Достоверность синоптических евангелий

При установлении степени исторической достоверности метеорологов громадное значение имеют внешние свидетельства о происхождении этих Е. Не смотря на то, что критически настроенные ученые довольно часто отвергают достоверность сведений, информируемых Папием Иерапольским, однако то, что Папий жил не более чем на полвека позднее времени написания Евангелий, заставляет со вниманием относиться к его данным. Эти внешние свидетельства нельзя рассматривать в отрыве от внутренних, исходя из этого серьёзны распознанные в самих текстах Евангелий подтверждения церковному Преданию об их составлении.

В отношении Евангелия от Матфея главным спорным вопросом являются евр. ориентированность и происхождение евангелиста этого Е. на христиан из иудеев. Среди ученых имеется те, кто всецело принимают церковное Предание (Gundry. 1982; Грилихес.

1999), те, кто вычисляют евангелиста грекоговорящим христианином из иудеев (Weiss. 1898; Bornkamm. 1964; Kummel.

1976), и те, кто настаивают на том, что он был христианином из язычников (Frankemolle. 1974; Meier.

1976). Не смотря на то, что в наст. время большая часть ученых вычисляют Евангелие от Матфея изначально написанным на греч. языке, в течении XIX-XX вв. неоднократно делались попытки на базе риторико-филологического анализа доказать, что языком оригинала есть иудейский (переводным это Е. вычисляли Цан, Дебраннер, Карминьяк, см. кроме этого: Kennedy. 1984).

К самый обсуждаемым относится, напр., объяснение потребления слова ??????????? (оберег; в синодальном переводе — хранилище) в Мф 23.

5. Тут очевидно имеется в видунеоднократно упоминаемые в евр. тексте ВЗ (Исх 13. 16; Втор 6. 8-9; 11. 18 и др.).

В LXX это слово значительно чаще переводится как ????????? (неизменно в ед. ч.), в арамейских таргумах -. К. Кларк обосновывал, что, применяя слово ???????????, евангелист выдает собственный неевр. происхождение, уподобляя тфиллин языческим талисманам (Clark. 1947.

P. 165-172). Но такое же словоупотребление видится у блж. Иеронима (Hieron. In Matth. 23. 6 // PL. 26. Col. 168) и свт.

Иоанна Златоуста (Ioan. Chrysost. In Matth. 72. 2), привычных с евр. традицией и знавших, чем отличаются тфиллин от талисманов. Более того, в евр. традиции, начиная с межзаветной эры, прослеживается отношение к тфиллин как к талисманам, к-рые защищают от злых духов, сглаза, приносят успех и т. п. (Рут Рабба 4. 1; Таргум на Песнь Песней 8. 3; Вавилонский Талмуд.

Трактат Менахот 43b; Иерусалимский Талмуд.

Трактат Шаббат 6. 2. 8b; Трактат Эрувин 10. 11. 26с).

Показателями евр. происхождения текста Евангелия от Матфея считаются высказывания против язычников (Мф 5. 47; 6. 7), акцент на «бегстве в субботу» (Мф 24. 20), вероятное наличие гематрии (Мф 1. 1-17) (см. раздел о числовой символике букв в ст. Алфавит).

Довольно часто исследователи показывают, что писавший Евангелие от Матфея не имел верного представления о религ. течениях в иудаизме, вычислял учение фарисеев схожим с саддукейским (Мф 16. 5-12), а воскресение мертвых — личной проблемой, а не базой саддукейского учения (Мф 22. 23).

Но кроме того отсутствие конкретных подробностей (топографических, культовых, политических и т. п.) может свидетельствовать только о том, что Матфей, составляя Е. в Иерусалиме для иудеев, не имел необходимости именовать общеизвестные либо сохраняемые традицией Иерусалимской общины подробности (напр.: «…и прибыл в Собственный город» (Мф 9. 1), в параллельном месте в Евангелии от Марка — «…пришел Он в Капернаум» (Мк 2. 1). Подробнее см.: Грилихес. 1999).

Т. о., кроме того относительно меньшее число подробностей в Евангелии от Матфея, чем в Евангелии от Марка, может сказать в пользу аутентичности Евангелия от Матфея.

Цитата Зах 9. 9 в Мф 21. 5 близка к евр. тексту ВЗ, а не к LXX. Не смотря на то, что слова в Евангелии от Матфея о 2 животных, на к-рых Христос въезжал в Иерусалим, довольно часто расцениваются как непонимание евангелистом семит. конструкций, но подобные удвоения (если сравнивать с Евангелиями от Марка и от Луки) видятся у него кроме этого в Мф 8. 28-32 и 21.

1-9. Факт, что из громадного количества ветхозаветных цитат полностью с евр. текстом согласуются только нек-рые, но довольно часто применяемые (Мф 19. 18-19; 22. 24, 37; 26. 30 и др.), показывает, что, даже в том случае, если евангелист Матфей не пользовался евр. текстом, он его знал и мог просматривать.

В Мф 1. 21 и 2. 23 присутствует игра слов, понятная лишь опытным евр. язык.

