Первая поэма» древней индии 5 страница

Книга третья. Лесная

Часть семнадцатая (Встреча с Шурпанакхой)

Под стать святожителю, в хижине, страницами крытой,Безукоризненный царевич разговаривал с братом и Ситой, Оп притчу говорил Сите и сыну Сумитры,Блистая, как Месяц, в соседстве сияющей Читры. Одна ужасная ракшаси в отыскивании дичиТуда забрела — и прервалось течение притчи. С рожденья звалась Шурпанакхой она за уродство, —За когти, ногам придававшие с веялкой сходство.

И взгляду ее луноликий представился Рама,Красивый, как тридцать всевышних, как пленительный Кама, И мягкие кудри, и мощь добропорядочной десницы,И блеск удлиненных очей через частые ресницы, И смуглое, схожее с лотосом синим, обличье,И царские символы, и поступи юной величье, Что плавностью напоминала походку слоновью,Заметила ракшаси — и воспылала любовью Уродина эта — к красивому, как полполунье,К нему, сладкогласному,— скверная эта хрипунья Противноволосая с дивноволосым равнялась.Противноголосая с дивноголосым равнялась. Сама бронзово-рыжая — с ним, темнокудрым, равняласьИ, дура безнравственная, с великомудрым равнялась.

С красавцем равнялась она — при собственном безобразье,И с лотосоглазым таким — при собственном косоглазье. С таким тонкостанным и царские символы носящимРавнялась она, страхолюдная, с брюхом висящим. Приблизившись к Раме, палима амурной жаждой,Сообщила ему Шурпанакха: «Решится не каждый Избрать данный лес для жилья, в случае если ракшасов племяСюда без помех прилетает во всякое время. Эй, кто вы, с собой прихватившие копья и луки,Да деву-отшельницу, — шкура на ней антилопья?»

На это отвечал он учтиво и чистосердечно: «Я — Рама, старшин сын покойного царя Дашаратхи, что могуществом был равен всевышним. Со мной тут преданный и добросклонный брат Лакшмана и верная супруга Сита, царевна Видехи. Я поселился в лесу Панчавати, делая свой долг и отцовскую волю».

Додумавшись по устрашающему виду собственной собеседницы, что перед ним ракшаси, он узнал об ее имени и задал вопрос, с какой целью явилась она ко мне. Неожиданная гостья ответила так:

«Прозванье мое Шурпанакха. Под стать чародею —Мастерством собственный вид поменять я с рожденья обладаю. Брожу и пугаю святых жителей чащи.Ты Равану знаешь? Он брат мой великоблестящий! Второй — Кумбхакарна, что в сон загружён беспробудный,А третий — Вибхишана, праведный, благорассудный.

Четвертый и пятый — отважные Душана с Кхарой,Считаются в битвах свирепой, агрессивной парой.

Я доблестью их превзошла. Разве имеется мне преграда?Своим изволеньем по воздуху спешу, в случае если нужно. А Сита?

Что толку в уродце таком неуклюжем!О Рама красивый, ты задолжал мне сделаться мужем.

Цавевич мы — ровня. К тебе воспылавшую страстью,Бери меня в жены, не вздумай противиться счастью!»

Часть восемнадцатая (Бегство Шурпанакхи)

И той что в жены ему набивалась бессовестно,Учтивый царевич ответил, смеясь безобидно: «Женою мне стала царевна Видехи, но, кромеСебя, госпожа, не потерпишь ты дамы в доме! Тебе дивнобедрая, надобен супруг отличный.Утешься! В лесу обитает мой брат добропорядочный.

Живи с ним, блистая, как солнце над Меру-горою,Наряду с этим себя не считая супругов второю». Тогда похотливая ракшаси младшего братаВовсю принялась улещать, вожделеньем объята: «Посмотри на мою красоту! Мы хороши друг друга.Я в этих дремучих лесах осчастливлю супруга».

Но был в беседе находчив рожденный СумитройИ молвил, смеясь над уловками ракшаси умной: «Разумное слово, тобой изреченное, слышу,Да сам я от старшего брата целиком и полностью завишу! А ты, госпожа, что красива осанкой и лицом, —Неужто согласна слуге быть женою-служанкой? Расстанется Рама, поверь, со своей вислобрюхой,Нескладной, некрасивой, злобной, сварливой старая женщина.

