Литературное движение 1800-1830-х годов

Главная закономерность литературного перемещения 1800–1830 годов пребывает в отказе от жанрового мышления и в переходе к мышлению стилями, в создании русского национального литературного языка, в формировании и возникновении романтизма и в зарождении реалистических тенденций. Оно обусловлено как историческими событиями, так и фактически литературными фактами.

Исторические события

Среди исторических событий, повлиявших на общественное мнение и развитие России в ней, основное значение имел кризис крепостнической совокупности, первые показатели которого к началу нового столетия ощущались всем дворянским сословием – единственно грамотным слоем общества. Но идеи Просвещения (демократические свободы, равенство сословий, братство народов), провозглашенные французскими философами блестящего XVIII в. и питавшие добрые публичные настроения освобождения ограничения крестьян и сторонников самодержавия в Российской Федерации, разделяло только меньшинство, маленькая прослойка аристократов. Большая часть же господствующего привилегированного сословия им решительно противилось.

По окончании Великой французской революции 1789–1794 гг. идеи Просвещения подверглись жёстким опробованиям и были переосмыслены. Во-первых, очень сильно поколебалась вера в полный Разум как средство прекрасного исцеления от социальных язв. Во-вторых, монарх уже не воспринимался многими аристократами, а также писателями, носителем просвещенного Разума.

В-третьих, определенная цель Истории провалилась сквозь землю, и социальный прогресс уже не мыслился неизбежным и конкретно зависимым от жажд людей.

Однако, идеология Просвещения оставалась все еще очень влиятельной, поскольку главные социальные несоответствия, устранение которых открыло бы путь к свободе личности и замечательному экономическому и культурному формированию страны, не были преодолены.

Сильному влиянию идеологии Просвещения содействовали политические и публичные события в стране и за ее пределами. Русское общество пристально смотрело за ходом Французской революции. Ее восприятие в Российской Федерации соответствовало трем этапам.

Первый этап (1789–1792) – созыв Главных Штатов, провозглашение демократических свобод – был встречен восторженно.

Второй этап (1792–1793) – казнь короля, установление якобинской диктатуры и кровавая расправа над ее соперниками – быстро отрицательно. В таковой оценке сходились Радищев и Карамзин. Одни аристократы, приверженцы крепостного права, возложили вину на идеи Просвещения, усматривая все зло в учениях Вольтера, Дидро и других просветителей.

Другие аристократы, приверженцы гражданских самодержавия и свобод, основанного на соблюдении строгих законов (просвещенной монархии, просвещенного абсолютизма либо просвещенного насилия), настаивали на том, что не Просвещение виновато в кровавых эксцессах Французской революции, а недостаточная просвещенность государей и народов. Данной позиции держался Карамзин.

Третий этап (1793–1794), приведший в итоге к власти Наполеона, примирил часть аристократов с Французской революцией, потому, что Франция взяла чаемые ею свободы и законы и стала скоро и удачно развиваться.

Скоро для России, как и для других стран Европы, появилась новая опасность, снова исходившая от Франции: император французов задумал насильственную перекройку карты Европы.

Свержение монархических режимов было предлогом для установления господства на континенте. В следствии этого народы и европейские государства неизбежно утрачивали национальную самостоятельность. Европа, среди них и Российская Федерация, вверглись в историческую полосу постоянных войн, каковые содействовали росту национального самосознания, патриотическому порыву.

Наибольшим историческим событием стала Отечественная война 1812 г., отыскавшая только полное выражение в русской искусстве и литературе (стихотворения «партизана-поэта» Д.В. Давыдова, басни «Ворона и Курица», «Волк на псарне» И.А. Крылова, ода-элегия «Певец во стане русских солдат» В.А.

Жуковского, «Воспоминания в Царском Селе» А.С.

Пушкина и др.).

Потому, что войны с Наполеоном не только позвали национально-патриотический подъем, но и вели к упрочнению самодержавного режима, потому что около русского императора объединялись вся нация и народ, приверженцам освобождения крестьян от крепостной неволи и соперникам монархического принципа в этих условиях пришлось на некое время умолкнуть. Но с победоносным окончанием Отечественной войны, разгромом армии Наполеона в бою под Ватерлоо, вступлением русских армий в Париж и походами , а после этого возвращением офицеров и солдат на родину, образованием Священного Альянса, что вернул монархии в высвобожденных от власти поверженного французского императора государствах, в русском обществе опять оживляются просветительские идеи, частично провоцируемые «сверху», самодержавием.

При собственном вступлении на престол в 1801 г. Александр I задумал высвободить крестьян от крепостной зависимости и дать конституцию сперва Польше, которая тогда входила в состав России, а позже и России. Но намерения Александра I не сбылись благодаря нерешительности царя, а основное, из-за сопротивления большинства аристократов, вычислявших, что непросвещенному и безграмотному народу страшно даровать свободы, поскольку это подорвет страны и экономическое положение дворянства в целом и приведет к безначалию, хаосу, безграничному своеволию и кровавым бунтам.

