Все эти поразительные открытия были сделаны Галилеем за относительно маленький временной отрезок благодаря телескопу. На современников они произвели ошеломляющее чувство. Казалось, что покров тайны спал с мироздания, и оно готово открыть перед человеком собственные сокровенные глубины.
Как велик был в то время интерес к астрономии, видно из того, что лишь в Италии Галилей сходу взял заказ на сто инструментов собственной совокупности. Одним из первых оценил открытия Галилея второй выдающийся астролог того времени Иоганн Кеплер. В 1610 году Кеплер придумал принципиально новую конструкцию зрительной трубы, складывавшуюся из двух двояковыпуклых линз.
В следующем году он выпустил капитальный труд «Диоптрика», где детально рассматривалась теория зрительных труб и по большому счету оптических устройств. Сам Кеплер не имел возможности собрать телескоп — для этого у него не было ни средств, ни квалифицированных ассистентов. Но в 1613 году по схеме Кеплера выстроил собственный телескоп второй астролог — Шейнер.
Множество ученых принялись сами строить телескопы, причем более замечательные, чем у Галилея. Некоторым удалось достигнуть повышения в сто раз, наряду с этим протяженность трубки достигала 30, 40 и более метров.
Рекорд в собственности, по всей видимости, астрологу Озу, которому удалось в первой половине 60-ых годов семнадцатого века соорудить телескоп с повышением в 600 раз.
Наряду с этим протяженность трубки была 98 метров.
Легко додуматься о затруднениях, каковые было нужно претерпеть Озу, ведя наблюдения посредством для того чтобы неуклюжего приспособления. В первой половине 70-ых годов XVII века Исааку Ньютону удалось частично дать добро это затруднение он предложил новую конструкцию телескопа (названную рефлектор), в котором объективом было вогнутое железное зеркало.
Из всего сообщённого видно, что создание телескопа ознаменовало собой настоящую революцию в науке по большому счету и в оптике в частности. Правильная оптика вошла в науку как новое средство познания мира.
МИКРОСКОП
Примерно одновременно с этим, в то время, когда началось изучение космоса посредством телескопов, были сделаны первые попытки раскрыть посредством линз тайны микромира.
Как мы знаем, что небольшие предметы, даже если они прекрасно освещены, отправляют глазу через чур не сильный пучок световых лучей, не хватает интенсивный чтобы разрешение, создаваемое им на сетчатке глаза, дало нам отчетливое изображение. Несложный метод расширить изображение маленького предмета — это замечать его посредством лупы. Лупой именуют собирающую линзу с малым фокусным расстоянием (в большинстве случаев, не более 10 см), засунутую в рукоятку.
Наблюдение посредством лупы происходит следующим образом. Предмет AB помещается от стекла на расстоянии OC, меньшим фокусного расстояния Of, тогда глазу, находящемуся в точке пересечения лучей F, покажется, словно бы лучи исходят из точки пересечения A1B1 продолженных лучей, так что получается мнимое, прямое увеличенное изображение A1B1 предмета AB. Чтобы изображение это было совсем четко, нужно, дабы расстояние C1F было равняется расстоянию наилучшего зрения наблюдателя.
Повышением лупы будет принимать во внимание отношение A1B1 к AB либо OC1 к OC.
Более идеальным инструментом для наблюдения микроскопических предметов есть несложной микроскоп. В то время, когда показались эти устройства, в точности неизвестно. В начале XVII века пара таких микроскопов изготовил очковый мастер Захария Янсен из Миддельбурга.
В произведении А. Кирхера, вышедшем во второй половине 40-ых годов семнадцатого века, содержится описание несложного микроскопа, названного им «блошиным стеклом».
Он складывался из лупы, вделанной в бронзовую базу, на которой усиливали предметный столик, помогавший для помещения разглядываемого объекта; внизу пребывало плоское либо вогнутое зеркало, отражающее солнечные лучи на предмет и так освещающее его снизу. Лупу передвигали при помощи винта к предметному столику, пока изображение не становилось отчетливым и ясным.
