Глава 1. развязка и пролог. 4 страница

Но Чарльз Вард отыскал косвенные сведения об данной экспедиции в письмах Феннеров, каковые он отыскал в Нью-Лондоне, где, как ему было известно, жила вторая ветвь этого семейства. По всей видимости, потуксетские Феннеры, из чьего дома была видна обреченная ферма, увидели, как в том направлении шли группы вооруженных людей, светло слышали неистовый лай псов Карвена, за которым последовал пронзительный свисток – сигнал к штурму.

По окончании свистка из каменного строения во дворе фермы в небо снова вырвался броский луч света, и сразу же по окончании стремительной трели второго сигнала, кличущего все группы на приступ, послышалась не сильный россыпь мушкетных выстрелов, практически заглушенная рычанием и ужасающим воплем. Никакими описаниями нельзя передать целый кошмар этого крика, и Люк Феннер пишет, что его мать утратила сознание, услышав данный звук.

Позже крик повторился мало тише, сопровождаемый глухими выстрелами из ружей и мушкетов, после этого оглушительным взрывом, раздавшимся со стороны реки. Приблизительно через час затем собаки стали лаять, как будто бы испуганные чем-то, послышался глухой подземный шум, и пол в доме задрожал, так что покачнулись свечи, находившиеся на каминной доске.

Почувствовался сильный запах серы, и сейчас папа Люка Феннера заявил, что слышал третий сигнал, кличущий на помощь, не смотря на то, что другие члены семьи ничего не увидели. Опять раздались залпы мушкетов, сопровождаемые глухим гортанным криком, не таким пронзительным, как прежде, но еще более страшным – он был чем-то наподобие злобного бульканья либо кашля, так что назвать это звук криком возможно было только вследствие того что он длился вечно и его было тяжелее выносить, чем любой самый громкий крик.

После этого оттуда, где пребывала ферма Карвена, неожиданно вырвалась огромная пылающая фигура, и послышались отчаянные крики пораженных страхом людей.

Затрещали мушкеты, и она упала на землю. Но за ней показался второй охваченный пламенем неясный силуэт. В оглушительном шуме чуть возможно было различить человеческие голоса. Феннер пишет, что он смог расслышать только пара слов, исторгнутых кошмаром в лихорадочной попытке спасения:

«Всемогущий, защити паству твою». По окончании нескольких выстрелов упала и вторая горящая фигура. Затем наступила тишина, которая продолжалась приблизительно три четверти часа.

Позже мелкий Артур Феннер, младший брат Люка, крикнул, что он видит с далека, как от проклятой фермы поднимается к звездам «красный туман».

Это увидел лишь ребенок, но Люк отмечает многозначительное совпадение – в это момент три кошки, находящиеся в помещении, были охвачены необъяснимым страхом, от которого они выгнулись горбом, и шерсть стала у них дыбом на пояснице.

Через пять мин. подул очень холодной ветер, и воздушное пространство наполнился таким нестерпимым зловонием, что лишь свежий морской бриз не разрешил почувствовать его группе нападающих находящейся на берегу, либо кому-то иному в селении Потуксет. Это зловоние не было похоже ни на какой запах, что Феннерам приходилось чувствовать прежде, и вызывало какой-то липкий бесформенный ужас, намного посильнее того, что испытывает человек, пребывав на кладбище у раскрытой могилы.

Практически сразу после этого раздался ужасный голос, что ни при каких обстоятельствах не суждено забыть тому, кто имел несчастье его услышать. Он прогремел с неба, как будто бы вестник смерти, и в то время, когда замерло его эхо, во всех окнах задрожали стекла. Голос был низким и музыкальным, сильным, как будто бы звуки органа, но ужасным, как тайные книги арабов. Никто не имел возможности сообщить, какие конкретно слова он сказал, потому что сказав он на незнакомом языке, но Люк Феннер постарался записать услышанное:

«деесме-ес-джесхет-бонедосефедувема-энттемосс». До 1919 года ни одна душа не усмотрела связи данной приблизительной записи с чем-либо известным людям ранее, но Чарльз Вард покрылся неожиданной бледностью, определив слова, каковые Мирандола выяснил как самое ужасное заклинание, употребляемое в тёмной волшебстве.