Не сумев совершить политические и социальные реформы, Александр I все-таки осуществил пара примечательных актов: была совершена реформа национального управления, создан цензурный устав, что ограничивал вмешательство правительства в дела печати, разрешен ввоз зарубежных книг, открыты Императорский Лицей, гимназии, Педагогический институт и университеты, помещикам разрешили отпускать крестьян на волю. Потом Пушкин поставил в заслугу царю два события: «Он забрал Париж, он основал Лицей».

Идеи отмены крепостного права и ограничения самодержавной власти не провалились сквозь землю из умов просвещенных аристократов, каковые неспешно убедились, что надежды на правительство напрасны и тщетны. В среде русского офицерства начали появляться тайные общества, носившие полуоткрытый темперамент – участники обществ не через чур стеснялись публично высказывать собственные идеи. Благодаря пропаганде среди молодых аристократов число заговорщиков достигало нескольких сотен.

Первоначально появился Альянс Спасения (1815), что скоро распался и вместо него был создан Альянс Благоденствия (1818). В первой половине 1820-х гг. появились Северное и Южное тайные общества, во главе которых находились поэт К.Ф. полковник и Рылеев П.И.

Пестель. Участников этих обществ прозвали декабристами. Они вывели 14 декабря 1825 г. на Сенатскую площадь войска и отказались присягать будущему самодержцу.

Выступление аристократов, руководивших солдатскими полками, было подавлено. Пятерых декабристов повесили, много сослали в Сибирь, в отдаленные губернии и действующую на Кавказе армию.

Попытка ограничения самодержавной власти и освобождения крестьян от крепостной зависимости, предпринятая аристократами, в основном молодыми офицерами, закончилась провалом. Однако публичное перемещение не погибло, великая умственная работа, не известный на поверхности, совершалась, по словам А.И. Герцена, подспудно.

Не обращая внимания на чрезмерно ожесточённые меры, употребленные правительством, общество не потеряло надежд на перемены в управлении страной.

Николай I по вступлении на престол сделал жесты, каковые посеяли иллюзии довольно его будущего правления: вернул из ссылки Пушкина, приблизил ко двору родственников некоторых сосланных декабристов, показывая , что ценит подлинные заслуги перед троном и отечеством. Но неспециализированный результат царствования Николая I безрадостен: постыдно отодвинутое на много лет освобождение крестьян от крепостного «рабства» обернулось недопустимой отсталостью России.

Итак, эра 1800—1830-х годов была насыщена большими историческими событиями. Они оказали несомненное действие на развитие литературы. В частности, это выразилось в том, что с 1815–1816 гг. в связи с организацией первых декабристских обществ появляется гражданское, либо социальное, течение русского романтизма, а по окончании 1825 г. русский романтизм вступает в новую фазу собственной эволюции.

По окончании достигнутого расцвета в творчестве Баратынского, молодого Гоголя, Тютчева и Лермонтова он переживает глубочайший кризис.

На фоне важных для России исторических событий литературное перемещение 1800—1830-х годов испытывает невиданный и устойчивый подъем.

Состояние литературы

Русские писатели XVIII в. придали литературе национальное содержание. Но национальные формы в их произведениях еще не сложились, потому художественная литература не получила преимущества мастерства, художества. Словесно-художественные формы были большей частью заимствованы, а литературный язык не хватает обработан.

Писатели пользовались разными стилями, целиком и полностью зависимыми от жанра (жанровое мышление). «Высокие» жанры (смелая поэма, ода, катастрофа, переложения псалмов, похвальные надписи, «высокая» сатира[1]и др.) потребовали «большого» книжного слога, либо стиля, характерного для церковно-славянских текстов, «средние» (элегия, послание, песня, романс и др.) – «среднего», употребляемого как в книгах, так и в устном беседе грамотного общества, «низкие» (басня, комедия[2]и др.) – «низкого», характерного устной, бытовой речи как грамотного сословия, так и несложного люда («народное красноречие», речения национального фольклора). Кроме этого, кое-какие жанры (к примеру, идиллию) надеялось писать особенным, «гомеровским» стилем (в этом ключе создана идиллия Н.И. Гнедича «Рыбаки»).

Теоретически смешивать жанры либо стили считалось недопустимым, но на практике такое смешение происходило неизменно. Примером тому помогают ирои-комическая поэма, бурлеск (намеренно неотёсанное и наглое стилистически «низкое» изложение «высокой» темы) и травестия (ироническое применение «высокого» стиля и «высокого» жанра для передачи заведомо «низкого» содержания). Наряду с этим необходимо иметь в виду, что всякое нарушение жанрового канона, жанровых правил происходит в рамках жанрового мышления и потому воспринимается особенно остро.

Жанровое мышление, которое в XVIII в. внесло строгий порядок в литературу, в начале XIX в. уже изжило себя и мешало свободному и яркому выражению внутреннего мира человека: от жанра зависели тема, стиль а также самый образ автора, личность которого не могла быть выражена в художественном произведении. Образ поэта в лирике XVIII в. – жанровый образ. Из него исключен, в большинстве случаев, персональный, личный духовный опыт общения автора с окружающим его бытием.