Первые выдающиеся открытия были сделаны именно посредством несложного микроскопа. В середине XVII века блестящих удач добился голландский естествоиспытатель Антони ван Левенгук. В течение многих лет Левенгук совершенствовался в изготовлении маленьких (время от времени меньше 1 мм в диаметре) двояковыпуклых линзочек, каковые он изготавливал из мелкого стеклянного шарика, со своей стороны получавшегося в следствии расплавления стеклянной палочки в пламени.
После этого данный стеклянный шарик подвергался шлифовке на примитивном шлифовальном станке. в течении собственной жизни Левенгук изготовил не меньше 400 аналогичных микроскопов. Один из них, хранящийся в университетском музее в Утрехте, дает более чем 300?кратное повышение, что для XVII века было огромным успехом.
Без определенного замысла Левенгук изучил все, что попадалось под руку, и, подобно Галилею в космосе, делал одно великое открытие за вторым. В первый раз применив микроскоп в зоологических изучениях, он был настоящим первооткрывателем микромира.
Так, Левенгук первым замечал перемещение крови в кровеносных сосудах и открыл красные кровяные тельца; он понял, что глаз у насекомых устроен совсем не так, как у человека, и имеет фасеточное строение; он открыл поперечную полосатость мышц, трубочки зубного вещества, волокна хрусталика, чешуйки кожи и другое. Еще более ответственное значение имело то, что Левенгук нашёл громадный мир микроорганизмов, о существовании которых до этого кроме того не подозревали.
Он обрисовал множество форм и почкование гидр инфузорий. Наконец он нашёл сперматозоиды в семенной животных и жидкости человека и продемонстрировал, что развитие больших организмов также начинается с микроскопических размеров.
В начале XVII столетия показались сложные микроскопы, составленные из двух линз. Изобретатель для того чтобы сложного микроскопа точно не известен, но многие факты говорят за то, что им был голландец Корнелий Дребель, живший в Лондоне и пребывающий на работе у король Англии Иакова I. В сложном микроскопе было два стекла: одно — объектив — обращенное к предмету, второе — окуляр — обращенное к глазу наблюдателя.
В первых микроскопах объективом служило двояковыпуклое стекло, дававшее настоящее, увеличенное, но обратное изображение. Это изображение и рассматривалось при помощи окуляра, что игрался так роль лупы, но лишь лупа эта служила для повышения не самого предмета, а его изображения.
Предмет AB, расположенный от объектива мало дальше его главного фокуса F, давал на другую сторону настоящее, обратное и увеличенное изображение ab, лежавшее за двойным фокусным расстоянием. Стекла M и N находятся между собой в таком удалении, что изображение ab приходится между окуляром N и его главным фокусом F1. Из этого следует, что глаз, помещенный на E, видит изображение через окуляр, что действует как лупа и заменяет изображение ab вторым — a1b1, мнимым и еще более увеличенным.
Это второе изображение прямое по отношению к первому, но обратное по отношению к предмету.
Не считая данной схемы микроскопа вероятны и другие. Кстати, создатель телескопа Галилей в 1610 году понял, что в очень сильно раздвинутом состоянии его зрительная труба разрешает очень сильно расширить небольшие предметы. Его можно считать изобретателем микроскопа, складывающегося из хорошей и отрицательной линз.
В первой половине 60-ых годов семнадцатого века микроскоп Дребеля был усовершенствован британским физиком Робертом Гуком, что ввел в него третью линзу, названную коллектива. Данный тип микроскопа получил громадную популярность, и большая часть микроскопов финиша XVII — первой половины XVIII столетия строились по его схеме.
ПРЯДИЛЬНАЯ МАШИНА
Восемнадцатый и девятнадцатый столетия ознаменовались невиданным прежде техническим подъемом. В продолжение полутораста лет было сделано множество блестящих изобретений, созданы новые виды двигателей, освоены новые транспорта и средства связи, придуманы различные станки и машины. В большинстве отраслей производства ручной труд был полностью вытеснен машинным.
