Viii. сети дает совет фараону 5 страница

– Я имел возможность бы весьма легко доказать тебе это, но это заняло бы битый час, если не больше, так что отложим до следующего раза. Данный скарабей – жалкая вещица, отдай его мне и ты возьмёшь что?нибудь более полезное. А желаешь данный кольцо с печаткой?

Потому, что я уже не принц Египта, он мне не нужен.

– Забери скарабея, принц, он твой. Но я не заберу это кольцо, по причине того, что…

– …мне не требуется, а ты не желала бы иметь то, что не требуется дарителю. О! Я не хорошо подбираю слова, но я желал сообщить совсем второе.

– Нет, принц, – по причине того, что твое царское кольцо через чур громадно для того, кто так мелок.

– Как ты можешь знать, пока ты его не померила? Помимо этого, данный недочёт возможно исправить.

Тут он захохотал и она также захохотала, но кольца все?таки не забрала.

– Ты видела Ану? – продолжал он. – Мне думается, он отправился тебя искать и без того торопился, что чуть закончил собственный доклад.

– Он так и сообщил?

– Нет, но у него был таковой вид. Так, что я сам внес предложение ему идти не мешкая. Он заявил, что желает отдохнуть по окончании продолжительного путешествия, – либо, возможно, это я приказал ему пойти отдохнуть.

Я забыл.

Да и как не забыть в такую красивую ночь, в то время, когда совсем другие мысли приходят в голову.

– Для чего Ана желал меня видеть, принц?

– Откуда я знаю? Из-за чего человек, что еще молод, желает видеть милую и прекрасную даму? О, отыскал в памяти!

Он встретил в Танисе твоего дядю, что задал вопрос его о твоем здоровье. Возможно, исходя из этого он и желал тебя видеть.

– Я не желаю слышать о моем дяде в Танисе. Он напоминает мне о через чур многих вещах, каковые причиняют боль, а бывают ночи, в то время, когда хочется забыть о боли, – она и без того возвращается утром.

– Ты по?прошлому полна решимости не возвращаться к своим? – задал вопрос он более без шуток.

– Само собой разумеется. О, не скажи, что ты пошлёшь меня обратно…

– …к Лейбэну, госпожа?

– Среди них и к Лейбэну. Отыщи в памяти, принц, поскольку на мне проклятие. В случае если я возвращусь в Гошен, то так или иначе, непременно, но я погибну.

– Ана говорит, что, как сообщил твой дядя Джейбиз, тот сумасшедший, что пробовал убить тебя, не имел права тебя проклинать, тем более убивать. Поинтересуйся у Аны, он все тебе поведает.

– Все же проклятие остается и в итоге раздавит меня. Как же мне, одинокой даме, противостоять мощи его жрецов и народа Израиля?

– Разве ты одинока?

– Как же возможно в противном случае с тем, кто вне закона?

– Ты права. Я знаю это, я так как также отверженный.

– По крайней мере имеется ее высочество, твоя супруга, которая без сомнений приедет, дабы утешить тебя, – сообщила она, опустив глаза.

– Ее высочество не приедет. Если бы ты видела Ану, он бы, быть может, сообщил тебе, что она поклялась ни при каких обстоятельствах не наблюдать мне в лицо, в случае если над ним не засияет корона.

– О, как может дама быть столь ожесточённой! Так как данный удар должно быть поразил тебя в самое сердце, – вскрикнула она с невольным выражением жалости.

– Ее высочество не только дама, она принцесса Египта, а это громадная отличие. По большому счету мне, само собой разумеется, весьма больно, что моя сестра покинула меня для того, что она обожает больше всего, – величия и власти. Но такова истина – разве что Ане все приснилось.

Так что мы, как видишь, в однообразном положении, оба отверженные, ты и я – разве не так?

Она молчала, по?прошлому не поднимая глаз, и он медлительно проговорил:

– Мне пришла в голову одна идея, о которой я бы желал услышать твое вывод. Если бы двое покинутых и одиноких объединились, они стали бы наполовину менее одинокими, не так ли?

– Предположительно так, принц, – другими словами, если бы они были вправду покинуты и одиноки. Но я не осознаю данной загадки.

