Происхождение мифа, метод и средства его изучения 2 страница

Так, А. Н. Афанасьев и в начале собственной научной деятельности не отрицал связи народных преданий с настоящей действительностью. Напротив, он утверждал, что в предания большое количество вошло из яркого наблюдения явлений природы. Но его как исследователя интересовали остатки мифов в народной поэзии, он их пробовал распознать и, как мог, растолковать.

Подчеркиваем — как мог, по причине того, что делались лишь первые шаги в изучении фольклора. На этом этапе были естественны и неточности, и увлечения… В первой половине 50-ых годов XIX века Н. Т. Чернышевский предостерегал представителей мифологической школы: Науке юный, какова у нас историческая филология, тяжело удерживаться от увлечений; но она обязана беспокоиться их еще более, нежели науки, установившие собственную репутацию: на нее многие наблюдают недоверчиво уже и вследствие того что опоздали еще привыкнуть к ней; как же большое количество может она повредить себе, в случае если, с одной стороны, будет высказывать неумеренные притязания на превосходство над всеми вторыми науками, а с другой — не будет остерегаться положений через чур храбрых вшатких (Чернышевский Н. Г. Полн. семь дней. соч., т. 2, с. 380).

Скептическое отношение последовательности критиков к методике изучения, а время от времени и к работам ученого в целом, непонимание их научной ценности глубоко и болезненно переживались А. Н. Афанасьевым. 12 ноября 1858 г. он писал М. Ф. Де-Пуле:

О мифологии я и сам тужу: приготовлено достаточно, а делать еще больше осталось; а в это же время разве подобные работы вызывают у нас не говорю сочувствие, но хоть должное уважение? Я столько наслушался нелепых сомнений в пользе этих разысканий, что и рукой махнул. В данной области у нас примерная отсталость: новая филологическая способа не принимается, о языке встретишь самые необычные рассуждения на страницах лучших изданий, о поэзии и (народной в особенности) — также.

По поводу издания моего Сказок я уже достаточно начитался различных статей, основанных на совершенном незнакомстве с этими вопросами и с трудами германских ученых. Возможно и должно исключить лишь статьи Пыпина, вправду красивые и дельные (А. Н. Афанасьев говорит тут об упоминавшейся уже нами громадной рецензии А. Н. Пыпина О русских народных сказках, размещённой в виде двух статей в издании Отечественные записки, 1856, Ms б.).

При таковой обстановке трудиться не через чур приятно, и, чтобы нравственно отдохнуть, нужно было взяться, не смотря на то, что на время, за что-либо второе, и я взялся за историю литературы (Цит. по кн.: Из истории русской фольклористики. не сильный., 1978, с. 87).

Издание Народных русских сказок наровне с изучениями по мифологии возможно без преувеличения назвать научным и жизненным подвигом А. Н. Афанасьева, и, нужно отметить, многие из современников осознали подлинное значение этих работ. Сам факт издания сказок, широта представленного материала приветствовались в целом последовательности рецензий; возражения приводили к (либо комментарии), уязвимые в методологическом отношении.

Мысль издания громадного свода русских народных сказок появилась у А. Н. Афанасьева еще в первой половине 50-ых годов XIX века. 14 августа он писал А. А. Краевскому — редактору издания Отечественные записки: Имеется у меня одно предложение для Вашего издания. Не согласитесь ли Вы выделить в Ваших Записках место в Смеси либо втором отделе для русских народных сказок…

Идание будет ученое, по примеру издания бр Гриммов.

Текст сказки будет сопровождаться нужными филологическими и мифологическими примечаниями, что еще больше даст цены этому материалу; помимо этого, тождественные сказки будут сличены с германскими сказками по изданию Гриммов, и подобные места различных сказок указаны. Войдет ко мне кроме этого сличение сказок с народными песнями. Изданию я предпослал бы громадное предисловие о значении метода и сказок их ученого издания.