Скорость, производительность труда и качество обработки выросли в пара десятков раз.
В развитых европейских государствах показались тысячи больших предприятий, сложились новые публичные классы — пролетариат и буржуазия. Промышленный подъем сопровождался наибольшими социальными сдвигами. В следствии Европа, да и всю землю, к концу XIX века неузнаваемо изменилась; жизнь людей уже совсем не была похожим ту, что была в начале XVIII столетия.
Возможно, в первый раз в истории технический переворот так зримо и явственно сказался на всех сторонах людской судьбе.
В это же время начало данной великой машинной революции связано с созданием прядильного автоматического станка — самой первой автомобили, взявшей широкое распространение в производстве. Возможно заявить, что прядильная машина была прообразом всех последующих станков и механизмов, и исходя из этого изобретение ее по собственному значению на большом растоянии выходило за узкие рамки текстильного и прядильного дела. В каком?то смысле ее появление символизировало собой рождение современного мира.
Прядение в том виде, в каком оно было обрисовано выше, — посредством прялки и ручного веретена — существовало в течении нескольких тысячелетий и оставалось во все это время достаточно сложным и трудоемким занятием. Рука прядильщицы при совершении однообразных перемещений по вытягиванию, наматыванию и скручиванию нити скоро уставала, производительность труда была низкой. Исходя из этого большой ход в развитии прядения случился с изобретением ручной прялки, которая показалась в первый раз в римской Империи.
В этом незамысловатом приспособлении колесо a при собственном вращении приводило во вращение при помощи нескончаемого шнура колесо меньших размеров d, на ось которого было надето веретено b. Процесс прядения на ручной прялке заключался в следующем: правая рука при помощи ручки приводила во вращение громадное колесо a, тогда как левая, вытянув прядь из пучка волокон, направляла нить или наклонно к веретену (тогда она ссучивалась и закручивалась), или под прямым углом (тогда она сама собой, готовься , наматывалась на веретено).
Следующим большим событием в истории прядения стало появление самопрялки (около 1530 г.), изобретателем которой именуют каменотеса Юргенса из Брауншвейга. Его прялка приводилась в перемещение ногами и освобождала для работы руки работницы.
Работа на самопрялке проходила следующим образом. Веретено 1 было соединено наглухо с рогулькой 2 и приобретало перемещение от нижнего громадного колеса 4. Последнее было соединено с блоком, без движений укрепленным на веретене. Катушка 3, на одном финише которой был укреплен блок меньшего диаметра, вольно надевалась на веретено.
Оба блока приобретали перемещение от одного и того же колеса 4, но рогулька и веретено, соединенные с громадным блоком, вращались медленнее, чем катушка, соединенная с меньшим блоком. Потому, что катушка вращалась стремительнее, происходило наматывание на нее нити, причем скорость наматывающейся нити была равна катушки скоростей и разности веретена. Прядильщица вытягивала рукой волокна из пряслицы и частично закручивала их пальцами.
Нить до вступления в рогульку двигалась по оси веретена.
Наряду с этим она вращалась, другими словами закручивалась, и делала всецело то же число оборотов, что и веретено. Пройдя через рогульку 2, нить меняла направление и шла на катушку уже под прямым углом к оси веретена. Так, если сравнивать с простой прялкой, самопрялка разрешала в один момент вытягивать, скручивать и наматывать нить.
Из процесса прядения тут уже были механизированы две операции: наматывание и скручивание нити ее на катушку, но вытяжка волокон из пряслицы и частичное закручивание их происходили вручную. Это очень сильно замедляло всю работу. В это же время в первой трети XVIII века был создан усовершенствованный ткацкий станок Кея, разрешавший заметно повысить скорость тканья.
На новом станке проворный ткач был в состоянии выткать столько пряжи, сколько поставляли шесть умелых прядильщиков.
В следствии появилась диспропорция между ткачеством и прядением. Ткачи стали ощущать дефицит пряжи, поскольку прядильщицы не успевали приготовлять ее в нужном количестве. Пряжа не только очень сильно вздорожала, но довольно часто ее по большому счету не было возможности дотянуться ни за какую цену.