– Да ты ее решила. Если ты одинока и я одинок, по отдельности, то совместно мы, как ты говоришь, были бы менее одиноки.

– Принц, – тихо сказала она, отшатнувшись от него, – я этого не сказала.

– Нет, за тебя сказал я. Послушай меня, Мерапи. В Египте меня вычисляют необычным, исходя из этого у меня не было ни одной дорогой и близкой мне дамы, – я ни при каких обстоятельствах не встречал дамы, которая стала бы мне дорога. – Тут она испытующе взглянуть на него, а он продолжал: – Недавно, перед моей поездкой в Гошен, – Ана может поведать тебе об этом, по?моему он все записал, – ко мне пришли Ки и ветхий Бакенхонсу. Ки, как ты знаешь, великий волшебник, не смотря на то, что, по всей видимости, и не таковой великий, как кое-какие ваши пророки.

Он сообщил мне, что они оба прочли мое будущее. В Гошене я встречу даму, которую мне суждено полюбить. Он сказал, что эта дама принесет мне большое количество эйфории, – Сети на миг умолк, разумеется отыскав в памяти, что это не все, что сказал Ки и Джейбиз также. – Ки сообщил мне кроме этого, – продолжал он медлительно, – что я знаю эту даму уже тысячи лет.

Она содрогнулась, и на лице ее мелькнуло необычное выражение.

– Как это быть может, принц?

– То же самое я поинтересовался у него и не взял вразумительного ответа. Но он сообщил кроме этого не только об данной даме, но и о моем приятеле Ане, а это кое?что растолковывает и, как я осознал, об этом же говорили другие волшебники. Позже я отправился в Гошен и в том месте встретил даму…

– В первоначальный раз, принц?

– Нет, в третий…

Тут она опустилась на скамейку и закрыла лицо руками.

– …я полюбил ее, и у меня было такое чувство, словно бы я обожал ее уже «тысячи лет».

– Это неправда. Ты смеешься нужно мной, это неправда! – тихо сказала она.

– Это действительно, потому что в случае если тогда я этого не знал, то определил позже, но совсем, пожалуй, лишь сейчас, в то время, когда Ана сообщил мне, что Таусерт вправду меня покинула. Луна Израиля, та дама – ты. Я не буду сказать тебе, – продолжал он страстно, – что ты прекраснее вторых дам либо ласковее.

Я сообщу лишь, что обожаю тебя, да, обожаю, какой бы ты ни была. Я не могу предложить тебе трон Кемета, даже если бы разрешал закон, но я могу предложить тебе трон моего сердца.

Что ты сообщишь на это, госпожа Мерапи? Постой – перед тем как отвечать, запомни, что не смотря на то, что ты в Мемфисе как словно бы моя пленница, тебе нечего опасаться меня. Каков бы ни был твой ответ, ты неизменно, пока я жив, будешь иметь тут кров и дружбу, и ни при каких обстоятельствах я не стану навязывать тебе собственный общество, как бы мне ни было больно проходить мимо тебя.

Я не знаю, что сулит будущее. Может статься, я дам тебе власть и высокое положение, может статься, я не дам тебе ничего, не считая изгнания и бедности либо кроме того возможности поделить со мной мою смерть, но неизменно, в любом случае, с тобой будет мое поклонение тебе, служение всего моего существа. А сейчас скажи.

Она забрала от лица руки и подняла на него взор, в ее красивых глазах сверкали слезы.

– Это нереально, принц.

– Другими словами, ты не желаешь?

– Я сообщила – это нереально. Такие узы между израильтянкой и египтянином незаконны.

– Так думают кое-какие в этом городе и в других местах.

– И у меня имеется супруг, я желаю сообщить – нареченный, по крайней мере, формально.

– А у меня имеется супруга; я желаю сообщить…

– Это совсем второе. Имеется и вторая обстоятельство, самая основная: нужно мной висит проклятие, и я принесу тебе не радость, как сказал Ки, а горе либо, по крайней мере, горе вместе с радостью.

Он испытующе взглянуть на нее.

– Разве Ана… – начал он и после этого продолжал: – Кроме того в случае если так, сообщи: ты в то время, когда?нибудь видела жизнь, в которой радость не смешивалась бы с горем?