В сравненье с тобой, дивнобедрой, красивой, румяной,Не будет мужчине земная супруга желанной».

Сама Шурпапакха, потому, что была без понятья,Смекнуть не имела возможности, что над ней потешаются братья. Свирепая ракшаси в хижине, страницами крытой,Заметила Раму вдвоем с обольстительной Ситой. «Ты мной пренебрег, чтобы остаться с твоей вислобрюхой,Нескладной, некрасивой, злобной, сварливой старая женщина? Но я, Шурпанакха, соперницу съем, и утехиЛюбовные станешь со мною дробить без помехи!» — Вскричала она и на Ситу набросилась яро.Глаза пламенели у ней, как светильников пара.

Очами испуганной лани смотрела царевнаВ страшные очи ее, полыхавшие гневно. Казалось, красивую смертными узами ЯмаОпутал, по скоро схватил ненавистницу Рама. Он брату сообщил: «Ни жива ни мертва от испугаЦаревна Митхилы, моя дорогая супруга.

Чем шутки шутить с жестоким страшилищем, надоЕго наказать, о Сумитры хорошее чадо!» Тут Лакшмана в бешенстве из ножен собственный клинок извлекает.Ужасной деве он нос и уши отсекает.

И, кровью собственной захлебнувшись, в далекие чащиПустилась бежать Шурпанакха тигрицей рычащей. С руками воздетыми, хищную пасть разевая,Она громыхала, как туча гремит грозовая.

Обиженная Шурпапакха, разыскав собственного великосильного брата Кхару, сидящего в кругу свирепых ракшасов, с рыданьями ринулась ему в ноги. «О сестра! Кто сломал твою красоту?» — задал вопрос Кхара. «Двое могучих лотосооких юношей, одетых в луб и тёмные антилопьи шкуры. Они назвались сыновьями царя Дашаратхи: Рамой и Лакшманой.

На них в самом деле царственные символы, притом смахивают они на небожителей. С ними красивая тонкостанная дева в уборе из драгоценных каменьев и золота».

Разгневанный Кхара с войском из четырнадцати тысяч ракшасов обрушился на обитель Рамы. Великий сын Дашаратхи повелел Лакшмапе остаться с Ситой в пещере, пока он сам не разобьет несметное войско, приведенное ко мне Шурпанакхой. Рама напряг оправленный в золото лук н сообщил ракшасам: «Данный лук забрал я чтобы расправиться с вами за притеснения и зверства, чинимые святым отшельникам, обитающим в лесу Данда-ка. Если вы хоть самую малость дорожите судьбой — поворачивайте вспять!»

В ответ па эти слова в доблестного сына Дашаратхи полетели бессчётные копья. Но неустрашимый потомок Рагху рассекал собственными златыми стрелами вражеское оружие. Разозлившись, он извлек из колчана острые «нарача», точенные на камне, блистающие подобно лучам солнца.

Они истребляли ракшасов, как громовая стрела — неприятелей Индры.

Четырнадцать тысяч ратников Кхары остались на поле сраженья, а также трехголовый демон Тришира. Не избежал неспециализированной участи и сам Кхара. Весть о смерти брата и всех его сподвижников поведал Равапе спасшийся бегством Акампаца.

Собственный рассказ о безграничном могуществе Рамы, которого не смогут лишить жизни ни всевышние, ни асуры, заканчивает он советом похитить Ситу. «Послушай меня пристально! — говорит Акампана повелителю ракшасов.

Эта жемчужина среди дам поражает собственной несказанной красотой. В трех мирах нет ей равной! Необходимо хитростью заманить Раму в лес и увезти его сокровище на Ланку. Нет сомненья в том, что сын Дашаратхи не перенесет разлуки с любимой супругой». Гавана, подстрекаемый вдобавок собственной сестрой Шурпанакхой, с восхищением выслушал совет Акампаны.

Он приказывает ракшасу Мариче, приняв обличье златошерстого оленя, приблизиться к обители Рамы.

В то время, когда оба царевича, в угоду Сите, погонятся за красивым животным, она останется одна, и Равана сможет осуществить задуманное похищение.

Грозный Марича, с превеликим трудом спасшийся в свое время от рук доблестного сына Дашаратхи, был мучим дурными предчувствиями и страхом. Но Равана, не хотя внимать его увещаниям, приказал ему взойти на воздушную колесницу, примчавшую обоих в Панчавати, н жилищу царственных отшельников.