Одна сказка через три либо через два номера, — смотря по возможности, — не займет в издании много места. Притом предмет данный не чужд интереса (Цит. по Предисловию В. Я. Проппа к кн.: Народные русские сказки А. Н. Афанасьева, т, 1. М., 1957, с. IX).

Как видим, к этому времени А. Н. Афанасьев уже шепетильно продумал ключевые принципы подготовки к печати русских народных сказок. Редактор Отечественных записок дал согласие е его предложением, но публикации в издании не появились, по причине того, что объём материала и замысел издания, которым скоро уже располагал А. Н. Афанасьев, на большом растоянии превосходил возможности издания.

23 февраля 1852 г. Совет Русского географического общества постановил передать А. Н. Афанасьеву, что уже являлся членом РГО по отделению этнографии, имевшееся в распоряжении Общества собрание народных сказок. В предисловии к первому выпуску первого издания Народных русских сказок А. Н. Афанасьев так характеризовал полученный материал: Это красивое собрание воображает большое количество в высшей степени интересного. Многие из этих сказок записаны превосходно, с удержанием всех изюминок народного говора; другие не смотря на то, что и записаны языком более книжным, нежели простонародным, и не всегда грамотно, но чужды всякого произвольного, специально придуманного искажения.

Не считая сказок, взятых в РГО, в распоряжении А. Н. Афанасьева были сказки, записанные и переданные ему В. И. Далем (около 1000), собранные П. И. Якушкиным и другими, и безвестными на данный момент собирателями. принципы и Качество записей были весьма различными, исходя из этого отбор вариантов, подготовка и систематизация издания в целом потребовали большого труда. Сказок, записанных самим А. Н. Афанасьевым, было мало — десять—двенадцать.

Первое издание Народных русских сказок выходило отдельными выпусками с 1855 по 1863 год (всего было восемь выпусков). В них вошло более 600 сказок — это было самое полное издание сказок не только в Российской Федерации, но и за ее пределами (напомним, что издание Германских сказок братьев Гримм, на которое ссылались и сам А. Н. Афанасьев, и его критики, было практически в три раза меньше, в нем не было вариантов, любой сюжет представлен по одному разу).

В первом издании сказки публиковались Афанасьевым без какой-либо классификации (как, но, и братьями Гримм). В рецензии на первый выпуск Ф. И. Буслаев писал: Это так и быть должно, по причине того, что не пришло еще время для какой бы то ни было классификации отечественных народных произведений. Сперва необходимо их привести в известность, другими словами издать (Русский вестник.

М., 1856, кн.

2, с. 92).

При подготовке второго издания Народных русских сказок (вышедшего уже посмертно, в первой половине 70-ых годов XIX века) А. Н. Афанасьев продумал и осуществил классификацию материала. Сказки были распределены по разделам: животный эпос, мифологические сюжеты, сюжеты былинные и навеянные историей, суеверные рассказы о мертвецах и колдунах, сказки с бытовой и юмористической окраской. Это было, подчеркиваем, первое издание, в котором сказки систематизированы.

В будущем классификацию упростили (сказки о животных, чудесно-фантастические, социально-бытовые), но в ее основе остается принцип, выработанный А. Н. Афанасьевым.

Демократическая и антиклерикальная направленность работы Афанасьева приводила к острому недовольству правительства и духовенства. Афанасьев желал издать сказки в том виде, как они были записаны. Ученый прогрессивных убеждений, он не считая собрания сказок выпустил Народные русские легенды, носящие антицерковный темперамент, а в Женеве вышел анонимно составленный им сборник Русские заветные сказки — антипоповского и антибарского содержания (быть может, к его изданию имел отношение А. И. Герцен).

Царская и духовная цензура поднималась на пути к осуществлению планов, практически душила требованиями охранить нравственность и религию от поругания и печатного кощунства, как изъяснялся обер-прокурор святейшего синода по поводу деятельности А. Н. Афанасьева.