– Ни при каких обстоятельствах. Но горе, которое принесла бы я, пересилило бы радость – для тебя. На мне лежит проклятие моего всевышнего, а я не могу обучиться являться твоим всевышним.

На мне проклятие моего народа, закон моего народа разделяет нас, как клинок, и в случае если я стану тебе близкой, все это еще больше сгустится – не только над моей головой, что не так принципиально важно, но и над твоей также! – И она зарыдала.

– Сообщи мне, – молвил он, забрав ее за руку, – лишь одно, и в случае если ответом будет нет, я больше не стану тебе досаждать. Твое сердце – мое?

– Да, – набралась воздуха она, – с тех самых пор, как мои глаза заметили тебя на улицах Таниса. О! Тогда во мне внезапно что?то изменилось и я возненавидела Лейбэна, что раньше мне просто не нравился. Больше того, я также почувствовала то, о чем сказал Ки, – как словно бы я знала тебя уже тысячи лет.

Мое сердце – твое, моя любовь – твоя, все, что делает меня дамой, – твое и ни при каких обстоятельствах неимеетвозможности принадлежать никакому второму мужчине. И все?таки мы должны быть врозь – для тебя, мой принц, для тебя.

– Значит, если бы не я, ты была бы готова пойти на риск?

– Само собой разумеется! Разве я не дама, которая обожает?

– А вдруг так, – сообщил он, легко захохотав, – то, потому, что я совершеннолетний и, согласно точки зрения некоторых, хорошо разбираюсь в жизни, я, с твоего разрешения, также отправлюсь на риск. О неразумная дама, неужто ты не осознаёшь, что на свете имеется лишь одна хорошая вещь, единственное, что оказывает помощь забыть собственный «я» и все его горести и несчастья, и это любовь? Смогут произойти беды – пускай, какое они имеют значение, в случае если существует память и любовь о ней?

В случае если мы в один раз сорвали данный красивый цветок и хоть час носили его у себя на груди? Ты говоришь, что у нас различные всевышние: возможно, эта отличие и существует, но все всевышние отправляют на землю дар любви, без которого жизнь закончилась бы. Больше того, моя вера учит меня – возможно, яснее, чем твоя, – что жизнь не кончается и по окончании смерти, и исходя из этого любовь, будучи душой судьбы, длится вместе с ней.

И последнее: я думаю, как и ты, что в каком?то непонятном смысле, в словах волшебников имеется действительно, и что в далеком прошлом мы были тем, чем опять планируем стать; и сила данной невидимой связи выделила нас из всей земли и свела воедино и будет держать нас совместно еще долго по окончании того, как данный мир погибнет. Дело не в том, Мерапи, чего хотим мы, дело в том, что выяснила нам будущее. Еще раз – отвечай!

Она не ответила, и в то время, когда я через маленькое время поднял глаза, она была в его объятиях и ее губы сомкнулись с его губами.

Так Сети, принц Египта, и Мерапи, Луна Израиля, соединились в Мемфисе, в Египте.

XIII. Красный Нил

На следующее утро я застал принца одного и, побыв с ним мало, напомнил ему о кое?каких древних исходниках, каковые он желал прочесть, но они хранились в Фивах, и я имел возможность лишь в том месте переписать их. В том месте же, как мне сообщили, были в другие рукописи и продаже. Принц ответил, что они смогут и подождать, но я возразил, что, в случае если я не отправлюсь в Фивы на данный момент же, на них может найтись и второй клиент.

– Ты через чур обожаешь далекие путешествия по моим делам, Ана, – сообщил он. Позже с любопытством наблюдал на меня некое время, и потому, что он имел возможность просматривать мои мысли – так же, но, как я его, – он осознал, что я все знаю, и мягко добавил:

– Тебе следовало функционировать, как я сказал, и поинтересоваться у нее первым. Кто знает…

– Ты, принц, – ответил я, – ты и никто второй.

– Отправься, и да будут с тобой всевышние, приятель. Но не сиди через чур продолжительно над перепиской этих свитков, их может переписать любой писец. Думаю, в Кемете будет неспокойно, и я желаю, дабы ты был рядом со мной.

