Громкие слова, тихие слова 6 страница

– Вашему отцу уже недолго оставаться бессмертным.

Слова вырвались у Мо против его воли. Дурак, – обругал он сам себя. – Ты что, забыл, с кем говоришь, лишь вследствие того что в ее лице что-то напомнило тебе Мегги?

Виоланта улыбнулась.

– Значит, правда то, что сказал мне библиотекарь моего отца, – сообщила она так негромко, как будто бы мертвецы в склепе имели возможность ее подслушать. – В то время, когда мой папа почувствовал себя не хорошо, он поразмыслил сперва, что его отравила одна из служанок.

– Мортола. – Любой раз при этих звуках Мо видел перед собой ружейное дуло.

– Ты ее знаешь? – Похоже, Виоланта также не обожала произносить это имя. – Мой папа приказал ее пытать, дабы она назвала яд. Она не согласилась, и тогда он бросил ее в колонию, глубочайший застенок под замком, но в один прекрасный день она провалилась сквозь землю. Надеюсь, она погибла.

Говорят, это она отравила мою мать. – Виоланта расправила складку на платье, как будто бы сказала о качестве шелка, а не о смерти матери. – Как бы то ни было, на данный момент моему отцу известно, по чьей вине он гниет заживо. Таддео практически сразу после твоего ухода увидел, что книга стала необычно вонять. Позже страницы вздулись.

Застежки некое время скрывали это как ты, возможно, и задумал, но скоро они уже еле удерживалидоски переплета. Бедный Таддео чуть не погиб со страха, в то время, когда заметил, что творится с книгой. Таддео был единственным, не считая моего отца, кто знал, где запрятана книга, и был в праве к ней прикасаться… Он знает кроме того три слова, каковые необходимо в том направлении вписать!

Любого другого мой папа казнил бы за такое знание. Но он доверяет старику больше всех на свете, возможно, по причине того, что Таддео много лет был его преподавателем и довольно часто защищал отца, в то время, когда он был еще ребенком, от моего деда. Кто знает!

Таддео, само собой разумеется, ничего не сообщил отцу о состоянии книги. За такие новости тот и ветхого преподавателя приказал бы тут же повесить на месте.

Исходя из этого Таддео тайком зазывал в замок каждого переплетчика, какого именно имел возможность найти от Непроходимой Чащи до моря, а в то время, когда стало известно, что ни один из них ничего сделать неимеетвозможности, он по совету Бальбулуса приказал переплести еще одну книгу, на вид неотличимую от первой, дабы показывать отцу, в то время, когда тот захочет ее видеть. А отцу тем временем с каждым днем делается хуже. на данный момент это уже всем известно.

Дыхание у него вонючее, как гнилая вода в болоте, и его всегда знобит, как будто бы он уже чувствует ледяное прикосновение Белых Дам. Какая месть, Перепел! Нескончаемая судьба в нескончаемых страданиях.

Не похоже на план ангела, скорее – весьма умного дьявола.

Так кто ты – ангел либо сатана?

Мо не ответил. Не доверяй ей! – подсказывал ему разум. Но, как ни необычно, сердце сказало второе.

– Так вот, мой папа продолжительное время подозревал лишь Мортолу, – продолжала Виоланта. – Он кроме того отвлекся от поисков Перепела. Но в итоге один из переплетчиков, к каким обращался Таддео, поведал отцу, что происходит с книгой, – возможно, в надежде взять приз за донос. Змееглав приказал его казнить – так как никто не должен был знать, что его бессмертие на грани; но новость скоро распространилась.

на данный момент, думается, по ту сторону Чащи не осталось в живых ни одного переплетчика.

Каждый, кто бесполезно пробовал спасти книгу, выяснялся на виселице. А Таддео папа приказал кинуть в подземелье. Пускай гниет так же медлительно, как я, – сообщил он наряду с этим. Не знаю, жив ли он еще.

Таддео стар, а застенки Дворца Ночи убивают кроме того молодых.

Мо почувствовал дурноту, как в те дни, в то время, когда переплетал эту книгу, дабы спасти Резу, Мегги и себя. Уже тогда он предчувствовал, что выкупает их и собственную жизнь ценой многих вторых. Бедный робкий Таддео.

Мо представил себе, как он сидит в чёрном сыром застенке.

Позже перед его глазами появились переплетчики, весьма четко: чёрные фигуры, раскачивающиеся высоко в воздухе от порывов ветра… Мо прикрыл глаза.

