Громкие слова, тихие слова 21 страница

– Якопо! – Змееглав так сильно обернулся, что его внук застыл на месте. – какое количество раз тебе сказать, что кроме того принц неимеетвозможности входить в Тронный зал без спроса?

– Я был тут раньше, чем вы все! – Якопо выпятил подбородок и прижал к груди книги, как будто бы обороняясь ими от бешенства собственного деда. – Я довольно часто просматриваю тут, за статуей моего прапрадедушки. – Он продемонстрировал на находившуюся между колонн статую бородатого толстяка.

– В темноте?

– Слова рисуют в голове картины, каковые лучше видны в темноте. А позже, Коптемаз дал мне вот это. – Он протянул руку и продемонстрировал Змееглаву пара лучинок.

Змееглав, нахмурившись, согнулся к внуку:

– До тех пор пока я тут, тебе запрещается просматривать в Тронном зале. Тебе запрещается кроме того просовывать голову в дверь. Сиди у себя, в противном случае я велю закрыть тебя к псам, как Туллио.

светло?

Клянусь гербом отечественного рода, ты становишься все больше похож на отца. Ты бы хоть волосы остриг, что ли.

Якопо страно продолжительно выдерживал взор воспаленных глаз, но наконец-то опустил голову, без звучно повернулся и побрел прочь, прижимая книги к груди, как щит.

Он вправду делается все больше похож на Козимо, – подтвердил Зяблик. – Но гордость у него от матери.

– Нет, гордость у него от меня, – возразил Змееглав. – И это свойство весьма ему понадобится, в то время, когда он будет сидеть на троне.

Зяблик с тревогой взглянул вслед Якопо. Но семь дней ткнул его в грудь отечным кулаком.

– Заяви сбор своим воинам! – рявкнул он. – У меня для них имеется работа.

– Работа? – Зяблик с большим удивлением немного поднял брови, припудренные серебром, как и парик.

– Да. Придется тебе для разнообразия поохотиться не на единорога, а на детей. Либо ты желаешь спустить Тёмному Принцу, что он запрятал в лесу оборвышей Омбры, пока вы со Свистуном плясали, как ручные медведи, под дудку моей дочери?

Зяблик обиженно скривил бледные губы:

– Мы подготавливались к вашему прибытию, дражайший зять, и пробовали поймать сбежавшего Перепела…

– Без особенного успеха! – быстро прервал его Змееглав. – К счастью, моя дочь сказала нам, где его отыскать. И до тех пор пока я буду ловить птичку, которую вы так великодушно выпустили, позаботься о том, дабы доставить ко мне детей вместе с этим метателем ножей, что именует себя Принцем. Пускай он также взглянет, как я сдираю кожу с Перепела. Его личная шкура, опасаюсь, темновата для пергамента, так что нужно будет выдумать что-нибудь второе.

Но, к счастью, у меня в таких делах хватает фантазии.

Но, у тебя также, как я слышал.

Зяблик покраснел, очевидно польщенный, не смотря на то, что возможность гоняться по лесу за детьми воодушевляла его заметно меньше, чем охота на единорога, – возможно, вследствие того что эта добыча была несъедобна.

– Прием окончен. – Змееглав повернулся к шурину спиной и нетвердым шагом двинулся к дверям зала. – Пошли ко мне Коптемаза и Свистуна, – сообщил он через плечо. – С отрубанием руки он, возможно, уже справился. И сообщи служанкам, что Якопо отправится с нами в Озерный замок. Никто не может шпионить за Виолантой так, как ее сын, не смотря на то, что она не особенно его обожает.

Зяблик взглянул ему вслед ничего не высказывавшим взором.

– Как прикажете, – прокрякал он.

Змееглав еще раз обернулся, пока слуги торопливо распахивали тяжелые двери.

– Что до тебя, бледнолицый… (Орфей нечайно содрогнулся). Я выезжаю с заходом солнца. Мой шурин сообщит тебе, куда явиться.

О палатке и слуге позаботься сам. Но горе тебе, если ты мне наскучишь. Из твоей кожи также возможно сделать пергамент.

– К услугам вашего величества! – Орфей опять поклонился, не смотря на то, что колени у него дрожали. Таковой рискованной игры он еще ни при каких обстоятельствах не вел. Да хорошо! Все будет прекрасно, – поразмыслил он. – Вот заметишь, Орфей.