И кому?то второму, которому ты дорог, также необходимо твое присутствие.

– Благодарю тебя и тому второму, – сообщил я, поклонившись, и ушел.

Но этого мало; тогда как я занимался скромными приготовлениями к путешествию в Фивы, я понял, что это совсем излишне, потому что ко мне пришел раб и передал мне, что барка принца готова к отплытию и ожидает лишь попутного ветра. На данной барке я и отправился в Фивы совсем как ответственный вельможа либо как мумия царя, плывущая к месту погребения. Лишь вместо жрецов (до тех пор пока я отослал их обратно в Мемфис) на корме сидели музыканты, а в то время, когда мне хотелось, оказались танцовщицы, дабы развлекать меня на досуге либо в одеждах, сплетенных из золотых нитей, прислуживать мне на протяжении трапезы.

Так я ехал, как словно бы сам принц, и потому, что меня знали как его приятеля, ко мне были внимательны правители номов, главные люди городов, мимо которых мы плыли, и главные жрецы храмов в каждом городе, где мы делали остановку. Потому что, как я уже сказал, не смотря на то, что на троне сидел Аменмес, в сердцах египтян по?прошлому царил Сети. И это ощущалось тем посильнее, чем дальше я продвигался вверх по Нилу, в районы, где мало знали об израильтянах и связанных с ними проблемах.

Из-за чего, шептали мне на ухо сильные мира сего, его высочество принц Сети не занял место собственного отца? Тогда я говорил им о израильтянах, и они весьма смеялись и говорили:

– Пускай лишь принц развернет тут собственный царское знамя, и мы продемонстрируем ему, что мы думаем по вопросу об этих израильских рабах. Неужто наследник Египта неимеетвозможности иметь собственное суждение о том, должны ли они жить на севере либо уйти в пустыню, которой так жаждут?

На все это и другое я отвечал лишь, что передам их слова; большего я не имел возможности, да и не смел сообщить, потому что везде я обнаруживал, что за мной следуют и замечают шпионы фараона.

Наконец я прибыл в Фивы и остановился в красивом доме, принадлежавшем принцу и подготовленном к моему прибытию, как мне сообщили, по распоряжению намерено отправленного им вестника. Дом стоял рядом от входа на аллею сфинксов, которая ведет к величайшему из всех фиванских храмов, где находится прекрасный колонный зал, выстроенный Сети Первым и достроенный Рамсесом Вторым, дедом принца.

Тут я довольно часто бродил ночью, и ни при каких обстоятельствах мой дух не возносился так близко к небесам, как на протяжении этих странствий. Переехав на западный берег Сихора, я посетил кроме этого ту уединенную и пустынную равнину, где покоятся правители Кемета. Гробница фараона Мернептаха еще не была закрыта, и в сопровождении единственного жреца, несшего факел, я спустился в ее украшенные фресками залы и взглянуть на саркофаг того, кого я совсем сравнительно не так давно видел во всем великолепии на троне; и в уме моем нечайно появлялся вопрос, как много либо как мало знает он обо всем, что происходит в Египте.

Помимо этого, я переписал папирусы, для которых приехал в Фивы, но не отыскал ничего, хорошего сохранения, и пара вторых, вправду весьма полезных, каковые нашёл в библиотеках храмов, и приобрел пара свитков. Один из этих последних запечатлел весьма необычный рассказ, давший мне большое количество предлогов к размышлениям, в особенности сейчас, сейчас, в то время, когда никого из моих друзей уже нет в живых.

Так я совершил два месяца и пробыл бы еще больше, если бы ко мне не явились вестники из Мемфиса с вестью, что принц хочет моего возвращения. Второй вестник прибыл через три дня по окончании первого и передал мне послание принца: «Не думаешь ли ты, писец Ана, что в случае если я уже не принц Египта, мне возможно не повиноваться?

В случае если так, то имей в виду, что по воле всевышних я в один прекрасный день могу вырасти выше, чем был в то время, когда?или раньше, и тогда, будь уверен, я отыщу в памяти о твоем неповиновении и сделаю тебя на голову меньше. Приезжай поскорее, мой дорогой друг, потому что я ощущаю себя одиноко и нуждаюсь в собеседнике».