Этому дьявольскому кличу ответил целый хор отчаянных криков, несомненно людских, каковые раздались со стороны фермы Карвена, по окончании чего к зловонию примешался новый запах, такой же нестерпимо едкий. К крикам присоединился светло различимый вой, то громкий, то затихающий, как будто бы перехваченный спазмами. Время от времени он становился практически членораздельным, не смотря на то, что ни один из слушателей не имел возможности различить слов; время от времени переходил в ужасный истерический хохот.

Позже раздался крик кошмара, крик леденящего сумасшествия, вырвавшийся из людских глоток, ясный и громкий, не обращая внимания на то, что, возможно, исходил из самых глубин подземелья, по окончании чего воцарились полный мрак и тишина. Клубы едкого дыма встали к небу, затмевая звезды, не смотря на то, что нигде не было видно огня и ни одна постройка на ферме Карвена не была повреждена, как выяснилось на следующее утро.

Незадолго до восхода солнца двое людей в пропитанной ужасным зловонием одежде постучались к Феннерам и попросили у них кружку рома, за что весьма щедро заплатили. Один из них сообщил Феннерам, что с Джозефом Карвеном покончено и что им не нужно ни за что упоминать о событиях данной ночи.

Как ни самонадеянно звучал приказ, в нем было что-то, не разрешающее его ослушаться, как будто бы он исходил от какой-то высшей власти, владеющей ужасной силой; так что об замеченном и услышанном Феннерами в ту ночь говорят только случайно сохранившиеся письма Люка, каковые он просил стереть с лица земли по прочтении. Лишь необязательность коннектикутского родственника, которому писал Люк – так как письма в итоге сохранились, – сохранила это событие от всеми желаемого забвения.

Чарльз Вард имел возможность добавить одну подробность, добытую им по окончании продолжительных расспросов обитателей Потуксета об их предках. Ветхий Чарльз Слокум, всю жизнь проживший в этом селении, заявил, что до его дедушки дошел необычный слух – словно бы бы в поле неподалеку от селения спустя семь дней по окончании того, как было заявлено о смерти Джозефа Карвена, было обнаружено обуглившееся покалеченное тело. Беседы об этом продолжительно не умолкали, по причине того, что данный труп, действительно, очень сильно обгоревший, не принадлежал ни человеку, ни какому-нибудь животному, привычному обитателям Потуксета либо обрисованному в книгах.

Никто из тех, кто предпринял ночной набег, ничего о нем не говорил, и все подробности, дошедшие до нас, переданы людьми, не участвовавшими в бою. Поразительна тщательность, с которой яркие участники штурма избегали мельчайшего упоминания об это предмете.

Восемь моряков были убиты, но, не смотря на то, что их тела не были переданы семьям, те удовольствовались рассказом о столкновении с таможенниками. Так же были растолкованы и бессчётные раны, шепетильно забинтованные врачом Джейбзом Бовеном, что сопровождал отряд. Тяжелее всего было растолковать необычный запах, которым пропахли вес участники штурма – об этом говорили в городе пара недель.

Из тех, кто руководил группами, самые тяжелые ранения взяли капитан Виппл и Мозес Браун, и письма, посланные их женами своим родственникам, говорят о том, в каком отчаянии были эти дамы, в то время, когда пострадавшие решительно запретили им прикасаться к повязками и поменять их.

Участники нападения на ферму Карвена сходу как-то постарели, стали раздражительными и мрачными. К счастью, вес они были сильными, привыкшими функционировать в самых тяжелых условиях, и помимо этого, честно религиозными людьми, ортодоксами, не признающими никаких отклонений от привычных им вер. Моги они глубже вспоминать над пережитым и владей более развитым интеллектом, они бы, быть может, без шуток заболели.