А рынки потребовали все большего количества тканей.
Пара поколений механиков тщетно ломали голову над тем, как усовершенствовать прялку. в течении XVII и первой половины XVIII столетий было сделано несколько попыток снабдить самопрялку двумя веретенами, дабы повысить ее эффективность. Но трудиться на таковой прялке было через чур не легко, исходя из этого мысль эта не стала распространена.
Было ясно, что прясть сходу на нескольких веретенах возможно будет только тогда, в то время, когда будет механизирована сама операция вытягивания волокон.
Эта непростая задача была частично разрешена британским механиком Джоном Уайтом, что придумал в 1735 году особый вытяжной прибор. По словам Маркса, эта часть автомобили выяснила начало промышленной революции. Не имея средств, Уайт реализовал права на собственный превосходное изобретение предпринимателю Льюису Паулю, что во второй половине 30-ых годов восемнадцатого века взял на него патент.
В машине Уайта и Пауля человеческие пальцы в первый раз были заменены парой «вытяжных» валиков, вращающихся с различной скоростью.
Один валик имел ровную поверхность, а второй был шероховатый с рифленой поверхностью либо обит паклей. Но перед тем как поступить на валики автомобили, волокна хлопка должны были пройти предварительную обработку — их нужно было уложить параллельно друг другу и вытянуть. (Это именовалось «расчесыванием» хлопка, либо кардованием.)
Уайт и Пауль попытались механизировать данный процесс и создали особую чесальную машину. Принцип ее действия заключался в следующем. Цилиндр, снабженный по всей поверхности крючками, вращался в желобе, что на собственной внутренней стороне был снабжен зубьями.
Волокна хлопка пропускались между жёлобом и цилиндром и так расчесывались.
Затем пряжа в виде узкой ленты подавалась в прядильную машину и тут сперва вытягивалась в вытяжных валиках, а позже действовала на веретено, вращавшееся стремительнее валиков, и закручивалась в нить. Первая такая прялка была выстроена Паулем в первой половине 40-ых годов восемнадцатого века. Это первенствовалав истории прядильная машина.
Усовершенствуя свой автомобиль, Уайт и Пауль стали пропускать пряжу через пара валиков. Вращаясь с различной скоростью, они вытягивали ее в более узкую нитку. С последней пары валиков нитка действовала на веретено.
В первой половине 40-ых годов восемнадцатого века Уайт соорудил машину, которая пряла сходу на 50 веретенах и приводилась в перемещение двумя ослами.
Как продемонстрировали предстоящие события, придуманные им вытяжные валики были очень успешным новшеством. Но по большому счету его машина не взяла широкого распространения. Она была через чур дорогим и громоздким устройством для ремесленника?одиночки.
Острая дефицит пряжи ощущаласьи в последующие годы. Эта неприятность была частично решена лишь по окончании создания прядильной автомобили Харгривса.
Харгривс был ткач. Пряжу для него изготовляла супруга, и того, что она успевала напрясть за сутки, было для него не хватает. Исходя из этого он большое количество думал над тем, как возможно было бы ускорить работу прядильщиц.
Случай пришел ему на помощь.
в один раз дочь Харгривса, Дженни, нечаянно опрокинула прялку, но колесо ее вертелось , а веретено прялопряжу, не смотря на то, что пребывало в вертикальном, а не горизонтальном положении. Харгривс срочно применял это наблюдение и выстроил в первой половине 60-ых годов XVIII века машину с восемью одним колесом и вертикальными веретёнами. Машину он назвал «Дженни» по имени собственной дочери.
Она не принесла собственному создателю ни денег, ни счастья.
Наоборот, изобретение Харгривса позвало бурю негодования у прядильщиков — они предвидели, что машина лишит их работы. Ватага возбужденных людей ворвалась в один раз в дом Харгривса и уничтожила машину. Сам его жена и изобретатель чуть успели избежать расправы.