Я ответил, что возвращусь со всей скоростью, с какой лишь способна двигаться барка, нагруженная исходниками, каковые я переписал и приобрел в Фивах.

Итак, я тронулся в обратный путь. Согласиться, я был кроме того рад покинуть – Фивы и вот по какой причине. Дня за два до этого, в то время, когда я шел вечером один, направляясь из храма к себе, меня окликнула дама в пестрой и яркой одежде, какую носят заблудшие создания.

Я постарался отделаться от нее, но она вцепилась в меня, и я заметил, что она пьяна.

Кстати, она задала вопрос (и ее голос показался мне привычным), не знаю ли я, кто это прибыл в Фивы по делам какого именно?то члена царской фамилии и остановился в так именуемом Доме Принца. Я ответил, что его имя – Ана.

– В то время, когда?то я знала одного Ану, – сообщила она, – но я ушла от него.

– Из-за чего? – задал вопрос я, холодея, потому что, не смотря на то, что я не видел ее лица, скрытого под капюшоном, мной овладел кошмар.

– По причине того, что он жалкий дурак, – ответила она, – совсем не мужчина, – лишь и думал о собственных писаниях; а тут подвернулся второй, он мне весьма понравился, – лишь позже он меня бросил.

– А что произошло с Аной? – задал вопрос я.

– Не знаю. Предположительно, мечтал , быть может забрал другую жену. Жаль мне ее, в случае если так.

Лишь в случае если данный Ана, что прибыл в Фивы, мой бывший Ана, то он должен быть сейчас богат, и я отправлюсь к нему – уж я вынужу его забрать меня обратно!

– У тебя были дети? – задал вопрос я.

– Лишь одна девочка, благодарение всевышним, – да и та погибла; еще раз благодарение всевышним, в противном случае бы выросла и стала бы таковой, как я.

– И она надрывно всплакнула в этот самый момент же перешла к своим гнусным заигрываниям.

Наряду с этим капюшон соскользнул у нее с головы, и я заметил лицо собственной жены, все еще прекрасное, но уже носящее следы разврата и пьянства. Я задрожал с головы до ног, а позже сообщил поменянным голосом:

– Дама, я знал твоего Ану. Он уже погиб, и ты обстоятельство его смерти. Но все же, потому, что я был его втором, забери это и попытайся исправиться. – И я дал ей очень увесистый мешочек с золотом.

Она схватила его, как ястреб добычу, и, посмотрев в него при свете луны, поблагодарила меня и сообщила:

– Право, Ана мертвый стоит больше, чем Ана живой. Пожалуй, прекрасно, что он погиб, – он ушел в том направлении, куда ушло отечественное дитя, а ее он обожал больше жизни а также мной начал пренебрегать. Оттого я стала тем, что я имеется. Да к тому же будь он жив, он бы еще много натерпелся от дам, он так как совсем их не осознавал. Ну, да хорошо.

Прощай, приятель Аны.

С тем, что ты мне дал, я, пожалуй, отыщу себе другого мужа! – И дико захохотав она, шатаясь, обошла сфинкса и провалилась сквозь землю в темноте.

По окончании данной встречи неудивительно, что мне не терпелось покинуть Фивы. Помимо этого, эта несчастная больно уязвила меня, убедив в том, о чем я до сих пор лишь смутно догадывался, в частности – я идеальный дурак в отношении дам, таковой непроходимый дурак, что лучше мне с ними не иметь дела. И я тут же поклялся именем моего всевышнего?хранителя, что отныне ни при каких обстоятельствах не посмотрю ни на одну из них с любовью.

И в случае если другие клятвы я позже и нарушал, эту клятву я держу до сих пор. Укололи меня кроме этого слова о отечественной погибшей дочери; потому что в действительности, в то время, когда это ласковое существо отлетело к Осирису, сердце мое разбилось и в каком?то смысле так и не исцелилось до конца. И сейчас мне пришло в голову, что возможно она права; забыв о матери для ребенка, которого я боготворил, – да, тогда и все последующие годы – я нечайно толкнул ее на путь позора.