Эта история в собственности тебе. Она написана специально для тебя. Никто не обожает ее так, как ты, никто так не осознаёт – уж по крайней мере не ветхий дурак, что ее создал!

Змееглав в далеком прошлом ушел, а Орфей все еще не трогался с места, как будто бы зачарованный видениями будущего.

– Так ты, значит, колдун. Нужно же! – Зяблик наблюдал на него, как на гусеницу, которая на глазах превратилась в тёмную бабочку. – Так вот из-за чего единорога так легко было загнать? Он был ненастоящий?

– Он был самый настоящий! – ответил Орфей со снисходительной ухмылкой. Сделан из того же материала, что и ты, – добавил он про себя. Данный Зяблик все-таки невыносимый тип. Скорее бы опять заполучить слова, талантливые ожить, и он напишет ему самую нелепую, жалкую смерть.

Может, дать его на растерзание его собственным псам?

Нет, имеется мысль лучше. Пускай подавится куриной косточкой на одном из собственных нескончаемых пиров и упадет лицом в громадную миску кровяной колбасы. Орфей нечайно улыбнулся.

– Не так долго осталось ждать тебе станет не до хохота, – прошипел Зяблик. – Мой зять терпеть неимеетвозможности, в то время, когда не оправдывают его ожиданий.

– Вам это, само собой разумеется, известно лучше, чем кому бы то ни было, – ответил Орфей. – А сейчас, прошу вас, продемонстрируйте мне библиотеку.

Четыре ягоды

У меня на стене висит японская маска злого демона, покрытая золотым лаком.

Я сочувственно наблюдаю на набухшие вены на лбу, показывающие на то, как утомительно быть злым.

Бертольд Брехт. Маска[23]

Куница была хуже медведя. Она смотрела за ней, шипела мальчишке в ухо ее имя (тот, к счастью, не осознавал) и гоняла отовсюду. Но вот Пролаза выбежал из пещеры за хозяином, а медведь только немного поднял тяжелую голову, в то время, когда она подскочила к миске с супом, которую одна из дам поставила перед Тёмным Принцем.

Суп легче всего отравить. Принц в очередной раз ругался с Хватом и повернулся к Мортоле спиной. Тут-то она и кинула в миску темно-красные ягоды. Пять маленьких ягодок – больше не нужно, дабы послать разбойничьего царя в второе царство, куда за ним не сможет последовать его медведь.

Но в ту 60 секунд, в то время, когда она подготавливалась выпустить из клюва пятую, к ней ринулась мерзкая куница, как будто бы почуяла снаружи, что она тут затевает.

Ягода выпала на пол и укатилась, и Мортола взмолилась ко всем злым духам, дабы и четырех хватило для смертельного финала.

Тёмный Принц. Добропорядочный дурак. У него, видите ли, разрывается сердце при виде каждого калеки.

Он ни за что не окажет помощь ей заполучить книгу, разрешающую торговаться со Смертью. Но, к счастью, такие люди, как он, видятся реже, чем белые вороны, и, в большинстве случаев, умирают молодыми. Их не влечет то, что так тревожит вторых: достаток, власть, слава… Тёмному Принцу до всего этого не было дела.

Его тревожит справедливость. Жалость.

Любовь. Как словно бы жизнь не обходилась с ним так же жестоко, как с любым вторым. затрещины и Пинки, голод и боль.

Всего этого ему досталось в избытке.

Так откуда же взялась переполнявшая его жалость к людям? Откуда – тепло его неразумного сердца, ухмылка на чёрном лице? Легко он видел мир не таким, какой он имеется, в этом все дело.

И мир, и людей, которых так жалел. Так как в случае если видеть их такими, каковы они имеется, что может побудить бороться за них, а тем более умирать?

Нет. В случае если кто и окажет помощь ей заполучить Пустую Книгу, перед тем как Перепел впишет в том направлении три слова и выкупит себя у Смерти, так это Хват. Он был Мортоле по душе. Хват видел людей такими, каковы они в действительности: жадными, трусливыми, эгоистичными, коварными.

К разбойникам его толкнула только несправедливость, допущенная по отношению к нему самому.