Семитский фон проявляется в выражении «с того часа» (либо «в тот час») (Мф 9. 22; 15. 28; 17. 18), в потреблении выражения «Царство Небесное» и слова «преподаватель» в качестве титула в синагогах (Мф 23.

7).

В изучении прот. Л. Грилихеса на бессчётных примерах показывается, что мн. особенности греч. языка Евангелия от Матфея приобретают удовлетворительные объяснения, в случае если принять то, что дошедший до нас греч. текст есть переводом с евр. протографа.

Однако Р. Бокем привел на первый взгляд веские основания, что написавшего Евангелие от Матфея не могли кликать Матфеем. В Евангелии от Матфея и в Евангелии от Марка приводятся 2 похожих рассказа о призвании сборщика пошлин, к-рые традиционно считаются историями об обращении ап. Матфея.

В Мф 9. 9 данный мытарь именуется Матфеем, а в Мк 2. 14 — Левием Алфеевым. С т. зр. ономастики человек в ту эру не мог иметь имя, складывающееся из 2 самых распространенных имен (одно из них в обязательном порядке должно было быть родовым именем (в этом случае — Алфеев), прозвищем (как у Симона — Петр) либо звучать необычно, т. е. быть редким). Как вычисляет Бокем, имя Матфей показалось тут по созвучию с греч. словом «ученик» (???????).

Но его рассуждения имеют большой недочёт: они основаны на предположении, что именно Матфей применял Евангелие от Марка, а не наоборот.

В отношении Евангелия от Марка ответственным вопросом есть его сообщение с проповедью ап. Петра. Если сравнивать с др. синоптическими Евангелиями в Евангелии от Марка ап.

Петр упоминается частенько, а в Мк 16. 7 кроме того очень выделяется из всех учеников.

Характерно кроме этого, что предание о явлении воскресшего Господа, известное ап. Павлу (1 Кор 15. 5) и евангелисту Луке (Лк 24.

34), приводится лишь евангелистом Марком (Мк 16. 7, 12).

Ч. Тернер обратил внимание на то, что повествование в Евангелии от Марка выстроено так, что рассказ как словно бы ведется от лица кого-то из учеников (Turner. P. 225-240). Это проявляется в первую очередь в описаниях перемещения учеников со Христом по Галилее и Иудее: в большинстве случаев говорится: «они пришли/вышли», а сразу после этого — «и Он вышел/отправился», «к Нему приводят», «Он сообщил» и т. п. (напр.: Мк 5. 1-2; 8. 22; 11.

12; 14.

32). В соответствии с догадке Тернера, потому, что др. синоптики избегают для того чтобы словоупотребления, оно разъясняется тем, что Марк во всех этих случаях передает рассказ ап. Петра, к-рый сказал об учениках и о себе «мы».

Более всего это заметно в Мк 1. 29 (изначально фраза имела возможность звучать так: «Мы (Андрей и Симон) пришли в отечественный дом с Иоанном и Иаковом»).

Хронологическая близость повествования Евангелия от Марка к обрисовываемым в нем событиям косвенным образом подтверждается обилием неизвестных персонажей. Согласно точки зрения Г. Тайсена, их безымянность позвана опасностью подвергнуться преследованиям (Theissen. P. 184-189). Но в Евангелии от Иоанна, более позднем по времени написания, эти лица уже названы (напр., дама, помазавшая Христа в Ин 12. 3, названа Марией; если судить по Ин 18.

10, отсекший рабу Малху ухо был ап.

Петр).

Вопрос об исторической достоверности Евангелия от Луки более комплексный и включает рассмотрение таких вопросов, как сообщение этого Е. с Деяниями св. жанровое своеобразие и апостолов этих двух текстов. В совр. библеистике (в первую очередь англо-амер.) стало неспециализированным местом признание, что Евангелие от Деяния и Луки св. апостолов были написаны одним человеком (Tannehil. 1986, 1990; The Unity of Luke-вести войну.

1999). Т. о., исследователи признают, что Лука лично общался с апостолами, видевшими Господа (Thornton. 1991).

Помимо этого, слова о том, что Мария сохраняла «в сердце Собственном» (Лк 2. 19, 51), воспринимаются как указание на то, что в данных местах евангелист ссылается на воспоминания Богоматери.

Изучения жанра Евангелия от Луки 2-й пол. XX — нач. XXI в. говорят о близости его к древней историографии.

Евангелист Лука не просто передавал предания, но стремился собрать точные сведения (Unnik.

1973. P. 6-15; Howard Marshall. 1984; Marguerat. 2002).

Кроме того в случае если разглядывать Евангелие от Луки с т. зр. теории 2 источников, Лука если сравнивать с Матфеем в меньшей степени перерабатывает материал Марка. Кроме этого и материал гипотетического источника Q у Луки сохраняется, согласно точки зрения приверженцев данной догадки, по большей части в том же порядке, что и в утерянном оригинале (совр. реконструкции Q постоянно следуют порядку Евангелия от Луки). Это показывает, что Лука аккуратно относился к своим источникам (не обращая внимания на то что древняя историография не знала принципа необходимого дословного цитирования и допускала внесение историком в исходный текст любых трансформаций, в первую очередь стилистического характера).