Эта идея так мучила меня, что через одного преданного человека, вычисляющего, что я только отдаю должное той, кого несправедливо обидел, я попытался обеспечить ей зажиточную и спокойную судьбу.

Она вправду стала женой торговца, около которого раскинула собственные сети; со временем она растратила все его достаток и довела его до разорения, по окончании чего он бежал. Сама она погибла на третий год царствования Сети Второго. Но, благодарение всевышним, она так и не выяснила, что персональный писец и секретарь фараона – тот самый Ана, что в то время, когда?то был ее мужем.

На этом я и закончу ее историю.

Итак, я плыл вниз по Нилу с тяжелым сердцем – тяжелее, чем громадный камень, помогавший нам якорем. На третий сутки в сумерках мы пришвартовались у борта судна, которое держало курс вверх по течению под северным ветром. На борту этого судна был государственный служащий, которого я знавал при дворе фараона Мернептаха; он направлялся в Фивы с каким?то поручением.

У него был таковой испуганный вид, что я задал вопрос, в чем обстоятельство его страха. Тогда он отвел меня в сторону, в пальмовую рощу на берегу и, присев на шест, которым волы вращали водяное колесо, поведал мне о необычных вещах, происходивших в Танисе.

Оказалось, что израильские пророки еще раз явились к фараону, что до тех пор не трогал их народ и не отправился на них с клинком, как того желал Мернептах, – думали, что его удерживал ужас – он опасался погибнуть подобно прошлому фараону. Как и прежде пророки изложили собственную просьбу – отпустить их народ в пустыню, а фараон отказал им.

Тогда они встретили его на следующее утро, в то время, когда он приехал к реке, дабы прогуляться под парусом, и один из них ударил по воде своим жезлом, и вода превратилась в кровь. В ответ керхеб Ки и его товарищи также ударили по воде в другом месте, и вода также превратилась в кровь. Это было только шесть дней назад, и государственный служащий клялся, что сейчас кровь поднимается, расползаясь, вверх по течению Нила.

Я не поверил и захохотал.

– Ну, тогда отправимся, покажу, – сообщил он и повел меня на собственный судно, где вся команда была охвачена страхом не меньшим, чем тот, что овладел их главой.

Он привел меня на корму и продемонстрировал громадной кувшин для воды, и

– о! – он был полон крови, а в ней – мёртвая рыба, издававшая зловоние.

– Эту воду, – сообщил он, – я сам собрал из Нила в пяти часах ходу из этого. Но мы обогнали эту кровь, которая сейчас движется за нами. Взгляни еще раз. – И, забрав светильник, он поднял его над кормой, и я заметил, что все доски были как словно бы обагрены кровью.

– Послушайся моего совета, высокоученый писец, – добавил он, – и наполни все кувшины и все кожаные мешки чистой водой, в противном случае на следующий день вас замучит жажда. – И он захохотал хохотом, от которого мне стало жутко.

После этого мы расстались, ничего больше не сообщив, потому что ни один из нас не знал, что еще возможно сообщить об этих непонятных и ужасных явлениях, и около полуночи государственный служащий отчалил, воспользовавшись вставшим ветром и рискуя наскочить в темноте на какую?нибудь песчаную мель.

Я последовал его совету, не смотря на то, что мои гребцы, которым не было нужно сказать с его людьми, сделали вывод, что с моей стороны легко сумасшествие загружать барку таким числом воды.

При первых проблесках зари я дал приказ к отплытию. Посматривая за борт, я увидел, что в том месте, где падали лучи разгоравшейся зари, вода принимает розовый оттенок. Больше того, данный оттенок, становясь все гуще, распространялся не вниз, а вверх по течению вопреки законам природы и, следовательно, не мог быть результатом смыва красной земли с южных земель.

Гребцы приглядывались и тихо переговаривались. Наконец один из них, перегнувшись через борт, зачерпнул в ладонь воды и отпил глоток–второй, но тут же выплюнул ее с криком кошмара.

– Кровь! – вскрикнул он. – Кровь! Снова убили Осириса, и его кровь заполняет воды Сихора!