Часть сорок вторая (Марича преобразовывается в оленя)

Под сенью смоковницы ракшасов буйных властительУвидел смиренную хижину, Рамы обитель. И Десятиглавый, с небес опустившись отвесно,Сошел с колесницы, украшенной златом чудесно. Он Маричу обнял и молвил, на хижину глядя:«Не мешкай, должны мы выполнить собственный план, дядя!» И ракшас не имел возможности пренебречь властелина веленьем.Он, вид поменяв, обернулся чудесным оленем, Прекрасным животным, что взад и вперед у порогаНосилось, хоть Маричи сердце снедала тревога.

Олень пробегал по траве меж деревьев тенистых.Блистали бриллианты на кончиках рожек ветвистых,А шкура его серебрилась от крапин искристых. И губы оленя, как лотос, па мордочке рдея,Сверкали, легко изгибалась высокая шея. В отличье от многих собратьев, покрытый не бурой,А золотом и серебром отливающей шкурой, Два лотосовых лепестка — два лазоревых ухаИмел он и цвета сапфира — поджарое брюхо, Бока розоватые, схожие с мадхукой дивной,Как лук семицветный Громовника — хвост переливный.

На стремительных ногах изумрудные были копыта,И чудное тело его было накрепко сбито. При помощи сил колдовских, недоступных осознанные,Стал Марича гордым оленем, прибегнув к заклятью. Его превращенье продлилось не продолжительнее мгновенья.На шкуре златого оленя блистали каменья.

Резвился у хижины, вид приняв светозарный,Чтобы Ситу в силки заманить, данный ракшас коварный.

И Рамы приют освещал, и поляны, и чащиСей блеск несказанный, от оборотня исходящий. Спиною серебряно-пестрой, исполненный неги,Олень красовался, жуя юные побеги, Покамест у хижины, сенью смоковниц повитой,Нечаянно не был увиден гуляющей Ситой.

Часть сорок третья (Сита восхищается оленем)

Срывала цветы дивнобедрая, н в отдаленьеПред ней заблистали бока золотые оленьи.«О Рама, посмотри!» — закричала она в умиленье. Супруга тонкостанная, чья красота безукоризненна,За этим диковинным зверем следила легкомысленно. Она призывала великого Рагху потомкаИ Лакшману, храброго деверя, кликала звучно.

Но тот, на оленью серебряно-пеструю спинуВзглянув, обращается к старшему царскому сыну: «Мне чудится Марича в этом чудесном животном.Ловушки в лесах расставлял он царям беззаботным, Что, лук напрягая, летели, влекомы соблазном,В погоню за тенью, за призраком дивнообразным. Легко ли!

В камнях драгоценных серебряно-пегийОлень по поляне гуляет и щиплет побеги!» Но Сита с ухмылкой чарующей, Лакшманы словоСпокойно прервав, обратилась к царевичу опять,Не в силах стряхнуть наважденье кудесника злого. «Похитил мой разум, — сообщила царевна Видехи,—Олень златозарный. Не мыслю я лучшей утехи! О Рама, какое счастье, не ведая скуки,Играться с ним!

Диковину эту поймай, Сильнорукий!» И Раму олень златошерстый поверг в изумленье,Пестря серебром, как будто бы звезд полуночных скопленье. Венчанный рогами сапфирными с верхом алмазным,Он блеск излучал несказанный, дышал он соблазном! Но Рама жену не желал опечалить кожный покров Лакншаие молвил: «Олень, поразивший мой разум, Будь зверь он лесной либо Марича, ракшас коварный,Расстанется в наше время со шкурой собственной златозарной!

Притом Богоравный добавил: «Следи неустанно,Чтобы данный злонравный вреда не нанес Тонкостенной! Оленя стрелой смертоносной, отточенной остро,Убью и возвращусь я со шкурой серебряно-пестрой».

Часть сорок четвёртая (Рама убивает Маричу)

Неприятелей Истребитель, отваги отмечен печатью,Собственный своры опоясал клинком со златой рукоятью. Он лук забрал изотпутый трижды и стрелы в колчане,За зверем диковинным он устремился в молчанье. Аналогичного Индре царевича раджа оленийУвидел и сделал прыжок, подгибая колени.