В одах Ломоносова образ поэта заблаговременно предопределен: восхищаясь деяниями, к примеру, Петра I, поэт наполнен восхищением и в один момент испытывает «пиитический кошмар» перед могуществом императора. Поэт в оде ликвидирует приметы собственной личности, сливаясь с жанровым образом, что изначально предписан этому жанру.

множественность и Жанровое мышление литературных стилей стали очевидным тормозом в развитии русской литературы. Главные упрочнения писателей начала XIX в. были направлены на преодоление жанрового мышления и на выработку единого национального литературного языка. Эти задачи совпали со становлением романтического направления в литературе и с очевидно обозначавшимися реалистическими тенденциями.

Состояние русской литературы в начале XIX в. создаёт очень пестрое чувство не только на историка этого периода, но и на современников. Какие-либо ясные контуры будущего литературного развития еще лишь намечаются. До тех пор пока все будет в связном состоянии.

Преимущественное значение имеет поэзия.

Она сохраняет первенство если сравнивать с драматургией и прозой впредь до 1840-х годов, что разъясняется более высоким развитием языка поэзии, чем драматургии и прозы. В этом нерасчлененном состоянии выделяются:

• произведения классицистов;

• проза и поэзия просветителей, их нравоописательная литература, опирающаяся на стилистику, рационалистическую и моральную философию XVIII в.;

• поэзия, драматургия и проза сентиметалистов[3], не чуждая просветительских идей, но культивирующая не разум, а чувство.

Писатели-просветители, родные классицисты, и писатели-сентименталисты вступают в отношения «дружбы-неприязни». Наряду с этим отдельные писатели создают произведения одновременно и в духе сентиментализма, и в духе просветительского нравоописания (к примеру, А.Е. Измайлову принадлежат повесть «роман Евгений» и Бедная «Маша, либо Пагубные следствия сообщества и дурного воспитания»).

Неспешно сентиментализм распространяет собственный влияние на все жанры и теснит нравоописательную литературу просветителей с литературной арены. Но она не исчезает и дает себя знать в жанрах комедий, басен, «честных» и «полусправедливых» повестей[4].

Поэзия

В поэзии начала XIX в. еще очень сильно влияние классицизма. Так же, как и прежде появляются громоздкие эпические поэмы («Пожарский, Минин, Гермоген, либо Спасенная Российская Федерация» С.А. Ширинского-Шихматова), сказочные поэмы («Бахариана» М.М. Хераскова), философско-космологи-ческие поэмы С.С. Боброва. Громадным литературным событием стал выход собрания сочинений наибольшего поэта XVIII в. Г.Р. Державина (1816).

Но в целом классицизм уже покидает литературную сцену.

Многие классицисты (к примеру, М.М. Херасков и др.) испытывают сильное влияние сентиментализма. Традиции классицизма были поддержаны и вместе с тем значительно обновлены, с одной стороны, такими поэтами, как М.В. Милонов, написавший известную сатиру «К Рубеллию.

Подражание Персиевой сатире», и Н.И.

Гнедич, будущий переводчик «Илиады» Гомера, в 1800-е годы обративший на себя внимание стихотворениями, выдержанными в гражданском духе («Армейский гимн греков»), и идиллией «Рыбаки» (историю русских рыбаков, живущих естественной, несложной судьбой на лоне природы, Гнедич передал «гомеровским стилем», приспосабливая древние реалии к русским условиям).

Традиции гражданской лирики в духе классицизма были продолжены и поэтами «Свободного общества любителей словесности, художеств и наук»[5]. Их неофициально именуют «поэтами-радищевцами», по причине того, что они разделяли идеи А.Н. Радищева и в обществе состояли его сыновья.

Поэты Свободного общества (из писателей в него входили И.М. Борн, И.П. Пнин, В.В. Попугаев, А.Е. Измайлов, Г.П.

Каменев, А.Х.

Востоков и др.) представляли собой неоднородную группу людей, «стремящихся к обоюдному себя усовершенствованию для неспециализированной пользы». Кое-какие поэты тяготели к классицизму и стремились обновить его (Борн, Попугаев, Пнин, Востоков и др.), другие испытывали действие предромантизма и романтизма (Г.П. Каменев, создатель первой «романтической», по словам А.С.

Пушкина, баллады «Громвал»).

Главные идеи приверженцев неоклассицизма, которых было в Свободном обществе большая часть, заключались в провозглашении необыкновенной сокровище человека, его разума, его деяний и его прав. В оде Пнина «Человек» пропет гимн единственно разумному творению Всевышнего. Человек на земле для Пнина – то же, что Всевышний на небе.

В одах вторых поэтов Свободного общества (Попугаев, к примеру) прославлены преимущества человека и его незыблемые естественные права – право на свободу, праведный суд и твёрдые законы.

Из этого видно, что ода у поэтов Свободного общества заметно изменилась если сравнивать с одой классицистов: ее темой стали не деяния и доблести монарха, не придворные торжества и военные победы, а просвещенный человек, владеющий высоким разумом. Как раз таковой, пока еще слишком общий человек делается храбрецом высоких лирических песнопений и чувств. В этом виден неспециализированный поворот русской лирики к человеку, а потом – к личности.