Один из управляющих Жирного Герцога отобрал у него усадьбу, как это довольно часто делают власть имущие, легко вследствие того что она ему приглянулась. Лишь это и погнало его в лес. Да, с Хватом возможно договориться.

Мортола знала, чем привлечет его, когда уберет с пути Тёмного Принца. Что вы все тут делаете до сих пор, Хват? – шепнет она. – Имеется дела серьёзнее, чем нянчить сопливых ребятишек! Перепел-то знает, для чего он их вам подсунул! Он реализует вас всех!

Убейте его, перед тем как он вступит в сговор с дочерью Змееглава.

Что он вам в том месте наговорил? Что Безлюдная Книга нужна ему лишь чтобы убить Змееглава? Ерунда!

Он желает сам стать бессмертным. И еще одно он от вас утаил: Безлюдная Книга делает не только бессмертным. Она приносит собственному обладателю несметные достатки!

Да, Мортола заблаговременно знала, как вспыхнут при этих словах глаза Хвата. Он не осознавал, что движет Перепелом. Да и то, что ей книга нужна только как выкуп за погибшего сына, также было выше его понимания.

Но счастлива золота и серебра он не мешкая тронется в путь. Когда не станет Тёмного Принца, что один способен его удержать.

К счастью, ягоды действуют скоро.

Гекко подзывал ее – собрал в ладонь хлебных крошек и протягивал с таким видом, как словно бы ничего вкуснее на свете не бывает. Вот дурак! Мнит, словно бы разбирается в птицах.

Но, возможно, он и правда в них разбирается.

Она-то так как фальшиваяптица. Мортола хрипло захохотала. Звук оказался необычный для острого клюва и маленькой головки.

Силач поднял голову и взглянуть на каменистый выступ, на котором она сидела.

Да, данный вправду осознаёт в их языке и птицах. С ним нужно быть начеку. Да хорошо, кек-кек, кра-крак! – поразмыслила сорока в ней, та сорока, что интересовалась только червями, гладкостью и блестящими предметами собственного тёмного оперения. – Тут всяк глуп, глуп, глуп. А я умна.

Полетели, старая женщина, догоним Перепела и выклюем ему глаза. То-то будет радость!

С каждым днем становилось тяжелее держать крылья без движений, в то время, когда сороке хотелось вспорхнуть, и Мортоле приходилось отчаянно трясти птичьей головой, дабы в том направлении приходили человечьи мысли. Время от времени она кроме того не имела возможности отыскать в памяти, о чем они были.

Сейчас у нее иногда и без зерен пробивались перья. Через чур много страшного снадобья она проглотила, и яд сейчас бродил у нее в крови, превращая в птицу. Ну и что.

Позже ты уж как-нибудь от нее избавишься, Мортола.

Но вначале переплетчик обязан умереть, а твой сын – ожить. Его лицо… Каким оно было? Она уже не имела возможности отыскать в памяти.

Тёмный Принц все еще спорил с Хватом. Это довольно часто случалось сейчас. Ешь! Ешь скорее, дурак!

Подошли еще двое разбойников: рябой комедиант, что все время держался около Принца, и Гекко, наблюдавший на мир так же, как Хват. К ним подошла дама, принесла комедианту миску с супом и продемонстрировала на ту, что была приготовлена для Принца.

Да, послушай ее! Сядь наконец! Ешь! Мортола покрутила шеей.

Она ощущала, как человеческое тело рвется стряхнуть перья, растянуться, распрямиться. День назад двое детей чуть не застали ее в момент превращения.

Глупая шумливая мелочь! Она не обожала детей, не считая собственного сына, но кроме того ему ни при каких обстоятельствах не показывала собственной любви. Любовь портит: делает мягким, наивным…

Ну вот. Ест. Наконец-то. Приятного аппетита, Принц! Медведь подошел к хозяину и понюхал его миску. Отправился вон, глупая скотина!

Пускай ест.

Четыре ягоды. Лучше бы пять, но и четырех, возможно, хватит. Как прекрасно, что деревьев, на которых они растут, было в лесу полно.

В нескольких метрах ниже пещеры стояло сходу два таких. Реза всегда предостерегала детей от этих ягод: она их в свое время довольно часто собирала для Мортолы, в то время, когда зима убивала все ядовитые травы.