Но это, само собой разумеется, не имело возможности остановить распространения машинного прядения — практически через пара лет «Дженни» пользовались тысячи мастеров.
Как и машина Уайта, «Дженни» потребовала предварительной подготовки хлопковых волокон. Выделка нити происходила тут из ленточки расчесанного хлопка. Початки с ровницей были помещены на наклонной раме (наклон служил для облегчения сматывания ровницы).
Вместо вытяжных валиков Уайта Харгривс применил особенный пресс, складывавшийся из двух брусков дерева. Нитки ровницы с початков проходили через вытяжной пресс и прикреплялись к веретенам. Веретена, на каковые наматывалась готовая нить, пребывали на неподвижной раме с левой стороны станка.
В нижней части каждого веретена имелся блок, около которого шел приводной шнур, переброшенный через барабан. Данный барабан расположен был в первых рядах всех блоков и веретен и приводился в перемещение от громадного колеса, вращаемого рукой. Так, громадное колесо приводило во вращение все веретена.
Прядильщик одной рукой двигал каретку вытяжного пресса, а второй вращал колесо, приводившее в перемещение веретена. Работа автомобили складывалась из следующих процессов: пресс закрывался и отводился назад от веретен — в следствии происходило вытягивание нити. В один момент прядильщик вращал колесо, оно приводило в перемещение веретена, а они закручивали нить.
В конце отхода каретка останавливалась, а веретена вращались , создавая докрутку. Затем каретка подавалась обратно к веретенам, все нити пара пригибались особенной проволокой чтобы они попали в положение наматывания. На протяжении обратного хода каретки с открытым прессом нити наматывались на веретена благодаря вращения последних.
Вытяжной пресс Харгривса, по существу, заменил руку рабочего. Вся работа свелась по большей части к трем перемещениям: к вращению приводного колеса, к прямолинейному перемещению каретки взад и вперед и к нагибанию проволоки. Иначе говоря человек игрался лишь роль двигательной силы, и исходя из этого в будущем произошло заменить рабочего вторыми, более постоянными и замечательными источниками энергии.
Превосходное значение изобретения Харгривса было в том, что оно сделало вероятным обслуживание нескольких веретен одним рабочим. В самой первой его машине было всего восемь веретен. После этого он увеличил их количество до 16.
Но еще при жизни Харгривса показались автомобили «Дженни» с 80 веретенами. Эти автомобили уже не под силу было приводить в воздействие рабочему, и их стали соединять с водяным двигателем.
Благодаря дешевизне и простоте конструкции, и возможности применять ручной привод «Дженни» взяла широчайшее распространение. К 90?м годам XVIII века в Англии насчитывалось уже более 20 тысяч самопрялок «Дженни». В большинстве собственном они принадлежали ткачам?одиночкам.
Самые маленькие из них делали работу шести либо восьми рабочих.
Это первенствовалав истории машина, взявшая массовое распространение.
Машина Харгривса частично помогла преодолеть прядильный голод и содействовала замечательному подъему производства в Англии, но это было все?таки не совсем то, что требовалось. Вытяжное приспособление «Дженни» выяснилось несовершенным. Из?за недостаточной вытяжки пряжа получалась хоть узкая, но не сильный.
Для большей прочности полотна ткачам приходилось додавать в пряжу льняную нитку.
Более успешная машина была создана скоро Аркрайтом. Она представляла собой соединение вытяжного механизма Уайта с крутильно?наматывающим аппаратом самопрялки Юргенса. По профессии Аркрайт был цирюльником в городе Болтоне в Англии.
Большая часть его клиентов были ткачи и мелкие прядильщики.
в один раз Аркрайт стал свидетелем беседы ткачей, сказавших о том, что полотно ткется из нитей льна вперемежку с нитями хлопка, поскольку машина Харгривса не в состоянии поставлять большое количество нитки и пряжи ее не владеют достаточной прочностью. Практически сразу после этого Аркрайт раздобыл себе машину «Дженни», изучил ее и убедился, что сможет выстроить другую, которая будет прясть скорее и уже.