В соответствии с идеей сокровища человека поэты Свободного общества не жалеют высоких слов, дабы возвеличить великое плоды и творение Бога его трудов. В один момент всю силу поэтического бешенства они направляют на тех, кто лишает человека свободы и принадлежащих ему прав. Это негодование кроме этого выражается ими при помощи высокой лексики (архаизмы и славянизмы), затрудненными синтаксическими оборотами, полными инверсий.

Но поэты Свободного общества не создают собственного стиля. Обновляя поэтику классицистов, они стремятся к усилению идейно-смысловой ясности слова, но опираются наряду с этим на правила классицистической эстетики. В новых условиях они пробуют воссоздать, а частично изобрести готовые поэтические формулы («сыны отчизны», «тягостный ярем» и др.), характерные для гражданской поэзии и предваряющие «слова-сигналы» в поэзии декабристов.

За каждой таковой устойчивой поэтической формулой, поэтическим сращением, как впоследствии и за «словами-сигналами» декабристов, стоит целый круг гражданских понятий-эмоций, точно узнаваемых современниками. Поэты Свободного общества наровне с поэтами-классицистами в известной мере подготовили гражданскую лирику 1820-х годов, расцвет которой связан с творчеством декабристов.

Поэты Свободного общества показали интерес к русскому фольклору (А.Х. Востоков), к опытам в области стихосложения (ритмика, просодия, рифма). Вместо господствующей силлаботоники они пробовали тоническую совокупность, безрифменный стих.

Очень велики их упрочнения в области перевода древних авторов.

Поэты Свободного общества пробовали воссоздать «подлинную античность» через освоение древней метрики, соотносимой с метрикой родного языка. С целью этого они ориентировались на образцы народной поэзии и стремились сохранить при переводе национальный и исторический колорит оригинала. Неприятность поэтического перевода древних авторов на русский язык была в то время очень актуальной, поскольку русская литература жадно приобщалась в собственных целях к достижениям культуры народов Западной Европы от античности до современности.

Идеи народности литературы и высокой гражданственности разделял и член «Дружеского литературного общества» юный Андрей Иванович Тургенев. В «Дружеское литературное общество» (открылось в январе 1802 г. и в ноябре того же года распалось) входили воспитанники МГУ и Университетского Добропорядочного пансиона Александр и Андрей Тургеневы[6], Василий Жуковский, Михаил и Андрей Кайсаровы, Александр Воейков[7]и др.

В случае если Жуковский, Александр Александр и Тургенев Воейков безоговорочно принимали литературные правила Карамзина, то фаворит кружка Андрей Тургенев, отдавая дань таланту вождя русского сентиментализма («прекрасно пишет»), думал, что Карамзин увлекся «мелочными родами» и что он уводит русскую словесность на фальшивый путь отвлеченных эмоций и отрывает литературу от неприятностей современной действительности. Время Карамзина, согласно его точке зрения, прошло, и потому следование ему сейчас более вредно, чем полезно.

Применяя идеи гражданственности, грезя о ревностном служении отечеству, Андрей Тургенев собирался обновить гражданскую лирику и написал пара больших стихотворений в высоком стиле. Взоры Андрея Тургенева и его маленькая поэтическая практика сыграли заметную роль, подготовив «литературную программу декабризма»[8], с громаднейшей полнотой воплотившего поэтические идеи гражданского, либо социального, романтизма.

Вместе с тем взоры Андрея Тургенева не приобрели помощи большинства в «Дружеском литературном обществе». Члены общества были по большей части приверженцами сентиментализма и Карамзина.

Потом около Карамзина собралась литературная молодежь, сочувствовавшая его литературно-языковой реформе (Жуковский, Ал. Тургенев, Воейков, Д.В. Дашков, В.Л.

Пушкин, К.Н. Батюшков, юный Пушкин и др.). Все эти писатели приняли идею Карамзина о том, что поэтическое произведение должно отвечать хорошему вкусу.

В базу карамзинизма были положены те же правила классицистической эстетики, каковые в свое время были провозглашены Буало в его известном трактате «Поэтическое мастерство» – логическая ясность, точность словоупотребления, прозрачность выражения и синтаксическая правильность мысли.

Но под пером его последователей и Карамзина они наполнились новым содержанием. Логическая ясность, точность словоупотребления, прозрачность мысли соответствовали, вычисляли карамзинисты, подлинному просвещенному вкусу. Но с позиций классицизма идеальный художественный вкус определяется правилами, рациональными понятиями о «хорошем» и «плохом».

Карамзинисты отрицали рациональное познание вкуса.

Для них вкус – неотъемлемое свойство человека, личности, а не абстрактных правил. Вкус заключен в душе, а не вне ее.

Новое познание вкуса сразу же стало причиной полной переоценке классицистической эстетики. Художественное произведение должно быть «приятно» просматривающему человеку, оно должно ласкать его слух и не допускать выражений и оборотов, затрудняющих его восприятие. Из этого проистекает внимание к «гладкости» и «стиха» и плавности стиля, к изяществу и естественному течению стихотворной речи.

