Глава 10. рассказ кикимера 1 страница

На следующее утро Гарри проснулся рано. Он лежал в спальном мешке на полу гостиной. Между плотными шторами был видимым кусочек неба — холодная, чистая синева разведенных чернил, какая появляется в промежутке между ночью и зарей.

Тишину нарушало только медленное, глубокое дыхание Гермионы и Рона.

Гарри посмотрел на чёрные очертания друзей, лежавших рядом с ним на полу. День назад Рон в приступе тактичности настоял на том, дабы Гермиона улеглась на снятые с софы подушки, и сейчас ее силуэт возвышался над ним. Изогнутая рука Гермионы покоилась на полу, пальцы ее отделялись от пальцев Рона только несколькими дюймами. «Может, они заснули, держась за руки?» — поразмыслил Гарри.

И от данной мысли на него накатило чувство одиночества.

Он наблюдал на чёрный потолок, на затянутую паутиной люстру. Меньше двадцати четырех часов назад он стоял под солнцем у входа в шатер, ожидая появления свадебных гостей. на данный момент ему казалось, что с того времени прошла целая судьба.

Что с ним сейчас будет? Он лежал и думал о крестражах, о пугающей, сложной миссии, покинутой ему Дамблдором… Дамблдор…

Горе, обладавшее им со времени смерти Дамблдора, стало сейчас иным. Обвинения, каковые он услышал на свадьбе от Мюриэль, поселились в его сознании подобно больным существам, заразившим и память о колдуне, которого он боготворил. Неужто Дамблдор имел возможность нормально разрешить произойти тому, о чем сказала Мюриэль?

Неужто он был похожим Дадли, готового мириться с любым пренебрежением, с любыми оскорблениями, пока они не касаются его самого? Неужто он имел возможность отвернуться от сестры, которую прятали от людей, держали в заточении?

Гарри думал о Годриковой Впадине, о ее могилах, ни разу не упомянутых Дамблдором, думал о таинственных вещах, завещанных Дамблдором им троим без какихлибо объяснений, и в душе его увеличивалась обида. Из-за чего Дамблдор ничего ему не сообщил? Да и без того ли уж небезразличен был он Дамблдору?

Либо тот относился к нему всего лишь как к орудию, к мечу, что направляться начищать и затачивать, но поверять ему чтолибо вовсе не обязательно?

Он больше не имел возможности лежать на полу гостиной, выбирая горестные мысли. Охваченный отчаянным жаждой сделать хоть чтонибудь, как-то отвлечься, Гарри выбрался из спального мешка, поднял с пола собственную чудесную палочку и негромко вышел из гостиной. На лестничной площадке он шепнул: «Люмос» — и при свете палочки начал подниматься по ступеням.

На площадку третьего этажа выходила дверь спальни, в которой Гарри и Рон ночевали, в то время, когда были тут в последний раз; Гарри посмотрел в нее. Створки платяных шкафов находились открытыми, белье с кровати ктото содрал. Гарри отыскал в памяти опрокинутую ногу тролля, которую видел день назад на первом этаже.

Ктото обыскивал дом по окончании того, как Орден его покинул. Снегг? Либо, возможно, Наземникус, большое количество чего уворовавший из этого и до, и по окончании смерти Сириуса?

Взор Гарри прошелся по портрету, изображавшему некогда Финеаса Найджелуса Блэка, прапрадедушку Сириуса, — сейчас на холсте остался только грязноватый фон. Разумеется, Финеас Найджелус предпочел совершить эту ночь в кабинете директора Хогвартса.

Гарри опять начал подниматься вверх и добрался до самой верхней площадки, на которую выходили лишь две двери. На одной висела табличка с именем: «Сириус». В спальне собственного крестного отца Гарри ни при каких обстоятельствах еще не был.

Он толкнул дверь и поднял палочку повыше, дабы она освещала по возможности большее пространство.

Помещение эта была просторной и когдато, должно быть, прекрасной. Громадная кровать с резной древесной спинкой в изголовье, высокое окно, задернутое долгими бархатными шторами, близко покрытая пылью люстра, из которой еще торчали огарки с восковыми сосульками. Узкая пленка пыли покрывала картины на стенах и доску в изголовье кровати; паук растянул паутину между верхушкой и люстрой громадного платяного шкафа, а войдя в спальню, Гарри услышал, как удирает потревоженная мышь.