Пара лет назад было опубликовано письмо А. Н. Афанасьева от 31 октября 1861 г. П. П. Пекарскому. В нем, например, говорилось:

Отправляю Вам новый (пятый) выпуск моих сказок. Пятый и шестой выпуски должны были показаться совместно на божий свет, но мерзопакостная цензура задержала одну книжку; лишь пару дней назад взял половину рукописи, израненную и обагренную кровавыми чернилами. Все, что искалечено, я должен был выкинуть вовсе и после этого приступил к печатанию сохранившегося.

Ах, если бы видели совещание местного Цензурного комитета! Что за лица!

Баранье тупоумие так и прыщет из каждой черты… (Цит по кн.: Из истории русской фольклористики, с. 75. Подробнее об этом см. в статье: Чернышев В. Цензурные изъятия из Народных русских сказок А. Н. Афанасьева. — Коммунистический фольклор, 1935, № 2-3, е. 307-315)

Издание сборника Афанасьева было громадным событием в научной и публичной судьбе России. С рецензиями выступили наибольшие ученые того времени: Пыпин, Буслаев, Котляревский, Срезневский, Миллер и другие. Высоко оценила издание Афанасьева и революционно-демократическая критика в лице Н. А. Добролюбова.

Во второй половине 50-ых годов девятнадцатого века (по выходе первых четырех выпусков) он писал о сборнике как об выполненном добросовестно и с любовью…

Сборник г. Афанасьева превосходит другие по собственной полноте и по точности, с какою старался издатель придерживаться народной речи, кроме того самого выговора. И пара дальше: Вы просматриваете у г. Афанасьева настоящие сказки русского народа, без прикрас и практически без пропусков, расположенные более либо менее удачно, сообразно с их содержанием.

Недочётом сборника А. Н. Афанасьева, как и других, Н. А. Добролюбов вычислял отсутствие жизненного начала в комментариях. Он потребовал большего внимания к явлениям социального порядка: настроениям крестьянства и материальному положению. Н. А. Добролюбов писал, что принципиально важно показывать, как народ относится к тому, что говорит.

Думают ли их слушатели и сказочники о настоящем существовании чудного тридесятого царства, с его жемчужными дворцами, кисельными берегами и пр.?

Либо же это говорится для красы слова?.. Лишь живой ответ на подобные вопросы, утверждал критик, позволяет принять народные сказания как одно из средств для определения той степени развития, на которой находится народ. Нам думается, — писал потом Добролюбов, — что каждый из людей, записывающих и собирающих произведения народной поэзии, сделал бы вещь крайне полезную, если бы не стал ограничиваться несложным записыванием текста сказки либо песни, а передал бы и всю обстановку, как чисто внешнюю, так и более внутреннюю, нравственную, при которой удалось ему услышать эту песню либо сказку (Добролюбов Н. А. Полн. собр. соч., т. 1. М., 1934, с. 429-433).

Тут была сформулирована целая программа для собирателей народной поэзии. Требования, высказанные Н. А. Добролюбовым, не потеряли собственного значения до сих пор.

Годы нахождения на работе в Главном архиве зарубежных дел были самыми плодотворными в жизни А. Н. Афанасьева. Но постоянный интерес его к творчеству народа и языческим верованиям, пропаганда фольклора вызывали, как уже говорилось, резкое недовольство правительства — церковных и светских. В первой половине 60-ых годов девятнадцатого века, по доносу провокатора, он лишился работы из архива без пенсиона и с запрещением впредь состоять на национальной работе.

Материальные лишения, тяжелые жилищные условия, болезни, распродажа замечательно подобранной и нужной для работы библиотеки — необходимы были средства для жизни и продолжения работы… И труд, труд тяжелый, изнурительный, над переработкой, дополнением ранее написанных изучений. Я сижу сейчас за славянской мифологией, но работа подвигается медлительно, и не знаю, успею ли нынешнее лето приступить к печатанию первого тома, — писал он П. П. Пекарскому 19 мая 1865 г. (Цит. по кн.: Из истории русской фольклористики, с. 80)

Результатом данной работы стало трехтомное издание Поэтических воззрений славян на природу.