Тёмный Принц поднес миску ко рту и выпил остатки. Превосходно. Не так долго осталось ждать Смерть хватит его за кишки.

Мортола издала торжествующий стрекот и вспорхнула. Гекко опять поманил ее крошками, в то время, когда она пролетала у него над головой. Дурак. Верно говорит птица.

Глуп, глуп, все они глупы.

И слава Всевышнему.

Дамы начали разливать суп детям. Дочь Чудесного Языка стояла в самом финише долгой очереди. Имеется еще время сорвать пара ягод и для нее.

Достаточно времени.

Рука Смерти

Смерть громадна.

При ней мы живы, смеемся, а в час, в то время, когда забываемся судьбой радостной, ей так тоскливо в глуби у нас.

Райнер Мария Рильке. Концовка[24]

Суп Минерва варила хороший. Мегги его довольно часто ела, в то время, когда жила у Фенолио. От дымящейся миски подымался таковой вкусный запах, что огромная холодная пещера на мгновение показалась комфортным домом.

– Мегги, прошу тебя, съешь хоть самую малость! – сообщила Реза. – Мне также совсем не до еды, но твой папа вряд ли обрадуется, в случае если мы уморим себя голодом от страха за него.

Да, возможно. Этим утром она попросила Фарида опять привести к огненным картинам, но пламя не захотело с ним говорить.

– Осознаёшь, пламя нельзя принудить, – с досадой бормотал Фарид, собирая пепел обратно в кошель. – Пламя желает играться, исходя из этого необходимо притворяться, что тебе в действительности ничего от него не требуется. Но как я могу это сделать, в то время, когда ты наблюдаешь с таким видом, словно бы речь заходит о смерти и жизни?

А о чем же еще? Кроме того Тёмный Принц тревожился за Мо. Он решил с несколькими собственными людьми отправиться за Виолантой к Озерному замку.

на следующий день они планировали пуститься в путь. Но Резу и Мегги он отказался забирать.

– Само собой разумеется! – горько тихо сказала мать. – Данный мир в собственности мужчинам.

Мегги забрала древесную ложку, которую вырезал ей Дориа (ложка оказалась хорошая), и без особенной охоты опустила в миску. Сланец с завистью поглядел на нее. Само собой разумеется.

Стеклянные человечки обожают людскую еду, не смотря на то, что им от нее не хорошо. Фарид опять был тут, но Сланец все чаще убивал время с Дориа. Мегги это не удивляло.

Фарид стал неразговорчив с того времени, как Сажерук опять отослал его от себя.

Солидную часть времени он бродил, не зная спокойствия, по окрестным горам либо пробовал привести к огненным картинам.

Роксана только раз взглянуть в пламя, а позже холодно сообщила Фариду: Благодарю тебя, но я предпочитаю прислушиваться к собственному сердцу. Оно в большинстве случаев подсказывает мне, все ли с ним в порядке.

– Ну вот! Я же сказал Сажеруку! – ворчал Фарид. – Для чего он отправил меня к ней? Я ей не нужен!

Она прогнала бы меня совсем, если бы имела возможность!

Дориа протянул Сланцу собственную ложку.

– Не давай ему больше, – сообщила Мегги. – Ему вредно. Спроси его самого!

Она обожала Сланца. Он был куда приветливее Розенкварца, что обожал браниться и ссориться с Фенолио.

– Она права, – смущенно согласился Сланец.

Ноздри у него дрожали, жадно втягивая пар, как будто бы стеклянное тельце желало напитаться хотя бы запретным запахом. Дети, сидевшие около Мегги, захохотали. Все они обожали стеклянного человечка.

Дориа довольно часто приходилось уносить его подальше от неосторожных детских ручонок. Куницу они также обожали, но Пролаза щелкал зубами и шипел, в то время, когда детская любовь его чересчур донимала, а стеклянный человечек был беспомощен.

Суп пах вправду вкусно. Мегги зачерпнула ложку – и содрогнулась, в то время, когда на плечо ей внезапно порхнула сорока, прибившаяся к Гекко. К данной птице в пещере уже привыкли, как к Пролазе и медведю, но Реза ее не обожала.

– Отправилась вон! – крикнула она на сороку и согнала ее с плеча дочери.

