

Компания «Грейт Вестерн Компани», для которой завод Несмита всегда поставлял металлорежущие станки, взяла заказ выстроить огромный пароход «Англия». Пароход должен был иметь огромный коленчатый вал с диаметром около 750 мм. Как выяснилось, отковать таковой вал при помощи существовавших тогда молотов было совсем нереально.

Определив о затруднениях компании, Несмит задумался над тем, как осуществить такую огромную поковку.

Сперва он предполагал усовершенствовать ветхий молот, но позже сообразил, что нужно по большому счету отказаться от прошлой схемы и создать новое устройство, в котором ударник и паровая машина будут соединены в единый механизм.

Один из основных недочётов всех прошлых молотов пребывал в том, что перемещение от паровой машины к ударной части молота передавалось очень нерационально. Возвратно?поступательное перемещения поршня в цилиндре автомобили сперва преобразовывалось во вращательное перемещение кулачкового вала. После этого приходилось опять преобразовывать вращательное перемещение вала в возвратно?поступательное перемещение самого молота. «И была ли какая?то польза в этом сложном преобразовании перемещения?

Совсем никакой, — писал позднее Несмит. — Наоборот, от этого проистекали лишь многие ответственные невыгоды — в первую очередь, терялась мощность». Прекрасно осознавая недочёты ветхой конструкции, Несмит создал новую машину со вольно падающей рабочей частью, которая была их лишена. Главными частями его молота стали цилиндр, поршень и поддерживающая их станина.

Паровой цилиндр C был расположен так, что шток поршня выходил в сторону наковальни K. Цилиндр C поддерживался двумя стойками O, образовывавшими станину. «Баба» B двигалась между этими стойками в пазах и несла боек, что был сменным и зависел от характера делаемой работы. Пар из котла через трубу P поступал в камеру, в которой двигался золотник. В то время, когда золотник занимал нижнее положение, пар входил под поршень и поднимал его, и шток, «боёк» и бабу.

В случае если рукоятку поворачивали в другую сторону, то золотник прекращал поступление пара под поршень и открывал ему выход в воздух через главную трубу. Тогда падающие части под действием собственного веса ударяли по заготовке с силой, совсем недоступной для хвостового кулачкового молота. Давление пара регулировали, уменьшая отверстие, через которое он выпускался.

Так возможно было вынудить молот падать медленнее либо стремительнее и соответственно наносить более либо менее сильные удары. Всецело перекрыв выход пара, возможно было мгновенно остановить молот в любой точке. Как новый молот был послушен в управлении, говорит таковой эпизод. В первой половине 40-ых годов XIX века лорды Адмиралтейства прибыли на завод Несмита, хотя осмотреть его изобретение.

Несмит сам руководил машиной, имевшей вес падающих частей 2, 5 т. Дабы поразить лордов, он приготовил что-то наподобие фокуса.

На наковальню была поставлена хрустальная рюмка с сырым яйцом. Запустив машину, Несмит разбил скорлупу яйца, не повредив рюмки.