Вначале он пропал из очей, устрашен Богоравным,После этого показался охотнику в виде явном, Сияньем своим пробуждая восхищение в Сильноруком,Что по лесу спешил с клинком обнажённым и луком.

То медлил красивый олень, то, как призрак манящий,Мелькал — и стремглав уносился в далекие чащи, Как словно бы по воздуху плыл и в простор поднебесныйПрыжком уносился, то видимый, то бестелесный. Как месяц, повитый сквозных туч пеленою,Блеснув, исчезал он, укрытый древесной стеною. Все дальше от хижины, в гущу зеленых потемок,Стремился нечайно за Маричей Рагху потомок.

Разгневался Рама, устав от упрочнений надсадных.Олень обольстительный скрывался в травах прохладных. Приблизившись к царскому сыну, Летающий НочьюСкрывался, как словно бы бы смерть он заметил воочью. К оленьему стаду, хотя продолжить наважденье,Примкнул данный ракшас, но Раму не ввел в заблужденье, С оленями бегая, в купах деревьев мелькая,Серебряно-пегою дивной спиною блеща.

Отчаявшись оборотня изловить и гоньбоюИзмучась, решил поразить его Рама стрелою.

Смельчак золотую, блистающую несказанно,Стрелу, сотворенную Брахмой, дотянулся из колчана. Ее, смертоносную, на тетиву он поставилИ, схожую с огненным змеем, в оленя направил. И Мариче в сердце попала молнией жгучейСтрела златоперая, разрешена войти дланью могучей.

И раненый ракшас подпрыгнул от муки жестокойПревыше растущей поблизости пальмы высокой. Плохо взревел данный Марича, дух испуская.Рассыпались чары, и упала стать колдовская.«О Сита, о Лакшмана!» — голосом Рагху потомка,Послушен велению Раваны, крикнул он звучно. Много встревожило Раму такое коварство.«Ни Сита, ни Лакшмапа не выявят штукарства, — Помыслил царевич,— они поддадутся обману!»И в сильной тревоге назад поспешил в Джанастхану.

Часть сорок пятая (Сита отсылает Лакшману)

А Сита услышала горестный крик лицедеяИ бросилась к деверю в страхе, собой не обладая. «Ты Раме беги на подмогу, покамест не поздно! —Взмолилась она к добросклоцному Лакшмане слезно, — Нечистые духи его раздирают на части,Точь-в-точь как быка добропорядочного — львиные пасти!» Но Лакшмана, следуя Рамы веленью, от СитыНе смел уйти, покинув ее без защиты. «Как видно, ты смерти направляться потомка хочешь,После этого что бессовестно ко мне вожделеньем пылаешь! — Сообщила она.— Ты прикинулся братом послушным!На деле ты был супостатом ею криводушным. Лишенная милого мужа, не мыслю я жизни!»И печаль звучала в неправой ее укоризне.

Но Лакшмана верный, собственную обуздавший гордыню,Ладони сложил: «Почитаю тебя, как богиню! Хоть дамы несправедливы и делают выводы предвзято,Так же, как и прежде имя твое для меня будет свято. Услышит ли Рама, возвратившись, твой голос напевный?Заметит ли очи собственной ненаглядной царевны?» «О Лакшмана! — Ласковые щеки рыдающей СитыСлезами горючими были обильно политы. — Без Рамы, поверь мне, напьюсь ядовитого зелья,Петлей удавлюсь, разобьюсь я о камни ущелья!

Взойду на костер либо ринусь в речную пучину,Но — Рамой клянусь! — не посмотрю на другого мужчину». Бия себя в грудь, предавалась печали царевна,И сын Дашаратхи ее утешал задушевно. Ладони сложив, он склонился почтительно опять,Но бедная Ста в огвет не сообщила на слова.

На выручку старшему брату пустился он скоро,И Рамы мужу покинуть было нужно ему в горе.

Часть сорок шестая (Разговор Раваны с Ситой)

Явился в обитель, что выстроил сын Каушальи,Владыка Летающих Ночью, обутый в сандальи, С пучком, одеянье шафранного цвета носящий,И с чашей — как брахман святой, подаянья просящий, И зонт его круглый через слезы заметила дева,И посох тройчатый висел на плече его слева. В подобном обличье к царевне, покинутой в чаще,Направился ракшасов раджа великоблестящий. Без месяца и солнца в сумерки мрак надвигался —Без Рамы и Лакшманы — Равана так приближался!