Язык должен быть очищен от устаревших оборотов, архаизмов и славянизмов, исторически изживших себя, потому, что они провалились сквозь землю из устного общения, из разговорно-бытовой речи образованного человека.

Значит, в базу поэтического языка нужно положить «средний стиль», которым пользуется в реальности обычный аристократ. Тем самым доступ в поэтический язык вторым стилевым пластам – «высокому» и «народному» красноречию – ограничен. «Высокое» красноречие не допускается из-за его неестественной выспренности, «народное» красноречие – благодаря его грубости и простоватости.

Потому, что «средний стиль» лег в базу реформы поэтического языка, а его естественное бытование – «средние» жанры, то они и были прежде всего пользуются спросом новой сентиментальной поэзией. Но «средние» жанры культивировались не только сентиментальной и предромантической поэзией, но и «легкой» поэзией, которая вела собственный происхождение от салонной аристократической культуры.

В ней кроме этого были распространены элегии, послания, мадригалы, альбомные стихи, колкие, другие формы и изящные эпиграммы. В этом литературном репертуаре уже существовали мотивы, образные а также лексические средства, в которых столь нуждалась новая русская поэзия[9].

Из скрещения «легкой» поэзии и сентиментальной лирики появляется новое качественное явление. Все классические поэтические средства, характерные, к примеру, для жанра элегии, слагаются сейчас в некое новое целое, изменяют собственный значение, самый жанр элегии и определяют всю литературно-эстетическую систему[10]. Данный изменившийся жанр делается главным.

Так создается элегия романтизма. По тому же подобию появляются и другие жанровые образования.

Из-за чего такие противоположные а также враждебные явления, как «легкая» поэзия, находящеяся в собствености к салонной аристократической культуре, и сентиментальная предромантическая поэзия, стремившаяся передать эмоции в неспециализированном-то в полной мере обычного образованного человека, имели возможность вступить в литературный контакт? В первую очередь вследствие того что обе имели дело с внутренним миром частного человека в характерном каждому быту: аристократу – при дворе и в великосветском салоне, простому аристократу – в домашнем либо дружеском кругу.

И та, и вторая поэзия высказывали чувстве не абстрактного, отвлеченного храбреца, а конкретного человека, конкретной личности. Исходя из этого в лирике начала XIX в. создались условия, при которых «легкая» поэзия – порождение салонной аристократической культуры – входит в формирующуюся сентиментальную преромантическую[11]литературу, в сущности ей враждебную, и начинает подчиняться ее законам, деформируясь сообразно их требованиям, но одновременно с этим и сама она оставляет в ней очень заметный след[12].

РОМАНТИЗМ и Поэзия

«Встреча» двух литературных форм, имеющих различное происхождение, совпала с новым пониманием человека и мира, появившимся на рубеже XVIII–XIX вв. в философии и в мастерстве. Оно было предложено urbi et orbi («миру и городу») молодыми германскими (йенскими) романтиками, философами и поэтами братьями Августом и Фридрихом Шлегелями, Новалисом (Фридрихом фон Гайденбергом), Людвигом Тиком. Их идеи были подготовлены Кантом и нашли философское обоснование в трудах Фихте, на данный момент, Шеллинга и др.

По окончании войн с Наполеоном и Великой французской революции очень возросло представление о роли человека в мире. Мысль личности как самой громадной ценности овладела сознанием многих людей. Наряду с этим имелась в виду личность самого простого частного человека, данного, конкретного индивидуума.

Личность в ее неповторимой целостности и своеобразии была заявлена мерой всех вещей.

Сущность личности – не в разуме, как это воображали себе просветители и классицисты, не в эмоции, как это вычисляли близкие и сентименталисты к ним другие просветители, а во всем ее внутреннем мире, неделимом на способности и качества. Основное уровень качества всякой личности – свобода духа. Личность не может быть зависима от внешних условий, каких-либо регламентаций и установлений, каковые нарушают ее свободу и свободу вторых личностей.

Цель всякой личности – «в желании и силе стать подобными Всевышнему и постоянно иметь нескончаемое перед глазами» (Ф. Шлегель).

В случае если самую громадную сокровище в земном мире воображает личность, индивидуальность, то все, что мешает проявлению ее свободного духа (а романтики не идеализировали настоящий мир, в котором вольный дух неимеетвозможности выразиться всецело), враждебно ей. Романтизм сознательно и принципиально обособил личность от земного мира. Это указывает, что окружающая среда может погубить личность, но поменять ее она не в силах.

Личность неизменно равна себе и не зависит от событий.

Подобно отношениям с обществом, складываются и отношения личности с природой. Человек как носитель Божественного духа полностью свободен «от природного стихийного начала»[13]. Сущность бытия скрыта не в хаосе, а в самом человеке.

Любая личность – это неповторимый мир, целая Вселенная. Но из этого не нужно, что личность неимеетвозможности отыскать в реальности осознающую душу, как находит она в природе созвучную ее духу красоту и свободу.