Он взялся за дело, и вправду, ему удалось выстроить прялку, которая совсем машинально выполняла все процессы. Прядильщику приходилось только смотреть за тем, дабы в машину поступало достаточно материала, и соединять порвавшиеся нити.
Работа на машине Аркрайта происходила следующим образом Приводное колесо приводило во вращение веретена с рогульками. Предварительно приготовленная из хлопка ровница пребывала на початках, каковые помещались на горизонтальном валу в верхней части станка. Ровничная ленточка хлопковых волокон действовала в находящиеся перед початками вытяжные валики.
В каждой паре нижний валик был древесный, рифленый, а верхний — обтянут кожей.
Любая последующая пара валиков вращалась стремительнее, чем прошлая. Верхние валики прижимались грузами к нижним. Вытянутая нить выходила из последней пары валиков, проходила через крючки рогульки и наматывалась на веретено.
Для того чтобы получить отставание сидящих на веретенах катушек от рогулек, катушки пара задерживались шнуром, проходившем через желобки шкивов в нижней части каждой катушки.
В следствии получались нити таковой крепости, что отныне возможно было делать ткани из чистого хлопка, без примеси льна. В обрисовываемой машине был полностью осуществлен принцип непрерывности работы, исходя из этого ее нарекли ватермашиной.
Аркрайт был не только удачливым изобретателем, но и ловким воротилой. В сообществе с двумя коммерсантами он выстроил собственную прядильную фабрику, а в первой половине 70-ых годов восемнадцатого века открыл вторую фабрику в Кромфорде, где все автомобили приводились в перемещение водяным колесом. Скоро фабрика разрослась до размеров большого предприятия.
Во второй половине 70-ых годов XVIII века на ней было пара тысяч веретен и трудилось 300 рабочих. Не останавливаясь на этом, Аркрайт основал еще пара фабрик в различных финишах Англии. В первой половине 80-ых годов восемнадцатого века на него трудилось уже 5000 рабочих, а его капитал оценивался в 200 тысяч фунтов.
Аркрайт работалнад разработкой новых автомобилей, каковые разрешили бы механизировать целый процесс обработки пряжи. В 1775 году он взял патент сходу на пара запасных механизмов. Главными из них были: кардная машина, подвижной гребень, ровничная машина и питающий прибор.
Кардная машина складывалась из трех барабанов и служила для расчесывания хлопка. (Это была усовершенствованная машина Уайта.) Подвижный гребень употреблялся как дополнение к кардной машине — им снимали прочесанный хлопок с барабанов. Ровничная машина превращала расчесанный хлопок в цилиндрическую ровницу, готовую для переработки на прядильной машине. Питающий прибор воображал собой подвижное полотно, которое доставляло кардной машине хлопок для обработки.
В последующие годы слава Аркрайта была омрачена обвинениями в воровстве чужих изобретений. Множество судебных процессов продемонстрировал, что все запатентованные им автомобили не были в конечном итоге изобретены им. Так, оказалось, что прядильную ватермашину изобрел часовщик Джон Кэй, кардную машину — Даниэль Борн, питающий прибор — Джон Лис.
В 1785 году все патенты Аркрайта были отменены, но к этому времени он уже стал одним из самых богатых британских фабрикантов.
Последнюю точку в создании универсальной прядильной автомобили поставил ткач Самуэль Кромптон, что создал так именуемую мюль?машину. В ней были соединены принципы работы «Дженни» и ватермашины Аркрайта. Вместо пресса Харгривса Кромптон применил вытяжные валики. Помимо этого, введена была каретка, двигавшаяся взад и вперед.
На каретке помещались веретена. В то время, когда каретка с веретенами отходила от валиков, веретена еще посильнее вытягивали и скручивали нитку.
В то время, когда каретка приближалась к валикам, нитка закручивалась и наматывалась на веретено. В то время как ватермашина делала крепкую, но неотёсанную пряжу, а «Дженни» — узкую, но некрепкую, мюль?машина Кромптона давала крепкую и вместе с тем узкую пряжу.