Гребцы так испугались, что в случае если б не я, они в тот же час бы повернули вспять и направили бы барку вверх по течению либо пристали бы к берегу и сбежали в пустыню. Но я крикнул им, дабы они продолжали путь на север и мы так имели возможность скорее избавиться от этого кошмара, и они меня послушались.

Но чем дальше мы плыли, тем краснее казалась вода, становясь практически тёмной, так что наконец нам начало казаться, что мы плывем в потоках крови, в которых мертвые рыбы плавали тысячами либо бились, погибая, на поверхности. Зловоние стало таким страшным, что было нужно наложить на шнобель повязку и хотя бы частично смягчить чувство отравленного воздуха.

Мы поравнялись с одним городом и услышали неспециализированный крик кошмара, поднимавшийся над его улицами. Люди находились с видом пьяных, глядя на покрасневшие руки, каковые они окунали в воду, а дамы бегали по берегу и рвали на себе волосы и одежду, испуская громкие крики: «Коварство! Колдовство!

Проклятые всевышние перебили друг друга, и люди также должны умереть!» – и тому подобное.

Мы видели кроме этого, как на некоем расстоянии от берега крестьяне рыли колодец, сохраняя надежду добраться до чистой, здоровой воды.

Целый сутки мы плыли в этом страшном потоке, а брызги и пена, срываемые сильным ветром, покрывали одежды и наши тела ужасными пятнами, от которых несло запахом внутренностей и крови. От данной пены исходили солёный вкус и зловоние свежей крови, и мы лишь выпивали заготовленную мной воду; и гребцы, каковые сочли меня прежде безумным, сейчас именовали умнейшим из людей, человеком, предвидящим то, что может произойти в будущем.

К вечеру мы наконец увидели, что с каждым часом красный цвет бледнеет. Это было вторым чудесным образом, потому, что выше нас по течению вода еще сохраняла цвет яшмы. Наряду с этим чуде мы на время откинули весла и, не обращая внимания на отечественный неподобающий вид, спели гимн и вознесли благодарственные молитвы Хапи, всевышнему Нила, Великому, Загадочному, Незримому.

И в действительности, перед заходом солнца река уже снова стала чистой.

Лишь на берегу, куда мы причалили на ночь, камыши и камни были все в пятнах, а около тысячами лежали мертвые рыбы, отравляя воздушное пространство. Дабы уйти от этого зловония, мы взобрались на горов, каковые в этом месте доходили к самому Нилу, и, найдя вырубленные в них входы в древние гробницы, в далеком прошлом уже разграбленные и опустевшие, решили переночевать в одной из них.

Вытоптанная человеком тропинка вела к самой большой из этих гробниц. Приблизившись, мы внезапно услышали доносившиеся из нее причитания и плач. Я посмотрел вовнутрь и заметил даму и нескольких детей, каковые скорчились на полу гробницы, посыпая головы пылью и песком.

Встретившись с нами, они завопили еще громче сухими, резкими голосами, – несомненно, они приняли нас за разбойников либо, быть может, за привидения, если судить по отечественной запачканной кровью одежде.

С ними был еще один ребенок, совсем младенец, что не плакал: он был мертв. Я задал вопрос даму, что случилось, но кроме того в то время, когда она осознала, что мы простые люди и не причиним ей зла, она была в состоянии только выдохнуть одно слово: «Воды! Воды!» Мы дали ей и детям напиться из принесенных нами кувшинов, что они и сделали с жадностью, по окончании чего я выспросил у нее их историю.

Она была женой рыбака, что поселился в данной пещере. Она поведала, что семь дней назад вода в Ниле внезапно превратилась в кровь, что ее нереально было выпивать, а целый их запас воды ограничивался маленьким горшочком. Вырыть колодец они не смогли из?за скалистой земли.

Бежать из этого они также не могли, потому что при виде этого ужасного чуда ее супруг в кошмаре выпрыгнул из лодки и вброд добрался до берега, а лодку унесло течением.

Я задал вопрос, где же ее супруг, и она продемонстрировала в глубину пещеры. Я отправился посмотреть, что в том месте, и заметил человека, висевшего с петлей около горла на веревке, которая была закреплена на капители одной из колонн гробницы; человек был мертв и холоден. У меня сжалось сердце, и я задал вопрос даму, как это случилось.