– Наблюдай-ка. В точности, как поется в сердце: и песнях жалости полно в груди его широкой. Ты в самом деле страдаешь оттого, что дело твоих рук навлекло на вторых смерть. Не глупи.

Мой папа обожает убивать. Не подвернись ему переплетчики, он вешал бы кого-нибудь другого. Но спасти книгу сумел в итоге не переплетчик, а алхимик.

Говорят, метод, которым он этого добился, весьма неаппетитный, а урон, уже нанесенный книге, выяснилось нереально исправить, но, по крайней мере, процесс распада остановился. Мой папа сейчас ищет тебя с удвоенным усердием – так как так же, как и прежде верит, что ты один можешь снять проклятие, искусно вплетенное между безлюдными страницами. Не жди, пока он тебя отыщет!

Опереди его! Давай заключим альянс! Ты и я – его разбойник и дочь, что в один раз уже перехитрил его.

Мы сумеем его погубить Перепел!

Помоги мне убить его! Совместно нам это будет легко!

Как она наблюдает на него! С надеждой, как ребенок, проявивший собственный сокровенное желание… Перепел, давай совместно убьем моего отца! Как необходимо обойтись с дочерью, задавал вопросы себя Мо, дабы заслужить такую неприязнь?

– Не все дочери, Перепел, обожают собственных отцов! – Виоланта, наверное, просматривала его мысли не хуже Мегги. – Твоя дочь, говорят, весьма тебя обожает и ты ее также. Но мой папа убьет и ее, и твою жену – всех, кого ты обожаешь, а под конец и тебя самого. Он не разрешит опять выставить себя на посмешище перед подданными.

Он отыщет тебя, как бы ты ни прятался, по причине того, что любая 60 секунд, любой вздох напоминают ему о твоем коварстве. Его кожа не переносит солнечного света, ноги так опухли, что он неимеетвозможности ездить верхом.

Ходить ему также тяжело. Днем и ночью он рисует в воображении, каким пыткам подвергнет тебя и твоих родных, в то время, когда поймает. Он приказал Свистуну сочинить песни о твоей смерти, до того ужасные, что люди, слышавшие их, говорят, теряют сон.

Не так долго осталось ждать он отправит Среброносого к нам, дабы петь их и тут и дабы тебя отыскать.

Свистун продолжительно ожидал этого приказа – и он тебя найдёт. Тебя поймают на твое сочувствие к беднякам. Их будут убивать в таких количествах, что невинная кровь в итоге выманит тебя из леса. Но в случае если я стану твоей помощницей…

Виоланту прервал донесшийся сверху голос – детский голосок, привыкший руководить взрослыми.

– Он точно у нее, вот заметишь! – Якопо захлебывался словами от возбуждения. – на данный момент – искусный лжец, настоящий мастер лжи, в особенности, в то время, когда старается для моей матери. Но он теребит рукав, в то время, когда лжет, и делается еще заносчивее, чем в большинстве случаев. Мой дедушка научил меня подмечать такие вещи.

Воины у дверей вопросительно смотрели на собственную госпожу. Но Виоланта не обращала на них внимания. Она прислушивалась.

В то время, когда раздался второй голос, Мо заметил испуг в ее бесстрашных глазах. Он также определил данный голос, не смотря на то, что слышал его прежде лишь через лихорадочное беспамятство, – и рука его потянулась к ножу, запрятанному в поясе. Коптемаз сказал хрипловато, как будто бы пламя, с которым он так и не сумел подружиться, обжег ему голосовые связки. Голос у него – предупреждение, – сообщила в один раз Реза. – Предупреждение не доверять вечной улыбке и красивому лицу.

– Да-да, Якопо, ты весьма сообразительный мальчик! – Весьма интересно, слышит ребенок насмешку в голосе Коптемаза? – Но отчего же мы идем не к покоям твоей матери?

– По причине того, что она не так глупа, дабы прятать его в том месте! Моя мать – умная дама, намного умнее вас всех!

Виоланта шагнула к Мо и схватила его за руку.

– Убери нож! – тихо сказала она. – Жизнь Перепела не закончится в замке Омбры. Такая песня мне не по вкусу. Иди за мной.

Она подозвала воина, находившегося у Мо за спиной большого, широкоплечего парня, державшего клинок так, как будто бы ему не довольно часто приходилось им орудовать, – и торопливо зашагала среди каменных гробов. Виоланта шла уверенной походкой – похоже, ей не в первый раз приходится прятать кого-то от собственного сына. В склепе было с полтора десятка гробов.

Большая часть из них было украшено изваяниями погибших, с клинками на груди, псами в ногах, мраморными либо гранитными душками под головой.