Еще ребёнком Сириус понаклеил тут такое количество картинок и плакатов, что они полностью закрыли серебристосерый шелк, которым были обтянуты стенки. Гарри оставалось только высказать предположение, что родители Сириуса не сумели снять заклятие Вечного приклеивания, державшее все это на стенах, потому, что одобрить декоративные вкусы собственного сына они определенно не могли. Похоже, Сириус очень старался, дабы досадить родителям.

Тут было пара громадных, потускневших, красных с золотом флагов Гриффиндора, подчеркивавших безразличие Сириуса к родственникам, любой из которых закончил Слизерин. Было большое количество фотографий магловских мотоциклов и (Гарри оставалось только позавидовать нахальству Сириуса) пара плакатов, изображавших магловских девушек в купальниках. светло было, что это маглы, потому, что они оставались совсем неподвижными, выцветшие радующиеся глаза и губы их как будто бы примерзли к бумаге, составляя контраст единственной тут волшебной фотографии — изображению четырех учеников Хогвартса, находившихся перед камерой, держась за руки и смеясь.

Гарри почувствовал прилив наслаждения, определив на ней отца, — его самые тёмные волосы находились, как и у Гарри, торчком, и он также носил очки. Рядом с ним возвышался небрежнокрасивый Сириус, чуть надменное лицо его было большое количество моложе и радостнее того, какое не забывал Гарри.

Справа от Сириуса стоял чуть добывавший ему до плеча Петтигрю, полноватый, со слезящимися глазами, разрумянившийся от эйфории, позванной тем, что его приняли в самую клевую из школьных компаний, в компанию таких обожаемых всеми мятежников, как Сириус и Джеймс. Слева от Джеймса стоял Люпин, уже тогда смотревшийся какимто потрепанным, но светившийся не меньше весёлым удивлением человека, нежданно нашедшего, что его обожают и вычисляют своим… Либо Гарри это казалось, потому, что он уже знал, как все тогда было?

Он постарался снять фотографию со стенки, в итоге она сейчас принадлежала ему, ставшему наследником всего имущества Сириуса. Но фотография с места не сдвинулась. Сириус не покинул родителям ни единой возможности чтолибо поменять в его комнате.

Гарри окинул взором пол. Небо снаружи стало бросче: пробивавшийся в помещение луч света разрешал прекрасно рассмотреть листки бумаги, книги и небольшие вещицы, разбросанные по ковру. светло было, что помещение Сириуса также обыскивали, не смотря на то, что отысканное в ней было, наверное, сочтено — в основном, если не полностью, — не имеющим ценности.

Пара книг ктото грубо встряхнул, отчего обложки их наполовину оторвались, а пожелтевшие страницы рассыпались по полу.

Гарри согнулся, поднял с пола пара листков, всмотрелся в них. Один был страницей из ветхого издания «Истории волшебства» Батильды Бэгшот, второй — из управления по уходу за мотоциклом. Третий был исписан от руки и смят, Гарри разгладил его.

Дорогой Бродяга! Благодарю, огромное тебе благодарю за презент на сутки рождения Гарри! Он все еще остается у мальчика самым любимым.

Гарри всего лишь год, а он уже летает на твоей игрушечной метле и выглядит страшно собой довольным — прилагаю снимок, взгляни сам.

Как ты знаешь, метелка поднимается над почвой всего на два фута, но Гарри уже чуть не прикончил кошку и расколотил кошмарную вазу, отправленную на Рождество Петуньей (вот тут мне жаловаться не на что). Очевидно, Джеймс находит все это забавным, говорит, что мальчик станет великим игроком в квиддич. Нам было нужно убрать и упаковать все вещи, и сейчас мы не спускаем с него глаз, в то время, когда он летает по дому.

Сутки рождения прошел весьма негромко, в гости к нам посмотрела только ветхая Батильда, которая всегда была к нам хороша, а Гарри попросту обожает. Мы так жалели, что ты не смог показаться, но, само собой разумеется, Орден в первую очередь, да к тому же Гарри еще не так вырос, чтобы выяснить, что это его сутки рождения. Джеймса начинает мало расстраивать необходимость сидеть тут, словно бы взаперти, он старается не показывать этого, но я же вижу.

Ко всему прочему Дамблдор никак не вернет его мантиюневидимку, и это лишает Джеймса возможности выполнять хотя бы маленькие набеги. Если ты сможешь нас посетить, это его весьма обрадует. В прошлые выходные к нам заезжал Хвостик, помоему, он чемто подавлен, не смотря на то, что, возможно, все дело в новости по поводу Маккиннонов.