ОСПОПРИВИВАНИЕ
Натуральная оспа была известна с глубокой древности и постоянно считалась одной из самых страшных и опустошительных заболеваний. В большинстве случаев от нее умирала 1/6?1/8 часть всех заболевших, а у мелких детей смертность достигала 1/3. По отношению к неспециализированной смертности на долю оспы выпадала 1/4 всех умирающих.
И такая грустная картина наблюдалась впредь до самого финиша XVIII века. К примеру, в одной Германии во второй половине 90-ых годов восемнадцатого века от оспы погибло 70 тысяч людей. По большому счету же думали, что каждый год в Европе от данной заразы погибало до 1, 5 миллионов человек.
Бывали и более масштабные эпидемии. Так, перекинувшись в шестанадцатом веке в Америку, оспа сняла тут особенно ужасную и обильную жатву — в маленький срок от нее погибло пара десятков миллионов коренных обитателей?индейцев.
Но кроме того в случае если оспа щадила жизнь, она довольно часто оставляла по окончании себя неизгладимые следы. Множество людей были обезображены рубцами, вторых она лишила здоровья, слуха и зрения. В средневековой Европе эпидемии оспы были так нередки и тотальны, что у тогдашних докторов сложилось жёсткое убеждение: любой человек обязан в обязательном порядке переболеть оспой.
Известный доктор XVII века Сиденгам именовал оспу «ужаснейшей заболеванием, унесшей в могилу больше жертв, чем все другие эпидемии, чем война и порох». А узнаваемый британский историк Маколей писал: «Моровая язва либо чума была более смертельна, чем оспа, но она посетила отечественные берега только в один раз либо два раза на памяти людей, в то время как оспа неотступно пребывала между нами, наполняя кладбища покойниками, терзая постоянным страхом всех тех, каковые еще не болели ею, оставляя на лицах людей, жизнь которых она пощадила, ужасные символы, как клеймо собственного могущества».
От оспы не было лекарств, но в далеком прошлом была увидена одна особенность данной болезни — человек, переболевший кроме того самой легкой ее формой, на всегда становился к ней невосприимчивым. Этим был как бы посоветован метод противостоять ужасному заболеванию. В Китае уже за 1000 лет до Р.Х. доктора умели прививать здоровому человеку легкую оспу и тем самым защищали его от заражения более серьёзной формой.
Из Китая данный метод распространился по всему Востоку, а в начале XVIII века привлек интерес европейцев. Супруга британского посланника герцогиня Монтагю привила легкую форму натуральной оспы собственной единственной дочери, а позже проповедовала прививку в высшем британском обществе.
В большинстве случаев для оспопрививания выбирали подходящие случаи легкой натуральной оспы, прививали ее здоровому человеку, так что тот переносил ее в неопасной форме. (В 1768 г. была привита оспа русской императрице Екатерине Второй.) Не обращая внимания на то что прививка как правило давала хороший эффект, нередкими были и ужасные финалы, в то время, когда у привитого вместо легкой развивалась серьёзная форма заболевания со всеми ее страшными последствиями. Исходя из этого на прививку решались только немногие, и современники наблюдали на них, как на отчаянных смельчаков.
Нетрудно исходя из этого представить себе, насколько велика была признательность современников британскому доктору Эдуарду Дженнерту, что в самом финише XVIII века открыл надежный и надёжный метод защиты против данной опустошительной заразы. Сущность открытия Дженнерта весьма несложна — вместо натуральной людской оспы он внес предложение прививать людям ту форму оспы, которая иногда поражала тех людей и коров, каковые имели дело с молочным скотом (в первую очередь доярок).
Дело в том, что заболевание, сходная с оспой, отмечается и у большинства видов животных. Причем в далеком прошлом уже было увидено, что у одних видов она протекает в весьма легкой форме, а у других, наоборот, довольно часто принимает страшный темперамент. В частности, коровы болели оспой относительно редко и переносили ее весьма легко.