На Ситу он хищно взирал, как на Рохини — Раху.Листвой шелестеть прекратили деревья со страху. Как прежде, не дул освежающий ветер в испуге,В то время, когда он украдкой к чужой подбирался супруге. Годавари стремительные волны замедлили разомТеченье собственный, за злодеем следя красноглазым, Что, Рамы применяя слабость, походкой неспешной,Монахом одет, подступал, многогрешный, к безукоризненной Царевна блистала звездой обольстительной, Читрой,Вблизи пламенел грозновещей планетой Злохитрый.

Одев благочестья личину, был ДесятиглавыйПохож на трясину, где выросли пышные травы. Он без звучно взирал на красивую Рамы подругу,Что ликом своим, как луна, освещала округу, Пунцовые губы и щек бархатистых румянецУзрел он и белых зубов ослепительный глянец. Рыданья и крики красивые женщины, горем убитой,К нему долетали из хижины, страницами крытой.

И слушал неправедный Равана, стоя снаружи,Как в хижине плачет Митхилы царевна о муже.

К красивой, из желтого шелка носящей одежду,Приблизился он, понапрасну питая надежду. И с видом смиренным Летающих Ночью властитель,Прикинувшись нищим, жены чужой обольститель, Не ракшас, но брахман хороший, просматривающий веду,С Видехи царевной завел с опаской беседу. Ее красоте несказанной дивился Злонравный:«О дева! Тебе в трех мирах я не видывал равной!

Трепещет, как пруд соблазнительный, полный сиянья,Твой стан упоительный в желтом шелку одеянья.

В гирлянде из лотосов ласковых ты блещешь похожейНа серебро и золото ослепительной кожей. Согласись, ты — страсти богиня, красивая Рати?В противном случае откуда бы взяться таковой благодати? Ты — Лакшми иль Кирти, сошедшая к нам с небосклона?Одно точно — что ты рождена не из лона! Красивые острые ровные зубы невинноСверкают собственной белизной, как будто бы почки жасмина.

От слез покраснели глазные белки, но зеницыОгромных очей, пламенея, смотрят через ресницы.

О дева с округлыми бедрами, сладостным станом,С обличьем, как плод наливной, бархатистым, румяным, С чарующим хохотом, с грудями, прижатыми тесноДруг к друге, что жемчуг отборный украсил чудесно! Похитили сердце мое нега и миловидность.Так волны уносят обломки размытого брега. Доселе жены людей и богов не имелиСтоль дивных кудрей, столь упругих грудей не имели, Не знали жилицы небес и Куберы служанкиСтоль эластичного стана и гордой сверх меры осанки.

Три мира — небесный, земной и подземный — донынеНе видели равной тебе красотою богини! Но в случае если такая, как ты, в трех мирах не блистала,Тебе обретаться в дремучих лесах не пристало. Охотятся ракшасы в чаще, не зная пощады,А ты рождена для дворцов, для садовой прохлады, Шикарных одежд, благовоний, алмазов, жемчужин,И супруг наилучший тебе, по преимуществу, нужен.

Ответь, большеглазая, кто же с тобой, темнокудрой,В родстве: богоравные маруты, васу иль рудры? Но местная чаща — Летающих Ночью обитель.Откуда возьмется в окрестных лесах небожитель? Не встретятся тут ни гандхарвы, ни слуги Куберы.Только бродят свирепые тигры, гиены, пантеры. Богиня, ужель не опасаешься страшных соседей -Ни цапель ужасных, ни львов, ни волков, ни медведей.

Откуда ты?

Чья ты? Не страшны ль тебе, луноликой,Слоновьи самцы, что охвачены гневом дикой И жаждой амурной томимы, вступать в поединкиГотовы на каждой поляне лесной и тропинке? Красивая женщина, кто ты?

Для чего пребывать ненагляднойВ лесу, где охотится ракшасов род плотоядный!» С речами лукавыми демонов раджа злотворныйВ обличье святого явился к жене безукорной. Царевной Митхилы почтен был Великоблестящий,Как дваждырожденный мудрец, подаянья просящий

Слова Раваны отнюдь не были похожим обращение святожителя. Но, считая инопланетянина своим гостем и брахманом, красивая дочь Джанаки приняла его радушно и учтиво. «Я — Сита, царевна Видехи,— сообщила она.— Со своим супругом деверем и Рамой Лакшманой, по воле покойного царя Дашаратхи, я обитаю в данной прекрасной хижине. Не соблаговолишь ли ты, святомудрый, назвать мне собственный имя, племя и род?»