Тяжелее всего было нужно Президенту Меннингу, но и он сумел преодолеть мрачные воспоминания, заглушая их молитвами. Любой из этих выдающихся людей сыграл в будущем ключевую роль. Не более чем через двенадцать месяцев затем события, капитан Виппл стоял во главе восставшей толпы, которая сожгла таможенное судно «Теспи», и в этом его поступке возможно усмотреть желание окончательно избавиться от страшных образов, отягощающих его память, поменяв их вторыми воспоминаниями.

Вдове Джозефа Карвена отослали запечатанный свинцовый гроб необычной формы, разумеется обнаруженныйферме, где он был приготовлен на случай необходимости; в нем, как ей сообщили, пребывало тело мужа. Ей заявили, что он был убит в стычке с таможенниками, подробностей которой ей лучше не знать. Больше никто ни словом не обмолвился о смерти Джозефа Карвена, и Чарльз Вард имел в своем распоряжении только неясный намек, на котором выстроил собственную теорию.

Это была только узкая нить – выделенный дрожащей рукой пассаж из конфискованного послания Джедедии Орна к Карвену, которое было частично переписано почерком Эзры Видена. Копия нашлась у потомков Смита, и возможно было только предпологать, дал ли ее Виден собственному другу, в то время, когда все было кончено, как объяснение произошедших с ними ужасных вещей, или, что было более возможно, письмо пребывало у Смита еще до этого, и он выделил эти фразы собственной рукой. Вот какой отрывок выделен в этом письме:

«Я снова и снова говорю Вам: не вызывайте Того, кого не сможете Покорить воле собственной. Под сими словами подразумеваю я Того, кто сможет со своей стороны призвать против Вас такие силы, против которых ненужны окажутся Ваши самые заклинания и сильные инструменты. Проси Меньшего, потому что Великий может не захотеть дать тебе Ответа, и в его власти окажешься не только ты, но и большое количество большее».

В свете этого пассажа, думая о том, каких невыразимо страшных союзников имел возможность позвать силами волшебства Карвен в 60 секунд отчаяния, Чарльз Вард задавал себе вопрос, вправду ли его предок пал от руки одного из граждан Провиденса.

Влиятельные люди, руководившие штурмом фермы Карвена, приложили много упрочнений к тому, дабы всякое упоминание о нем было стерто из памяти людей и из анналов города. Сначала они не были так решительно настроены и разрешили вдове погибшего, его дочери и тестю оставаться в полном неведении довольно подлинного положения дел; но капитан Тиллингест был человеком умным и проницательным и не так долго осталось ждать определил достаточно, дабы ужаснуться и настойчиво попросить от собственной дочери возвращения девичьей фамилии.

Он приказал сжечь все книги покойного и оставшиеся по окончании него бумаги и стереть надпись с надгробия на могиле собственного зятя. Он был прекрасно знаком с капитаном Випплем и, возможно, взял больше сведений от бравого моряка, чем кто-нибудь другой, довольно последних мин. волшебника, заклейменного вечным проклятием.

С этого времени было строго не разрещаеться упоминать кроме того имя Карвена и приказано стереть с лица земли все касающиеся его записи в городских архивах и заметки в местной газете.

Госпожа Тиллингест, как начала называться вдова Карвена по окончании 1772 года, реализовала дом на Олни-Корт и жила совместно со своим отцом на Павер Лейн до конца жизни, которая последовала в 1817 году. Ферма в Потуксете, которую все избегали, с годами ветшала и, казалось, пришла в запустение в невиданной быстротой. К 1780 году в том месте оставались лишь каменные и кирпичные строения, а к 1800 году кроме того они превратились в груду развалин.

Никто не осмеливался пробраться через разросшийся кустарник на берегу реки, где имела возможность прятаться потайная дверь, никто не пробовал представить себе события, при которых Джозефа Карвена только смерть спасла от кошмаров, вызванных им самим.

И лишь дородный капитан Виппл иногда бормотал себе под шнобель, как утверждали люди, владевшие хорошим слухом, не совсем понятные слова:

«Чума его забери… в случае если уж кричишь, то не смейся… Данный проклятый мерзавец напоследок припрятал самое скверное… Клянусь честью, нужно было сперва сжечь его дом».