Она поведала, что в то время, когда он заметил, что вся рыба погибла, отнять у него ремесла и пищи, а жажда убила его младшее дитя, он обезумел, отполз в глубину пещеры и тайком от жены повесился на веревке от невода. Воистину страшная история.

Покинув вдове отечественную еду, мы переночевали в второй гробнице, потому что нам не хотелось дремать в обществе мертвецов. На следующее утро чуть забрезжила заря, мы забрали ее детей и женщину на барку и отвезли их в город, в трех часах ходу от ее мрачного жилья. В том месте у нее жила сестра, которую она и разыскала.

ребёнка и Мужа мы оставили в гробнице, потому что мои люди не желали осквернить себя, прикоснувшись к мертвым телам.

Наконец по окончании стольких несчастий и ужасов мы благополучно прибыли в Мемфис. Покинув гребцов привести в порядок барку, я отправился во дворец, ни с кем не говоря на пути, и меня срочно совершили к принцу.

Я застал его в затененной от солнца помещении, где он сидел рядом с госпожой Мерапи и держал ее за руку, и они быстро напомнили мне статуи Ка жены и мужа, в рост человека, какие конкретно я видел в древних гробницах, созданные в те времена, в то время, когда скульпторы умели передавать правильные подобия живых женщин и мужчин. Сейчас они этого не делают, думаю вследствие того что жрецы внушили им, что это незаконно.

Он говорил с ней тихо, тогда как она слушала его с ласковой, как неизменно, ухмылкой, но в ее глазах, устремленных куда?то в пространство, мне почудился ужас. Я поразмыслил, что она весьма прекрасна в белой одежде, на которую падали ее волосы, немного поднятые на висках узкой золотой полосой?повязкой. Но глядя на нее, я к собственной эйфории почувствовал, что сердце мое уже не жаждет ее, как в ту ночь, в то время, когда она сидела перед летним домиком.

Сейчас оно радовалось ей, как приятелю, не более, и втором она осталась до самого финиша, как прекрасно знали и принц, и она сама.

В то время, когда Сети встретился со мной, он быстро встал и отправился мне навстречу как человек, что радостен приветствовать любимого приятеля. Я поцеловал его руку и, подойдя к Мерапи, поцеловал ее руку также, увидев наряду с этим, что на ней блещет то кольцо, которое она в один раз отвергла под предлогом, что оно ей громадно.

– Поведай, Ана, обо всем, что с тобой произошло, – сообщил он своим приятным, дружелюбным голосом, что ни при каких обстоятельствах не звучал равнодушно.

– Очень многое, принц, а также что-то весьма необычное и страшное, – ответил я.

– Тут также случилось что-то необычное и страшное, – сообщила Мерапи, – и, увы, это только начало бедствий.

С этими словами она встала, как словно бы не решаясь сообщить большего, поклонилась сперва супругу, позже мне и вышла из помещения.

Я взглянуть на принца, и он ответил на вопрос, что прочел в моих глазах.

– Тут был Джейбиз, – сообщил он, – и поселил в ее сердце плохие предчувствия. В случае если фараон не отпустит израильтян с миром, клянусь Амоном, я желал дабы он отослал хотя бы Джейбиза б какое?нибудь место, где тот и остался бы. Но сообщи мне, вы также видели, как кровь поднималась вверх по течению Сихора?

Должно быть, да. – И он посмотрел на старые пятна, которых никакая стирка не имела возможности смыть с моей одежды.

Я кивнул, и мы продолжительно и без шуток говорили, но в конце беседы не стали умнее, чем были в начале, не обращая внимания на все отечественные рассуждения. Потому что ни один из нас не осознавал, как имело возможность произойти, что люди, ударив по воде палкой, перевоплотили ее в подобие крови, как это сделали израильские пророки и Ки, и как именно эта кровь имела возможность встать по Нилу против течения и держаться в реке в течении семи дней, да и пробраться во все каналы Египта, так что люди были вынуждены рыть колодцы, дабы добыть чистую воду, и притом любой раз заново, потому что кровь просачивалась и в том направлении. Но мы оба пологали, что это – работа всевышних, и вероятнее того всевышнего, которому поклоняются израильтяне.