Я, услышав ее, целый вечер проплакала.

Батильда забегает к нам практически ежедневно. Она очаровательная старуха, говорит о Дамблдоре совсем поразительные вещи, сомневаешься, что он был бы доволен, определив об этом! Не знаю, но, возможно ли им верить, по причине того, что мне думается немыслимым, дабы Дамблдор…

ноги и Руки Гарри совершенно верно онемели. Он стоял совсем без движений, держа в ничего не ощущающих пальцах прекрасный листок, а в у него происходило чтото наподобие безмолвного извержения вулкана, выбрасывавшего смешанные в равных долях радость и горе. С большим трудом доковыляв до кровати, он сел.

Гарри прочёл письмо еще раз, но никакого нового смысла в нем не нашёл и сейчас пригляделся к почерку. Мама выводила «у» точьв-точь как он. Гарри просмотрел все письмо — эта буква везде была однообразна и любой раз воспринималась как приветливый взмах руки изза прозрачной завесы.

Письмо было немыслимым сокровищем, доказательством того, что Лили Поттер жила, вправду жила на свете, что ее теплая рука скользила вот по данной странице, выводя чернилами вот эти буквы, эти слова, слова о нем, Гарри, ее сыне.

Нетерпеливо смахнув с глаз слезы, он перечитал письмо опять, вникая сейчас в значение написанного Лили. Он как словно бы вслушивался в наполовину забытый голос.

У них была кошка… быть может, и она погибла, как родители, в Годриковой Впадине… либо сбежала, в то время, когда ее некому начало кормить… Сириус приобрел ему первую в его жизни метлу… родители знали Батильду Бэгшот; возможно, их познакомил Дамблдор? «Дамблдор никак не вернет его мантиюневидимку»… А вот это мало необычно…

Гарри прервал чтение, обдумывая слова матери. Для чего Дамблдор забрал у Джеймса мантиюневидимку? Гарри светло не забывал, как Преподаватель годы тому назад сообщил ему «Мне не нужна мантияневидимка чтобы стать невидимым».

Быть может, она пригодилась комуто из менее одаренных участников Ордена и Дамблдор ее передать? Гарри начал читать дальше. «К нам заезжал Хвостик…» Петтигрю, предатель, казался чемто «подавленным», лишь ли казался? Возможно, он уже знал, что в последний раз видит Джеймса и Лили живыми?

И наконец все та же Батильда, которая говорила о Дамблдоре поразительные вещи: «…думается немыслимым, дабы Дамблдор…»

Дабы Дамблдор — что? Но, о Дамблдоре возможно было порассказать большое количество для того чтобы, что показалось бы немыслимым, — к примеру, что он взял в один раз низшую оценку на экзамене по трансфигурации, что он, подобно Аберфорту, испытывал заклинания на козлах…

Гарри поднялся, пристально осмотрел пол — быть может, где-то лежит и финиш письма? Он подбирал листок за листком, осматривал их. Не особенно церемонясь, совсем как тот, кто проводил тут обыск, извлекал ящик за коробкой, перетряхивал книги, поднявшись на стул, совершил рукой по верху платяного шкафа, посмотрел под кровать и под кресло.

Наконец, улегшись на пол, он нашёл под комодом чтото наподобие рваного клочка бумаги, а в то время, когда извлёк его, клочок был половинкой той самой фотографии, о которой писала Лили. Черноволосый мальчик, звучно смеясь, влетал в эту фотографию и вылетал из нее верхом на маленькой метле, а за ним гонялась пара ног, принадлежавших, повидимому, Джеймсу. Гарри уложил фотографию в карман, где уже пребывало письмо Лили, и продолжил поиски второго листка.

Но еще через пятнадцать минут он невольно заключил, что окончание письма матери пропало. Легко ли потерялось оно за шестнадцать лет, прошедших со дня его написания, либо листок забрал тот, кто обыскивал спальню? Гарри опять перечитал начало письма, пробуя найти ключ к тому, что сделало его окончание полезным.

Игрушечная метла вряд ли заинтересовала бы Пожирателей смерти.

Единственную потенциальную сокровище имела возможность воображать информация о Дамблдоре. «…думается немыслимым, дабы Дамблдор…» — что?

— Гарри! Гарри! Гарри!

— Я тут! — крикнул он. — Что произошло?

На лестнице застучали шаги, и в спальню Сириуса влетела Гермиона.

— Мы проснулись, а где ты — неизвестно! — задыхаясь, сообщила она и, повернувшись назад, крикнула: — Рон! Отыскала!