Птица со злобой застрекотала и клюнула Резу. Мегги так испугалась, что пролила тёплый суп себе на руки.

– Прости! – Реза подолом платья обтерла ей пальцы. – Не выношу эту птицу. Возможно, вследствие того что она напоминает мне о Мортоле.

Сорока – конечно же. Мегги в далеком прошлом уже не вспоминала о матери Каприкорна, но так как она, в отличие от Резы, не стояла рядом, в то время, когда та стреляла в Мо.

– Это легко птица, – сообщила она в этот самый момент же унеслась мыслями вдаль, за отцом.

В книге Фенолио Мегги отыскала только пара фраз об Озерном замке: На большом растоянии в горах, посередине озера… нескончаемый мост над тёмной водой. Возможно, Мо именно едет на данный момент по этому мосту? А что, в случае если им с Резой за Тёмным Принцем? Слышишь, Мегги?

Что бы ни произошло, ни за что не отправляйтесь за мной! Давай слово!

– Съешь хоть мало, пожалуйста! – Реза продемонстрировала на миску.

Но Мегги обернулась к Роксане, которая торопливо шла к ним через толпу детей. Таковой бледной Мегги ее не видела с того времени, как Сажерук возвратился.

Реза со страхом встала ей навстречу.

– Что произошло? – Она забрала Роксану под локоть. – Имеется новости? О Мо что-нибудь? Не скрывай от меня!

Но Роксана покачала головой.

– Принц… – Она очевидно была испугана. – Ему не хорошо, и я не осознаю, в чем дело. У него ужасные судороги. у меня имеется тут кое-какие коренья, возможно, они окажут помощь…

Она желала идти дальше, но Реза удержала ее.

– Судороги? Где он?

Вой медведя Мегги услышала с далека. Силач казался перепуганным ребенком. В том месте находились еще Баптиста, Деревяга, Эльфогон… Тёмный Принц лежал на земле.

Рядом с ним стояла на коленях Минерва, пробуя влить ему в рот какую-то жидкость, но он корчился от боли и задыхался. На лбу у него выступил пот.

– Замолчи, медведь! – еле выговорилПринц. Губы у него были искусаны до крови от боли. Но медведь выли фыркать, как словно бы боролся за собственную судьбу.

– Пропустите меня! – Реза растолкала всех, отодвинула Минерву и забрала в ладони лицо Принца.

– взглянуть на меня! – сообщила она. – Прошу вас, взглянуть на меня!

Она отерла ему пот со лба и посмотрела в глаза.

Подошла Роксана с кореньями. Сорока вспорхнула на плечо Гекко.

Реза поглядела на нее.

– Силач! – сообщила она так негромко, что слышала лишь Мегги. – Поймай эту птицу.

Сорока вертела головой, видя, как корчится Тёмный Принц в руках Минервы.

Силач через слезы взглянуть на Резу – и кивнул. Но стоило ему сделать ход в сторону Гекко, сорока вспорхнула и уселась на выступе под самым потолком пещеры.

Роксана опустилась на колени рядом с Резой.

– Он без сознания, – сообщила Минерва – и дышит-то как неглубоко, смотрите!

– Я знаю такие судороги. – Голос у Резы дрожал – Их вызывают темно-красные ягоды размером с булавочную головку. Мортола довольно часто ими пользовалась по причине того, что их легко подмешать в еду, а смерть от них весьма тяжелая. Чуть ниже отечественной пещеры растут два дерева с этими ягодами.

Я сходу предотвратила детей чтобы не дотрагивались до них.

Она опять взглянуть на сороку.

– А противоядие имеется? – Роксана встала.

Тёмный Принц лежал, как мертвый, а медведь уткнулся мордой ему в бок и стонал, как человек.

– Да. Растение с маленькими белыми цветами, пахнущими падалью. – Реза опять подняла глаза на сороку. – Его корень ослабляет воздействие ягод.

– Что с ним? – Между дам протиснулся перепуганный Фенолио. С ним была Элинор. Они совершили все утро в углу пещеры, споря о том, что в повести Фенолио прекрасно, а что не хорошо.

В то время, когда кто-нибудь доходил ближе, они сходу понижали голос, как заговорщики.