Отмечалось кроме этого, что доярки, переболевшие коровьей оспой, в большинстве случаев появились невосприимчивы к оспе натуральной. Кое-какие доктора пробовали отыскать объяснение этому феномену, но большая часть ученых?медиков не придавало ему громадного значения, потому, что жёсткой закономерности тут ни при каких обстоятельствах не наблюдалось — не смотря на то, что и несравненно реже вторых, доярки (среди них и переболевшие коровьей оспой) все?таки время от времени становились жертвами натуральной оспы. Практически любой доктор, имевший широкую практику, имел возможность указать на такие случаи.
Так, Дженнерт был далеко не первым, кто заинтересовался коровьей оспой, но как раз ему посчастливилось совершить открытие, окончательно обессмертившее его имя. Говорят, один случай вынудил его сосредоточиться на данной проблеме. в один раз, в то время, когда юный Дженнерт еще обучался у доктора Даниэля Лидлоува в Содбери, к нему обратилась за советом бедная крестьянка.
Осмотрев больную, Дженнерт отыскал у нее все симптомы натуральной оспы и сказал ей об этом. «Оспой я не могу заболеть, — отвечала ему больная, — по причине того, что у меня была коровья оспа». Глубокая уверенность, с которой крестьянка сказала эти слова, сильно поразила юного Дженнерта и навела его на следующее предположение: раз коровья оспа переносится человеком несравненно легче натуральной, поскольку она постоянно протекает без смертельного финала, то разумеется, что при ее предохранительном свойстве достаточно позвать ее искусственно в людской организме, дабы окончательно обезопасить его от заболевания настоящей оспой.
От природы Дженнерт был весьма общителен и неоднократно высказывал это предположение сотрудникам. Мало кто разделял его уверенность, но для самого Дженнерта поиск надёжного оспопрививания сделался делом всей его жизни. Но потребовалось много лет усердного труда, долгих размышлений и постоянных наблюдений, перед тем как он отыскал верные ответы на все вопросы.
Завершив собственный образование в Лондоне, Дженнерт отклонил пара весьма соблазнительных предложений (в частности, известный путешественник капитан Кук, отправляясь в кругосветное плавание, предлагал ему место натуралиста на своем корабле), уехал к себе на родину и посвятил себя сельской практике. Он постоянно имел громадной интерес к заболеваниям домашних животных.
Пристально изучая кожные болезни коров, он наконец увидел, что высыпания оспы у них не всегда бывают однообразны, и сделал верное предположение, что под неспециализированным заглавием оспы смогут, по большому счету говоря, прятаться различные заболевания, имеющие однообразные симптомы. Но лишь те люди, каковые переболели настоящей коровьей оспой, делаются невосприимчивыми к натуральной оспе. Другие же лишь считаюм, что они болели ею.
Этот небольшой процент, согласно точки зрения Дженнерта, и составляли те несчастные доярки, каковые заболевали натуральной оспой. А раз так, значит, коровья оспа обязана непременно предохранять каждого переболевшего ей человека от оспы натуральной.
Удивительные статьи:
- Из книги г.к. лукомского «вологда в ее старине»
- Сражение на поле куликовом
- Глава xxvii. судебная лотерея
Похожие статьи, которые вам понравятся:
-
Рычаг, блок и наклонная плоскость 6 страница
Предположение это нуждалось в подтверждении, и Дженнерт решился на проведение опыта. 14 мая 1796 года, в то время, когда в окрестностях его родного…
-
Рычаг, блок и наклонная плоскость 13 страница
В первый раз патент на применение железобетона забрал в первой половине 50-ых годов XIX века британский штукатур Вильям Уилкинсон. В будущем он обширно…
-
Рычаг, блок и наклонная плоскость 15 страница
В созданном Эдисоном аппарате микрофон и телефон включались в две отдельные цепи. Источник тока, первичная обмотка и микрофон трансформатора соединены…
-
Рычаг, блок и наклонная плоскость 8 страница
За первый же год эксплуатации «Клермонт» дал выручку 16 тысяч долларов. В последующие годы компания Фултона?Ливингстона выстроила еще пара паровых судов….