с далека, с расстояния в пара этажей, донесся сердитый голос Рона:

— Прекрасно! Передай ему от меня, что он козел!

— Гарри, прошу вас, не исчезай так, мы страшно перепугались! И по большому счету, для чего ты ко мне забрался? — Она осмотрела перевернутую вверх дном помещение. — Что ты тут делал?

— Взгляни, что я отыскал.

Он протянул ей письмо матери. Гермиона забрала письмо, прочла. Гарри следил за ней. Дойдя до конца страницы, она подняла на него глаза:

— Ох, Гарри…

— И вдобавок вот это.

Он дал ей порванную фотографию, и Гермиона заулыбалась, замечая за мальчиком на метле.

— Я поискал окончание письма, — сообщил Гарри, — но его тут нет.

Гермиона огляделась около:

— Это ты тут таковой беспорядок учинил либо до тебя ктото попытался?

— Ктото уже обыскивал помещение, — сообщил Гарри.

— Я так и поразмыслила. В какую помещение я ни заглядывала, пока поднималась наверх, везде одно да и то же. Как потвоему, что тут искали?

— В случае если это был Снегг, сведения об Ордене.

— А ты не думаешь, что у него и без того уже имеется все нужное, он же пребывал в Ордене, правильно?

— Хорошо, — сообщил Гарри, которому не терпелось обсудить его теорию, — в то время как по поводу сведений о Дамблдоре? Они имели возможность искать, например, окончание этого письма. Батильда, которую упоминает мама, ты знаешь, кто она?

— Кто?

— Батильда Бэгшот, создатель…

— «Истории волшебства», — очевидно заинтересовавшись, сообщила Гермиона. — Так твои родители знали ее? Она была потрясающим историком.

— Она еще жива, — сообщил Гарри, — и живет в Годриковой Впадине. Ронова тетушка Мюриэль говорила о ней на свадьбе. И семью Дамблдоров Батильда также знала.

Весьма интересно было бы побеседовать с ней, правда?

Ухмылка Гермионы стала через чур уж осознающей, и Гарри это не пришлось по нраву. Он отобрал у нее письмо и фотографию, вложил их в мешочек, что висел у него на шее, легко дабы не наблюдать на нее и не выдать собственных эмоций.

— Я осознаю, из-за чего тебе хочется поболтать с Батильдой о твоих папе и маме, да и о Дамблдоре также, — сообщила Гермиона. — Но так как в отыскивании крестражей это нам ничем не окажет помощь, так? — Он не ответил, и Гермиона торопливо продолжила: — Гарри, я знаю, тебе весьма хочется отправиться в Годрикову Впадину, но я опасаюсь… опасаюсь легкости, с которой нашли нас день назад Пожиратели смерти. И исходя из этого посильнее, чем раньше, уверена — нам не нужно оказаться в том месте, где похоронены твои родители. От тебя точно как раз этого и ожидают.

— Дело не только в родителях, — все еще стараясь не смотреть на нее, сообщил Гарри. — На свадьбе Мюриэль большое количество чего наговорила про Дамблдора. Я желаю определить правду…

И он пересказал Гермионе все, что услышал от Мюриэль. В то время, когда он закончил, Гермиона сообщила:

— Я осознаю, само собой разумеется, из-за чего тебя это расстраивает, Гарри…

— Не расстраивает, — ответил он. — Я узнать, правда это либо…

— Гарри, ты вправду думаешь, что от злобной старая женщина наподобие Мюриэль либо от Риты Скитер возможно услышать правду? Как ты можешь им верить? Ты же знал Дамблдора!

— Считал, что знаю, — пробормотал он.

— Но тебе же известно, сколько правды было во всем, что Рита писала о тебе. Дож прав. Как ты можешь разрешать этим людям марать твою память о Дамблдоре?

Гарри отвел взор в сторону, стараясь не выдать негодования, которое его охватило.

Все то же самое: выбор веры. А ему нужна истина. Из-за чего все с таким упорством стараются не подпустить его к ней?

— Может, отправимся на кухню? — помолчав мало, внесла предложение Гермиона. — Найдем чтонибудь на ланч.

Гарри неохотно дал согласие, последовал за ней на площадку лестницы, прошел мимо второй выходившей ко мне двери. Под незамеченной им в темноте маленькой табличкой на ней показывались в краске глубокие царапины. Он остановился, дабы прочесть написанное на табличке.