Виоланта остановилась перед саркофагом, чья несложная, без скульптуры, крышк треснула ровно посередине, как словно бы мертвец пнул ее изнутри.

– В случае если Перепела тут нет, отправимся пугнем Бальбулуса! Ты зайдешь к нему в мастерскую и пожонглируешь огнем на его книгах! – Имя Бальбулуса Якопо произносил с таковой ревностью, как будто бы сказал о старшем брате, которого мать обожает больше, чем его.

Юный воин, покраснев от натуги, переместил нижнюю половину крышки. Саркофаг был безлюден, но Мо почувствовал, что задыхается в холодном узком гробу. Покойник очевидно был меньше ростом. Весьма интересно, это Виоланта выкинула его останки, дабы прятать ко мне собственных шпионов?

В то время, когда воин задвинул крышку, Мо обступила тьма.

Только мелкие отверстия в виде цветочного орнамента пропускали мало света и воздуха. Дыши нормально, Мортимер! Он все еще сжимал в руке нож.

Как жаль, что изваяния вооружены мраморными, а не булатными клинками! Ты вправду думаешь, что стоит рисковать собственной шкурой для расписных клочков козьей кожи? – спросил Баптиста, в то время, когда Мо попросил сшить ему пояс и одежду переплётчика для ножа.

До чего же ты глуп, Мортимер! Так до сих пор и не поверил до конца, что данный мир смертельно страшен! Но расписные клочки козьей кожный покров были по-настоящему красивы…

Стук в дверь. Скрежет засова. Голоса стали слышнее.

Шаги… Мо напряженно всматривался в цветочные отверстия, но видел лишь подол и соседний гроб тёмного платья Виоланты, провалившийся сквозь землю, в то время, когда она отошла. Нет, глаза ему тут не окажут помощь.

Он опустил голову на холодный камень и начал прислушиваться. Как шумит дыхание! Более странного звука в этом царстве мертвых не придумаешь!

А что, в случае если Коптемаз пришел ко мне не просто так? – мелькнуло у него в голове. – Что, в случае если Виоланта лишь его и ждала? Не все дочери обожают собственных отцов. Что, в случае если Виоланта все же решила преподнести отцу желанный презент?

Наблюдай, кого я тебе поймала! Перепел. Он вырядился вороном и вообразил, что я его не определю!

– Ваше высочество! – Голос Коптемаза гулко раздавался под низкими сводами – казалось, он стоит у самого гроба, где скрывался Мо. – Простите, что мы помешали излияниям вашей скорби! Ваш сын дал совет мне обязательно встретиться с гостем, которого вы принимаете сейчас. Он уверяет, что это мой ветхий и очень страшный привычный. Я обязан предостеречь вас…

– Гость? – Голос Виоланты звучал холодно, как камень у Мо под головой. – Единственный гость тут – смерть. От него, мне думается, предостерегать безтолку.

Коптемаз смущенно хохотнул:

Это правильно, ваше высочество, но Якопо говорил о госте из крови и плоти: переплетчике, высоком, темноволосом…

– К Бальбулусу приходил сейчас новый переплетчик, – ответила Виоланта. – Он в далеком прошлом ищет кого-нибудь поискуснее, чем халтурщики из Омбры.

Что это за звук? А, ясно. Якопо прыгает по каменным плитам. По всей видимости, время от времени он все же ведет себя как обычный ребенок его возраста. Прыжки стихли где-то рядом.

Как же хочется! До чего тяжело удерживать тело в неподвижности, в то время, когда ты еще жив! Мо закрыл глаза, дабы не видеть каменных стенок гроба.

Мортимер, дыши неглубоко, беззвучно, как феи.

Прыжки приближались.

– Ты его запрятала! – Голос Якопо проникал в саркофаг, как будто бы мальчик сказал специально для Мо. Давай найдем в гробах, Коптемаз!

Якопо, наверное, весьма завлекала эта мысль, но Коптемаз жадно улыбнулся.

– Я думаю, в этом не будет необходимости, в случае если мы объясним твоей матери, с кем она имеет дело. Быть может, данный переплетчик – тот самый человек, которого так в далеком прошлом ищет ваш папа.

– Перепел? Перепел тут, в замке?! – Кроме того Мо, слышавшему ошеломленный голос Виоланты, верилось, что она поражена до глубины души. – Само собой разумеется! Я постоянно говорила отцу: в итоге этого разбойника погубит собственное безрассудство! Не вздумай поведать Зяблику! Я желаю поймать Перепела, дабы мой папа осознал, наконец, кто обязан сидеть на троне Омбры!