К тому же, не обращая внимания на враждебные отношения с социальным миром, человек включен в нескончаемый Космос, но не чтобы изучать мир, познавать его законы и растолковывать их, а с целью его переживания.

Человек принимает мир не только разумом и не только эмоцией, а всем существом. Исходя из этого, романтики настаивают на многообразных отношениях человека с миром, исключающих какую-либо односторонность, считая, в противоположность просветителям, что национально-рассудочные отношения не выступают ни единственными, ни главными.

Они подчеркивают значимость чувственных связей человека с миром и придают значениечувствам, лиризму, экспрессии, вчувствованию, экзальтации – субъективному восприятию. Это указывает, что романтик не изучает жизнь, а принимает ее сходу, полностью, не прибегая к помощи рассудка и сохраняя надежду на показания собственной интуиции. Романтик не доверяет теоретическим знаниям («системоверию», как выразился Ваккенродер), его мышление конкретно, «наивно», интуитивно.

Сущность романтизма – в порыве в нескончаемое и в томлении по нему. Наряду с этим нескончаемое очень, оно не ограничивается земными просторами, а простирается за пределы земного бытия. Так рождается характерный показатель романтизма – «романтическое двоемирие».

Романтик в один момент пребывает в двух мирах – посюстороннем, земном, и в потустороннем, небесном, бытийном. Основное устремление романтиков – совмещение двух миров в едином образе.

Тут романтики столкнулись с известной трудностью: дух человека нескончаем и универсален, но сам он смертен, т. е. конечен и единичен. Как же возможно воплотить нескончаемое и универсальное в единичном и конечном? Совсем ясно, что таковой возможностью не владеет наука, что в этом случае не окажут помощь ни простое созерцание (эмпирическое познание), ни жизненный опыт.

Нескончаемое и универсальное нельзя постичь одним разумом либо одним эмоцией. Их возможно охватить таким методом, что одновременно и разумен, и чувствен. Как раз такими особенностями владеет чувственный образ, что лежит в базе мастерства.

Чем дальше тот либо другой вид мастерства отстоит от рациональных способов постижения мира, тем он выше (словесное мастерство изначально сковано словом, несущим идея, в отличие от музыки, являющейся поток звуков, опосредованно связанных с мыслью).

Содержанием элегии стала грусть как преобладающий показатель отношения к действительности. Так была поколеблена принудительная связь между содержанием и жанром лирического стихотворения.

В случае если в классицизме личными эмоциями ведали жанры «средние», а гражданскими чувствами – «высокие», то Жуковский сделал ход к тому, дабы личность стала единой в собственных эмоциях, многосложной и многогранной, красивой и возвышенной, дабы «средние» жанры имели возможность наполниться гражданскими переживаниями, а «высокие» – личными а также интимными. Реальность в поэзии Жуковского выступила не отвлеченной от личности, а пропущенной через ее душевную судьбу, окрашенной неповторимыми личными настроениями.

Жуковский придал элегической грусти всепроникающий и всеохватывающий темперамент. Элегическое настроение – это господствующая тональность в его лирике. Элегия – песня всей людской жизни, высказывающая глубокое и неискоренимое разочарование в земном мире.

Для классицистов целый миропорядок, земной и небесный, разумен.

беды и Несчастия, разочарование и горечь – это досадные случаи, не отменяющие разумное и целесообразное устройство бытия. Жуковский в противном случае наблюдает на Белый свет. В элегии «На смерть ее величества королевы Виртембергской» он писал:

Красивое погибло в пышном цвете,

Таков удел красивого на свете.

В отличие от просветителей и классицистов, смерть «красивого» осмыслена им не случайностью, а неотвратимым и печальным «уделом», т. е. роковой судьбой, предначертанной более чем, собственного рода законом мироздания. Смерть «красивого» на земле – символ неизбежного финиша юности, красоты, лучших, возвышеннейших душевных побуждений в их расцвете.

Грусть – не итог какого-либо нелепого, случайного события, обидно нарушающего правильность и «разумность» неспециализированного хода судьбы, а чувство, в полной мере проявляющее ее суть. Грусть как чувство, высказываемое элегиями, стала общей, всепроникающей. Ею окрашены и вечные философские вопросы – разногласия между конечностью тела и бесконечностью духа, и социальные – неудовлетворенность земной судьбой, в которой гибнут высокие духовные сокровища, и психотерапевтические – желание передать неповторимость личных чувств и веру в другой, лучший мир, в таинственное, загадочное в том месте, жгучую мечту о нем и жажду его успехи.

Новое познание новых и мира взаимоотношений личности с миром перестроило всю жанровую совокупность классицизма. В случае если мир разумен, а случай – исключение из неспециализированного правила, то жанры, в которых в большинстве случаев выражались индивидуальные эмоции либо критиковался превратный свет, имели второстепенное и третьестепенное значение. Основное внимание уделялось жанрам «высоким».

Но в то время, когда грусть и печаль, разочарование сделались эмоциями, воплощавшими закон мироустройства, а не случай, то они выдвинулись на первый замысел, и жанры «высокие» стали угасать.