Это огромное изучение было последним трудом А. Н. Афанасьева. 23 октября 1871 г. он погиб от чахотки. Похоронен А. Н. Афанасьев в Москве, на Пятницком кладбище.

Все, что говорилось выше об отдельных статьях А. Н. Афанасьева и о комментариях к сказкам, относится, конечно, и к Поэтическим воззрениям. направляться отметить лишь еще один принципиальный момент: материалистический взор Афанасьева на проблему происхождения мифов, вторых видов народной поэзии. Громадный фактический материал, что был в его распоряжении, приводил ученого к материалистическому выводу о том, что в базе мифов, мифических образов, всех олицетворений лежат наблюдения людей над их собственной судьбой, трудовой деятельностью. А. Н. Афанасьев, например, писал:

Олицетворяя грозовые облака быками, коровами, козами и овцами, первобытное племя ариев усматривало на небе, в царстве бессмертных всевышних, черты собственного собственного пастушеского быта: ясное солнце и могучий громовник, как всевышние, приводящие весну с ее дождевыми тучами, представлялись пастырями мифических стад (Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1865, т. 1, с. 690).

Суждения о том, что в базе мифологических воззрений лежали явления материальной действительности, повседневного быта народов, много раз видятся в изучении А. Н. Афанасьева. К примеру: Первобытное, младенческое племя усматривало на небе собственный пастушеский быт, во всей его житейской обстановке.

Пара дальше А. Н. Афанасьев утверждал, что народная фантазия создавала мифические образы не в противном случае как на аналогии и основании сходства их с настоящими явлениями (См.: В том месте же, т. 2. М., 1869, с. 509). Количество аналогичных примеров возможно было расширить.

Коммунистический этнограф С. А. Токарев отмечал, что А. Н. Афанасьев осознавал… что в базе того олицетворения небесных явлений, к которому мифологи обожали сводить всякую религию, лежали все же явления земной материальной действительности (Токарев С. А. Вклад русских ученых в мировую этнографическую науку. — Советская этнография, 1948, № 2, с. 204). Базу эту, продолжал С. А. Токарев, Афанасьев видел в пастушеском быте древних ариев.

Но в этом же изучении видятся и прямо противоположные мысли. Приведем пара примеров.

Сказка, по А. Н. Афанасьеву, чужда всего исторического; предметом ее повествований был не человек, не его подвиги и общественные тревоги, а разнообразные явления всей обоготворенной природы (См.: Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу, т. 1, с. 54).

Предания о кладах, по А. Н. Афанасьеву, составляют обломки древних мифических сказаний о небесных светилах, скрываемых нечистою силою в чёрных пещерах туч и туманов. С течением времени, растолковывает исследователь, в то время, когда народ потерял живое познание метафорического языка, в то время, когда идея уже не угадывала под золотом и серебром блестящих светил неба, а под чёрными пещерами — туч, предания эти были низведены на землю и взяли значение настоящих фактов.

Подобно и в второй части изучения. Забывая начальный суть метафорических выражений, народ низвел мифическое сказание о небесных кладах до несложного, буквального объяснения; вертепы и облачные скалы обратились в его убеждениях в настоящие горы, из которых добываются драгоценные металлы, в могильные холмы и курганы, где вместе с погибшими зарывалась и часть их сокровищ, в подземелья и пещеры, куда старый человек прятал собственные драгоценности, дабы обезопасить их от вражьего похищения. В том месте, согласно точки зрения А. Н. Афанасьева, было и со множеством вторых вер: небесная корова заменилась несложной буренкою, колдунья-туча — деревенскою бабою и т. д.

Так, древние мифические предания, е течением времени, сводятся народом к несложным объяснениям, заимствуемым из его настоящей жизни (Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения…, т. 2, с. 621).

Да, А. Н. Афанасьев во многом заблуждался, его методика устарела, мы не можем дать согласие и со многими пояснениями исследователем тех либо иных поверий, вер, произведений народной поэзии. Но глубоко неверно было бы