Как словно бы кто-нибудь из разбойников и детей имел возможность осознать, о чем они говорят.

Элинор прижала руку ко рту, заметив без движений лежащего Принца. Вид у нее был недоумевающий, как будто бы она нашла в книге страницу, которой в том месте не должно быть.

– Его отравили.

Силач встал, сжимая кулаки. Лицо у него было красное, как по окончании выпивки. Он схватил Гекко за узкую шею и принялся трясти, как тряпичную куклу.

– Это ты сделал? – хрипел он. – Либо Хват? Признавайся! Я выколочу из тебя ответ!

Я раздроблю тебе все кости, чтобы ты корчился, как он!

– Отпусти его! – крикнула Роксана. – Принцу этим на данный момент не поможешь!

Силач выпустил Гекко и разрыдался. Минерва обняла его. А Реза так же, как и прежде все наблюдала на сороку.

– Цветок, о котором ты говоришь, это, наверное, мертвая голова, – сказала Роксана, пока Гекко растирал шею, прокашливался и ругал Силача окончательными словами. – Он весьма редкий. Но кроме того если бы он и рос в этих местах – на данный момент зима… А другого ничего нет?

Тёмный Принц пришёл в сознание и постарался приподняться, но со стоном упал обратно. Баптиста опустился на колени рядом с ним и умоляюще взглянуть на Роксану. Силач также смотрел на нее заплаканными глазами, как пес, выпрашивающий подачку.

– Не смотрите на меня так! – Мегги слышала отчаяние в ее голосе. – Я не могу ему оказать помощь. Попытайся дать ему рвотного, – сообщила она Минерве, – а я отправлюсь поищу корень мертвой головы, не смотря на то, что это практически безнадежно.

– От рвотного делается лишь хуже, – тусклым голосом сообщила Реза. – Поверь мне, я неоднократно это замечала.

Тёмный Принц скорчился от боли и прижался лицом к коленям Баптисты. Позже его тело внезапно расслабилось, как будто бы отказавшись от борьбы. Роксана быстро склонилась к больному, приложила ухо к его груди и ладонь – к губам.

Мегги почувствовала на языке вкус слез. Силач звучно всхлипывал.

– Он жив, – сообщила Роксана. – Но жизнь еле теплится.

Гекко тихо скользнул прочь, возможно, дабы поведать о происходящем Хвату. Элинор шепнула что-то Фенолио. Он с раздражением отвернулся, но она забрала его под руку и уговаривала .

– Не ломайся! – услышала Мегги ее шепот. – Все ты можешь! Ты же не желаешь, дабы он и в самом деле погиб.

Окончательные слова разобрала не только Мегги. Силач, утирая слезы, озадаченно покосился на Элинор. Фенолио еще мгновение без движений смотрел на лежащего в беспамятстве Принца, а позже нерешительно шагнул к Роксане.

– Роксана, данный – м-м – цветок…

Элинор поднялась у него за спиной, как будто бы без надзора он не сообщит того, что необходимо. Фенолио со злобой покосился на нее.

– Что? – подняла глаза Роксана.

– Поведай мне о нем поподробнее. Где он растет? Он большой либо стелется?

– Растет во мокрых, тенистых местах, но для чего тебе это? Я же сообщила, на зиму цветы отмирают.

– Небольшие белые цветы. Обожает тень и влагу. – Фенолио совершил рукой по усталому лицу, быстро повернулся и забрал Мегги за руку.

– Отправимся! – негромко сообщил он ей. – Нужно торопиться.

– влага и Тень, – бормотал он, ведя Мегги за собой. – В случае если, скажем, он растет у входа в пещеру кобольдов – они в том месте дремлют, из пещеры выходят утепленные испарения, почва у самого входа не мёрзнет… Да, это возможно…

В пещере было практически пусто. Дамы вывели детей наружу, дабы они не слышали стонов Принца. Лишь разбойники сидели тут и в том месте маленькими группками и без звучно смотрели друг на друга, как будто бы пробуя предугадать, кто из них пробовал отравить атамана.

Хват пристроился с Гекко у самого входа и взглянуть на Мегги так мрачно, что она поскорее отвела глаза.

Но Фенолио прямо встретил его взор.