На протяжении собственных рассуждений романтики пришли к пониманию мастерства как высшей духовной формы из всех известных духовных форм. «Поэт постигает природу лучше, нежели разум ученого»[14], – писал Новалис. Наряду с этим мастерство, вычисляли романтики вопреки классицистам, не подражание природе, не игра, а сама жизнь. Мастерство действенно, потому что способно преобразовать жизнь.

Романтикам было не хватает создать художественный образ, им необходимо было переделать реальность. «Поэтический вымысел, – утверждал Новалис, – все в себе заключающее орудие, которым созидается мой теперешний мир»[15]. Тем самым романтизм пробовал уравнять искусство и жизнь: жизнь будет мастерством, т. е. наполниться красотой и гармонией, а мастерство – наиболее полным и идеальным выражением судьбы.

Мастерство в понимании романтиков – полный и единственный посредник между Вселенной и личностью, между Богом и человеком. Потому, что социальный мир и личность будут во вражде , то романтический храбрец принципиально одинок и необыкновенен. Это ни в коей мере не делает его пассивным, а, наоборот, информирует ему громадную силу духа и жажду действия.

Для романтизма внутренний мир личности – Вселенная, которую нельзя постигнуть: она неизменно наполнена тайной. Человек представляет собой собственную величайшую тайну не только для других людей, но и для себя. Цель людской судьбе – погружаться в глубины духа и отгадывать тайны собственного внутреннего мира.

А раз так, то в «хорошем повествовании неизменно должно быть что-то загадочное и непостижимое» (Новалис). Из этого ясно, что художественное произведение романтиков принципиально мистериально[16]и мистично, о каком бы жанре ни шла обращение. В нем постоянно содержится что-то чудесное, необычное, непостижимое, необыкновенное, сверхъестественное.

О чем бы ни писал романтик, он постоянно изображает бытия и столкновение человека как развертывающуюся на его глазах мистерию, содержание которой полно мистического смысла.

Эти представления романтиков дополнены у них одним серьёзным мыслью, в частности романтической иронией. Романтики видели, что в реальности личность неимеетвозможности осуществить собственные совершенные грезы. В значительной степени, по убеждениям романтиков, это зависит от ограниченности людской ума, языка и знания, которую они учитывали.

В сознании романтиков в один момент жили две противоположные идеи – с одной стороны, они устремлялись к нескончаемому, а с другой – осознавали тщетность собственных упрочнений. Романтическая ирония вносила поправку в восприятие романтиками бытия и его художественное изображение. Она разрешала романтику парить над действительностью и не отрываться от нее, сохраняя свойство функционировать.

Романтик всегда находился между уничтожением и созиданием, хаосом и бытиём.

Тем самым он избегал всякого одностороннего восприятия судьбы – мир не рисовался его воображению лишь дружески-совершенным либо лишь враждебно-настоящим. Это означало, что романтическая ирония вела к свободе романтического духа, освобождая романтика от всякой предвзятости. Бесстрашно иронизировать над собственной ограниченностью и бытиём может только воистину свободная личность.

Романтизм представляет собой целую эру в историческом развитии человечества, подобную таким эрам, как Просвещение и Возрождение. Идеи романтизма охватили все европейские государства и пробрались во все области духовной деятельности человека – философию, экономику, мастерство а также медицину. В более узком смысле романтизм понимается как художественное направление в мастерстве, и в частности в литературе.

В этом втором значении романтизм – литературное направление, которое поставило в центр художественного изображения, носящего в той либо другой степени мистериальный темперамент, одинокую свободную личность, проникнутую мистическим вечным томлением по нескончаемому и не обусловленную ни историческими, ни социальными событиями, а потому владеющую чертами таинственности и исключительности.

Европейский романтизм появился как изначально противоречивое направление, в котором чувство безотносительной свободы духа, чувство очарования бесконечными возможностями личности сочеталось с противоположным ему эмоцией разочарования в скованности и ограниченности свободы духа внешними (социальными и иными) и внутренними (несовершенство людской природы) обстоятельствами. В зависимости от того, какое из этих эмоций господствовало в творчестве того либо иного писателя, романтики тяготели или к абсолютному приятию бытия, или к настроениям «всемирный скорби».

Наконец, в каждой европейской стране романтизм был необычен благодаря изюминок национально-исторических условий. По национальному показателю различают романтизм немецкий, английский язык , французский и т. д.

Неспециализированные особенности европейского романтизма полностью относятся и к русскому романтизму, что, но, владеет и рядом отличий.

В случае если в европейских государствах личная независимость человека произошла и многие государства освободились либо освобождались от феодальных пут, то в Российской Федерации целое сословие – крестьяне – пребывало в крепостной зависимости. В Российской Федерации значительно посильнее, чем в других государствах, было влияние патриархально-связей и общинных отношений. В ней продолжительнее были влиятельными просветительские идеи.

Исходя из этого в русском романтизме при его происхождении настроения и идеи индивидуализма «всемирный скорби» звучали более ослабленно. Не характерна для него и «романтическая ирония». Все эти черты покажутся в русском романтизме позднее – незадолго до и особенно по окончании подавления восстания декабристов.