Табличка смотрелась эффектно, надпись на ней была бережно выведена от руки — такую имел возможность повесить на дверь собственной спальни Перси Уизли.

Не входить

без светло выраженного разрешения

Регулуса Арктуруса Блэка

От беспокойства кожу Гарри как будто бы закололо иголками, хоть он и не сходу осознал, чем это беспокойство позвано. Он перечитал надпись на табличке еще раз. Гермиона уже спустилась на один лестничный марш.

— Гермиона, — позвал он и сам удивился самообладанию собственного голоса. — Возвратись.

— В чем дело?

— Р. А. Б. Помоему, я его отыскал.

Гермиона ахнула и бегом взлетела по лестнице.

— В письме твоей мамы? Но я не увидела…

Гарри покачал головой, ткнул пальцем в табличку. Гермиона прочла надпись и вцепилась в руку Гарри с таковой силой, что он поморщился от боли.

— Брат Сириуса? — тихо сказала она.

— Он был Пожирателем смерти, — сообщил Гарри. — Сириус говорил мне о нем. Вступил в Пожиратели совсем молодым, позже перетрусил, желал уйти — и они его убили.

— Все сходится! — выдохнула Гермиона. — Если он был Пожирателем, то имел доступ к Волан-де-Морту, а разочаровавшись, имел возможность захотеть его падения!

Она выпустила руку Гарри, перегнулась через перила и крикнула:

— Рон! РОН! Поднимайся ко мне, скорее!

60 секунд спустя показался запыхавшийся, державший наготове палочку Рон.

— В чем дело? Снова громадных пауков заметила? Разреши позавтракать, а уж позже…

Нахмурив лоб, он прочёл табличку, на которую без звучно указала ему Гермиона.

— И что? Это так как брат Сириуса, так? Регулус Арктурус… Регулус… Р. А. Б.! Медальон… Ты думаешь?..

— Нужно узнать, — сообщил Гарри. Он толкнул дверь — она была закрытой.

Гермиона ткнула в дверную ручку палочкой и сказала:

— Алохомора!

Раздался щелчок, и дверь отворилась.

Все трое переступили порог и заозирались по сторонам.

Спальня у Регулуса была меньше, чем у Сириуса, вместе с тем наводила на идея о прежнем великолепии. Но в случае если Сириус старался продемонстрировать собственный отличие от всех других участников семьи, то Регулус норовил выделить противоположное. Изумрудносеребристые цвета Слизерина виделись тут на каждом шагу — на покрывале постели, на стенах и окнах.

Над кроватью был старательно изображен родовой герб Блэков и их девиз: «Чистота крови навек». Под ним висели пожелтевшие вырезки из газет, склеенные так, дабы оказался коллаж, сейчас уже очень сильно обветшавший. Гермиона пересекла помещение, дабы рассмотреть его.

— Все вырезки посвящены Волан-де-Морту, — сообщила она. — Похоже, Регулус был его поклонником задолго перед тем, как вступил в Пожиратели.

Гермиона присела, подняв облачко пыли, в постель, дабы прочесть вырезки. А Гарри попалась на глаза обрамленная фотография, с которой радовались и махали руками члены хогвартской команды по квиддичу. Он подошел к ней поближе и заметил на груди каждого игрока изображение змея: слизеринцы.

В мальчике, сидевшем в середине первого ряда, мгновенно узнавался Регулус — чёрными волосами и мало надменным выражением лица он весьма был похожим брата, хоть был пониже и похудощавее Сириуса, да и красотой его не отличался.

— Он был ловцом, — сообщил Гарри.

— Что? — рассеянно отозвалась всецело ушедшая в чтение Гермиона.

— Он сидит в середине первого ряда, а это место ловца… Ну хорошо, не имеет значения, — сообщил Гарри, сообразив, что никто его не слушает: Рон стоял на четвереньках, заглядывая под платяной шкаф. Гарри осмотрел помещение в отыскивании вероятных тайников, подошел к рабочему столу. Но и стол ктото уже обыскал.

Содержимое коробок переворошили совсем сравнительно не так давно, стерев коегде пыль. Ничего полезного в них не было: пожелтевшие гусиные перья, устаревшие, со следами неласкового обращения книжки и совсем сравнительно не так давно разбитый пузырек чернил, еще липкие остатки которых покрывали содержимое одного из коробок.

— Имеется метод несложнее, — сообщила Гермиона, заметив, как Гарри вытирает о джинсы измазанные чернилами пальцы. Она вскинула пало