Часть сорок седьмая (Равана раскрывается Сите)

Владыка Летающих Ночью, выполненный блеска,Супруге великого Рамы ответствовал быстро: «Я страшен всевышним, небожителям, тварям и людям,Властителям горного мира, земным правителям! О Сита, я — Равана, демонов раджа всемогущий!Заметив шелками окутанный стан сладострастный И негу твоей отливающей золотом кожи,Дробить прекратил я с несчетными женами ложе. О робкая, зваться ты будешь царицею основной.Как Ланка зовется столицею великославной.

Твердыня ее на вершине горы осияннойСтоит посредине бушующего океана. По рощам ты начнёшь гулять, благоизбранна мною,Расставшись с радостью с обителью данной лесною. Толпой пятитысячной будут всечасно служанкиТворить угожденье супруге властителя Ланки».

Но вспыхнула дева Видехи, как факел зажженный.Был полон презренья ответ Безупречно сложенной: «Как Индра всесильный, питающий почву дарами,Один у меня повелитель: я предана Раме!

Как ширь океана, глубок и спокоен, с горамиСравнится безбоязненный солдат. Я предана Раме! Он — древо баньяна, что сенью вегвен, как шатрами,С готовностью всех укрывает. Я предана Раме!

Он ликом красивее луны, что сверкает над мирами,Он мощью безграничной прославлен. Я предана Раме!

С повадкой шакальей — гоняться за львицей, что в женыИзбрал данный лев, Каушальей-царицей рожденный? Для чего злодеянье творишь ты, себе в посмеянье?Так как я для тебя недоступна, как солнца сиянье! Преследуя Рамы жену — вместо райского садаЛюбуешься ты золотыми деревьями ада!

Зубов у змеи ядовитой с разинутым зевом,Клыков у голодного тигра, объятого бешенством, Перстами не оторвёшь ты, Равана Десятиглавый,В живых не останешься, выпив смертельной отравы. Ты Мандару-гору скорей унесешь за плечами,Чем Рамы жену обольстишь колдовскими речами. Ты, с камнем на шее плывя, одолеешь пучину,Но Рамы жену не вынудишь посмотреть на мужчину.

Ты месяц и солнце в горст либо пламя в подолеЗадумал сейчас унести? Не в твоей это воле! Натешиться вдоволь захотел ты женой добро нравнойИ мыслишь мужу похитить, что избрал Богоравный? Не ожидай воздаянья потугам своим ненужным.Стопами босыми по копьям пройдешь ты металлическим!

Меж шакалом различья и царственным львом не знаешь,Меж сандалом различья и грязной водой не знаешь.Ты низости Рамы и полон величья не знаешь!

Мой Рама в сравненье с тобой, похититель презренный,Как амриты чаша — с посудиной каши ячменной! Запомни, что ты против Рамы, великого мужа,Как против зыбей океанских — нечистая лужа. Под стать Шатакрату, он славится твердостью духа.Не радуйся, ракшас, как в масло упавшая муха!» Так праведная — нечестивому, вспыхнув от бешенства,Ответила — и задрожала, как райское древо.

Часть сорок восьмая (Равана уговариваетСиту)

«Я с братом Куберой затеял умышленно ссору.В неистовой схватке его победил я в ту пору. Он в страхе ушел на Кайласу, священную гору.Я назло Кубере ею колесницей чудеснойДоныне обладаю и плаваю в сфере небесной. О дева Митхилы!

Бегут по отдельности, в тревоге,Мой лик устрашительный видя, бессмертные всевышние. И шума зеленой листвы, распустившейся пышно,О царская дочь, при моем появленье не слышно. И ветер не дует, недвижно речное теченье,А солнца лучи — как луны голубое свеченье.

Среди океана мой град, именуемый Ланкой,Для взгляда, под стать Амаравати, блещет приманкой. Стеной крепостной обнесен данный град многолюдный.Она золотая, в ней любой портал — изумрудный. Свирепые ракшасы, обитатели дивной столицы,Дворцами обладают, имеют слонов, колесницы. Частые деревья прохладных садов и беспыльныхКрасуются многообразьем плодов изобильных.