– Уж не Хват ли это сделал, Мегги? – тихо сказал он. – Я действительно задаю вопросы себя…

– Кому же это знать, как не тебе! – тихо сказала Элинор, не отстававшая от них. – Это так как ты придумал этого мерзкого типа!

Фенолио содрогнулся, как от укола.

– Прекрати, Лоредан! Я выдерживал тебя все время, по причине того, что ты – тетка Мегги…

– Двоюродная бабка… – не смущаясь, исправила Элинор.

– Все равно. Я тебя не приглашал в эту историю, так что будь любезна, покинь собственные комментарии при себе!

– Ах вот как? – Элинор перешла на крик, гулко раскатившийся по пещере. – А если бы я покинула при себе собственный последний комментарий? Твои одурманенные вином мозги не додумались бы до того, дабы на…

Фенолио без церемоний заткнул ей рот ладонью.

– Да какое количество ж тебе повторять? – прошипел он. – Забудь слово писать, светло! Еще не хватало, дабы меня четвертовали как волшебника из-за ветхой дуры!

– Фенолио! – Мегги быстро рванула его прочь от Элинор. – Принц умирает…

Долю секунды Фенолио наблюдал на нее так, как будто бы весьма обижен, что его прервали, а позже без звучно потащил дальше в собственный угол. С каменным лицом он отодвинул в сторону мех с вином и дотянулся из-под связки с одеждой пара листков – исписанных, к громадному удивлению Мегги.

– Проклятье! Куда подевался Розенкварц? – бормотал Фенолио, выискивая среди исписанных страниц чистый. – Снова, видно, шляется где-то со Сланцем. Стоит данной парочке собраться совместно, они тут же забывают о работе и идут на поиски лесных стеклянных девушек. Как словно бы хоть одна начнёт смотреть на этого розового лентяя…

Фенолио неосторожно отложил исписанные листки в сторону. Столько слов! В далеком прошлом ли он опять пишет?

Мегги постаралась прочесть начало.

– Это так, наброски, – буркнул Фенолио, перехватив ее взор. – О том, как возможно было бы привести эту историю к хорошему финишу. Какую роль играется твой папа…

У Мегги замерло сердце. Но Элинор опередила ее.

– Ага, значит, это все-таки ты написал все кошмары о Мортимере: что он сдастся в плен, что он отправится в данный замок и что моя племянница все глаза выплачет по ночам…

– Нет, не я! – отрезал Фенолио, торопливо пряча исписанные страницы обратно под одежду. – И не я послал его разговаривать со Смертью, не смотря на то, что данный эпизод мне по-настоящему нравится. Я же сообщил, это лишь наброски. Черновики, заметки, ни к чему не ведущие. И с тем, что я планирую написать на данный момент, будет, возможно, то же самое.

Но я попытаюсь.

Если вы все замолчите наконец! Либо вы решили болтать , пока Тёмный Принц не будет лежать в могиле?

Фенолио обмакнул перо в чернила, и сейчас Мегги услышала за спиной негромкий шорох. Из-за камня, на котором были разложены письменные принадлежности Фенолио, высунулся очевидно смущенный Розенкварц. За его плечом показывалось бледно-зеленое личико лесной стеклянной девушки.

Она негромко шмыгнула прочь мимо Мегги и Фенолио.

– Глазам не верю! – рявкнул старик в том месте звучно, что Розенкварц зажал уши. – Тёмный Принц при смерти, а ты тут с девушками развлекаешься?

– Принц? – Розенкварц взглянуть на хозяина с таким кошмаром, что тот сходу прекратил злиться. – Но он же… он же…

– Заканчивай причитать и размешай мне чернила! – прикрикнул Фенолио. – Если ты желал высказать умную идея, что он же таковой хороший человек, так это еще никого ни в одном мире от смерти не спасло.

Он так быстро обмакнул перо в чернила, что розовое личико Розенкварца покрылось тёмными брызгами. Мегги увидела, что пальцы у старика дрожат.

– Ну давай же, Фенолио! – шептал он сам себе. – Всего лишь цветок. Уж с этим-то ты справишься.

Розенкварц с тревогой следил за ним, но Фенолио на безлюдный страницу. Он наблюдал на него, как матадор на быка.