Эти отличия нисколько не отменяют тех фактов и обстоятельств, каковые роднят русский романтизм с европейским, частью которого он есть. Чувство личности, ее свободы, прав, гордости, достоинства ощущались в Российской Федерации не меньше остро, чем в европейских государствах. Особенно этому содействовал рост национального самосознания, которому придали замечательный толчок войны с Наполеоном и Отечественная война 1812 г. Надежды на освобождение крепостных крестьян таяли.

Аристократ, не смотря на то, что и был лично свободен, не чувствовал себя свободным, пребывав под прессом самодержавной власти, готовой в любое время и по любому предлогу нарушить его права и пренебречь ими.

И все-таки перемены в публичном сознании были велики: духовные сокровища быстро перемещались из сферы самодержавия в сферу конкретного частного человека. Они прекратили выступать абстрактными требованиями, находящимися вне человека, как это было в литературе и философии XVIII в., а становились достоянием личности, которая чувствовала интересы страны собственными заинтересованностями. Отвлеченное понятие страны, олицетворенное в самодержавии, уходило в прошлое.

Окрашенность публичных понятий личным эмоцией и наполненность личного мира публичными чувствами стали знамением времени.

Все это предопределило победу романтических настроений в жизни и в литературе. Наряду с этим романтически осмысливались не провалившиеся сквозь землю из русской действительности идеи Просвещения.

Романтизм в Российской Федерации прошел пара стадий развития:

• 1810-е гг. – формирование и возникновение психотерапевтического течения; ведущие поэты Жуковский и Батюшков;

• 1820-е гг. – формирование и возникновение гражданского, либо социального, течения в поэзии Ф.Н. Глинки, П.А. Катенина, К.Ф.

Рылеева, В.К. Кюхельбекера, А.А. Бестужева-вести войну; зрелость психотерапевтического романтизма, в котором главными фигурами были А.С.

Пушкин, Е.А. Баратынский, П.А.

Вяземский, Н.М. Языков;

• 1830-е гг. – происхождение философского течения в поэзии Баратынского, поэтов-любомудров, Тютчева, в прозе В.Ф. Одоевского; проникновение романтизма в прозу и широкое его распространение в жанре повести; расцвет романтизма в творчестве Лермонтова и показатели кризиса: засилье эпигонской (подражательной) поэзии, лирика Бенедиктова, «кавказские» («восточные») повести А.А. Бестужева-Марлинского;

• 1840-е гг. – закат романтизма, его вытеснение с переднего замысла литературы; из действующего субъекта литературного процесса романтизм все более преобразовывается в его объект, становясь предметом анализа и художественного изображения.

Деление романтизма на разные течения происходило по следующим параметрам:

к психотерапевтическому течению русского романтизма принадлежат романтики, исповедовавшие самоусовершенствования личности и идеи самовоспитания в качестве наиболее человека и преображения верного пути действительности;

к течению гражданского, либо социального, романтизма относятся романтики, вычислявшие, что человек воспитывается в первую очередь в социальной, публичной жизни, а, значит, он рекомендован для гражданской деятельности;

к философскому течению русского романтизма причислены романтики, полагавшие, что место человека в мире предопределено более чем, его жребий предначертан на небесах и целиком и полностью зависит от общих законов мироздания, а вовсе не от социальных и психотерапевтических обстоятельств. Между этими течениями нет непроницаемых граней, а различия относительны: поэты различных течений не только полемизируют, но и взаимодействуют между собой.

Первоначально романтизм побеждает в поэзии Жуковского и Батюшкова, что было обусловлено:

карамзинской реформой литературного языка;

скрещением поэтических правил «сентиментальной» литературы с правилами «легкой поэзии»;

дискуссиями по проблемам литературного языка, каковые открыли и очистили дорогу романтизму.

Состояние прозы

В русской прозе начала XIX в. уживаются чуть ли не на равных правах просветительские, нравоописательные и сентиментальные произведения.

Просветительская проза представлена сейчас по большей части двумя жанрами – романом и повестью. самые крупные авторы этого времени – А.Е. Измайлов и В.Т.

Нарежный.

Измайлову в собственности роман «Евгений, либо Пагубные следствия сообщества и дурного воспитания», в котором выведены два храбреца – Евгений Подлецов и Петр Развратин. Евгений Подлецов попадает под влияние «вольнодумца» Петра Развратина. Подлецов пассивен, Развратин, наоборот, проявляет активность, распространяя плоды фальшивого французского просвещения, сея в умах молодежи безверие и скептицизм.

Обоим храбрецам автор уготовил печальный финиш. Но добродетель не торжествует, а порок не наказан. Создатель не видит в обществе сил, каковые имели возможность бы содействовать очищению нравов.

Он испытывает глубокое сомнение в преимуществах просветительской философии. Но художественное ответ волнующих автора мыслей до тех пор пока еще схематично.

В.Т. Нарежный выступил с несколькими произведениями. самые удачные среди них