Божественные удовольствия со мной повседневноВкушая, ты жребий земной позабудешь, царевна!

О Раме зря печалишься, век его прожит!Так как он — человек, и никто его дней де умножит. Послал в леса Дашаратха трусливого сына,Любимцу меж тем предоставил престол властелина. На что тебе Рама, лишенный отцовского царства,От мира этого отрешенный, терпящий мытарства? Не вздумай отвергнуть меня!

Повелитель всемогущий,Явился я, Камы стрелой уязвлен любострастной.

Раскаешься, как будто бы Урваши — небесная дева,Ногой оттолкнувшая милого в приступе бешенства. Перста моего испугается Рама твой хилый!Для чего ты противишься счастью, царевна Митхилы?» Но пылкую отповедь данной красивые женщины дивнойУслышал срочно Равапа богопротивный: «Похитив жену Громовержца, красивую Сачи,Ты можешь остаться в живых, — так как бывают удачи! Но если ты Ситу похитил — спастись не сохраняй надежду:Погибнешь неизбежно, хоть амриты всласть напейся!»

Часть сорок девятая (Равана похищает Ситу)

Тут настоящий вид побочного брата КуберыЯвил соблазнитель, ее устрашая сверх меры. Личину монаха он скинул, притворством наскуча,И поднялся перед ней красноглазый, громадный, как туча. Очами багряными Ланки властитель постылыйУставился в лотосы — очи царевны Митхилы.

В одежде из пурпура, златом тяжелым украшен,Он, десятиглавый и двадцатирукий, был страшен. А вихрь благовонный, над братом Куберы побочнымКружась, на лету осыпал его ливневым дождем цветочным.

Сообщил он отважного Рамы красивой супруге,На вид его супостата взиравшей в испуге, — Сообщил темнокудрой, убор огнезарный носящей,Летающих Ночью властитель великоблестящий, — Сообщил дивпобедроя красивой женщине Десятиглавый:«Тебе, несравненная, надобен супруг величавый,Как я, в трех мирах осиянный немеркнущей славой! Покинь человека! Моей не противься приязни.Ты мне, как мужу, предаться обязана без опаски.

О дама, мужу ты будешь творить угожденье.Ко мне вожделеньем пылая, вкусишь удовольствии». Был Равана страстью собственной ослеплен сумасбродной.Как Рохини — Будха, царевну схватил злоприродный. За темнокудрявые волосы ДесятиглавыйПребольно поймал ее левой рукою, а правой Округлые бедра обвив, соблазнитель постылыйК себе прижимал добропорядочную деву Митхилы.

Тогда божества, населявшие чащу лесную,Гонимые страхом, пустились бежать по отдельности: Так как это страшилище гороподобное было,Клыкастое, полное силищи, злобное было! За Раваной тут с высоты колесница спустилась.Он ликом был грозен, как туча, что в небе сгустилась, А эта повозка златая, отменной чеканкиБыла забрана у Куберы властителем Ланки. Царевну в охапку схватил он могучею дланью.Ее в колесницу внеся, разразился он бранью.

Она зарыдала, у Раваны сидя на ляжке.И взмыли в лазурное небо, на горе бедняжке,Чудесные кони — зеленые, в чудной упряжке.

Часть пятьдесят вторая (Равана похищает Ситу)

«О Рама!» — взывала, рыдая, царевна Видехи,Но Равана в небо ее уносил без помехи. И ласковые члены, через желтого шелка убранство,Мерцали расплавом златым, озаряя пространство. И Равану пламенем желтым ее одеяньеОбъяло, как чёрную гору — пожара сиянье. Царевна блистала, как молния; тёмной тучейКазался, добычу к бедру прижимая, Могучий.

Был Десятиглавый осыпан цветов лепестками:Красивая женщина стан и шею обвивала венками.

Гирлянды, из благоухающих лотосов свиты,Дождем лепестков осыпали мучителя Ситы. И облаком красным клубился в закатном сияньеБлистающий царственным золотом шелк одеянья. Владыка летел, на бедре необъятном колебляГоловку ее, как цветок, отделенный от стебля.

И лик обольстительный, ракшасом к боку прижатый,Без Рамы поблек, как будто бы лотос, от стебля отъятый.

Губами пунцовыми, глазами и дивным челом,И невинной свежестью щек, увлажненных слезами, Пленяла она, и зубов белизн