– Пещера кобольдов, где растут у входа эти цветы… она в том месте, где Эльфогон ставит силки! – бормотал он. – И запах у них вправду мерзкий, таковой мерзкий, что феи облетают их стороной. Но их обожают мошки, серые такие, с узором на крыльях наподобие маленьких черепов… Видишь их, Фенолио? Да!

Он поднял перо, помедлил мгновение – и начал писать.

Новые слова. Свежие слова. Мегги казалось, что Чернильный мир с облегчением вздыхает: наконец-то свежая пища по окончании продолжительных недель, в то время, когда Орфей подкармливал его только ветхими словами Фенолио.

– Вот видишь! Его лишь нужно подтолкнуть! Он просто ленивый старик! – шептала ей Элинор. – Ничему он не разучился, само собой разумеется, веру в себя.

Такому нельзя разучиться! Ты же не можешь разучиться просматривать?

Не знаю, – поразмыслила про себя Мегги, но промолчала. Язык ее ожидал слов Фенолио. Целительных слов.

Как тогда, в то время, когда она просматривала для Мо.

– Что это медведь так воет? – На плечи Мегги легли руки Фарида. Он, по всей видимости, снова уходил подальше от детей и пробовал привести к огню из пепла, но, если судить по подавленному выражению на смуглом лице, пламя опять не захотело с ним говорить.

– О Господи! Еще тебя тут не хватало! – с раздражением выкрикнул Фенолио. – И для чего мы с Дариусом возводили загородку? Чтобы любой входил в мо спальню, как на свою квартиру?

Мне необходимо сосредоточиться! Обращение так как идет о смерти и жизни!

– О смерти и жизни? – Фарид с тревогой взглянуть на Мегги.

– Тёмный Принц… Он… Ему… – Элинор пробовала сказать нормально, но голос у нее дрожал.

– Негромко! – сообщил тихо, не подымая глаз от работы. – Розенкварц! Песок!

– Песок? Да где ж я его заберу? – возразил Розенкварц.

– От тебя никакого толку! Как ты думаешь, для чего я притащил тебя ко мне? Чтобы ты тут устроил себе отпуск и развлекался с зелеными девушками? – Фенолио подул на еще непросохшие чернила и неуверенно протянул написанное Мегги.

– Вырасти данный цветок, Мегги! – сообщил он. – Два-три листочка, согретые дыханием дремлющих кобольдов, последние в текущем году…

Мегги наблюдала на еще мокрые строчки. В них опять звучала музыка, как в тот раз, в то время, когда она вычитывала Орфея.

Да, слова снова подчиняются Фенолио. А она вдохнет в них жизнь.

Написанное и ненаписанное

У персонажей имеется личная судьба и личная

логика. На них и нужно основываться.

Зингер и Исаак

Роксана отыскала цветок в том месте, где обрисовал Фенолио: у входа в пещеру кобольдов, где ставил силки Эльфогон. И Мегги, держа за руку Деспину, в очередной раз заметила, как прочтённые ею слова становятся действительностью.

цветы и Листья бросали вызов холодному ветру, как словно бы их посадили феи, дабы зимний период грезить о лете. Но запах этих цветов был запахом гибели и тления. За это они и стали называться мертвая голова.

Их клали на могилы, дабы умилостивить Белых Дам.

Роксана согнала мошек, сидевших на страницах, выкопала два цветка, и вдобавок два покинула, дабы не рассердить эльфов. Она поспешила в пещеру, где Белые Дамы уже находились около Тёмного Принца, натерла корни, сделала из них отвар, как научила ее Реза, и влила тёплый настой Принцу в рот. Он совсем ослабел, и все-таки случилось то, на что никто уже не смел сохранять надежду: отвар укротил яд, перевоплотил беспамятство в сон и вернул жизненные силы.

А Белые Дамы провалились сквозь землю, как будто бы Смерть позвала их в второе место.

Последние фразы читались легко и гладко, но прошли часы, большое количество тяжелых часов, перед тем как они стали действительностью. Яд не так легко сдавался, а Белые Жещины приходили и опять уходили. Роксана рассыпала травы, отгоняющие их, как научила ее Крапива, а бледные лица появлялись опять и опять, практически незаметные на фоне серых стен пещеры.

В какой-то момент Мегги показалось, что они наблюдают не только на Тёмного Принца, но и на нее.