Ты усилил стражу?

Отправил солдат в мастерскую Бальбулуса?

– М-м… нет… – Коптемаз был очевидно запутан. – Дело в том, что… От Бальбулуса он уже ушел, и…

– Что? Дурак! – Виоланта умела сказать металлическим тоном собственного отца. – Срочно опустить решетку в воротах! В случае если папа определит, что Перепел побывал тут, в замке, в моей библиотеке, и никто не задержал его… – Как грозно раздавались ее слова под сводами склепа!

О да, она умная дама, прав ее сын.

– Сандро! – Это, по всей видимости, один из воинов. – Сообщи страже у основных ворот, дабы опустили решетку. И никого не производить из замка. Ни единой души, слышишь?

Надеюсь, еще не поздно! Якопо!

– Что?

В детском голоске звучали ужас, недоверие – и упрямство.

– Куда спрячется Перепел, в то время, когда осознает, что ворота закрыты? Ты так как знаешь все укрытия в замке.

– Еще бы! – Якопо был очевидно польщен. – Я могу тебе все их продемонстрировать.

– Превосходно! Забери с собой троих стражников из тех, что защищают тронный зал наверху, и соверши к самым надежным укрытиям, какие конкретно знаешь. А я отправлюсь поболтаю с Бальбулусом.

Перепел! У меня в замке!

Коптемаз промямлил что-то. Виоланта быстро прервала его и приказала следовать за собой. голоса и Шаги удалились. Но Мо еще долго казалось, что он слышит, как они поднимаются по нескончаемой лестнице, уводящей из склепа в мир живых, к свежему воздуху и дневному свету…

В то время, когда все стихло, он еще пара мучительных мгновений лежал не шевелясь и прислушивался. В итоге ему начало казаться, что покойники около дышат. Тогда он уперся руками в каменную крышку… – и схватился за нож, услышав шаги.

– Перепел! – донесся еле слышный шепот.

Разбитая крышка сдвинулась. Над саркофагом склонился тот самый солдат, что помогал ему спрятаться.

– Нужно торопиться! – тихо сказал он. – Зяблик заявил тревогу. Везде расставлена стража, но Виоланта знает выходы, которых кроме того Якопо еще не нашёл. Будем сохранять надежду, – добавил он.

Мо вылез из саркофага, с большим трудом двигая занемевшими конечностями. Нож он все еще сжимал в руке.

парень наблюдал на него во все глаза.

– какое количество вы уже убили?

В его голосе звучало преклонение. Как словно бы убивать – высокое мастерство, наподобие миниатюр Бальбулуса. какое количество лет этому мальчику? Четырнадцать?

Пятнадцать?

Он смотрелся младше Фарида.

какое количество? Что он имел возможность на это сообщить? Всего пара месяцев назад он бы не затруднился с ответом.

Он бы, возможно, кроме того засмеялся от души на таковой абсурдный вопрос. Сейчас же Мо проронил лишь:

– Меньше, чем тут лежит.

А также не был уверен, что говорит правду.

парень обвел взором склеп, как будто бы полагая покой ников.

– Это легко?

Если судить по любопытству в голосе, он этого вправду еще не знал, не обращая внимания на клинок в руке и кольчугу на груди.

Да, – поразмыслил Мо, – да, легко, в то время, когда в груди забьется второе сердце, холодное, с острыми краями как клинок у тебя в руке. Толика гнева и ненависти, пара беспомощной ярости и недель страха – и вот оно просыпается в тебе. В то время, когда приходится убивать, оно отбивает такт, стремительный, страстный.

Другого собственного сердца, мягкого и теплого, ты сейчас не ощущаешь.

А оно ужасается тому, что ты сделал под биение второго сердца. Оно болит и трепещет… Но это приходит позже.

парень все еще наблюдал на него.

– Легко, – ответил Мо. – Умирать тяжелее.

Не смотря на то, что мраморная ухмылка Козимо утверждала обратное.

– Мы, думается, торопимся?

парень покраснел под блестящим забралом.

– Да… да, само собой разумеется!

Одну из ниш в стенке склепа защищал каменный лев с гербом Омбры на груди – возможно, последний экземпляр, еще не разбитый по приказанию Зяблика. Воин засунул клинок между его ощеренных зубов – и стенки приоткрылась ровно так, дабы в проем имел возможность протиснуться взрослый мужчина. Думается, у Фенолио где-то обрисован подобный тайник?

Мо вспомнились давным-давно прочтённые слова об одном из предков Козимо, часто спасавшемся так от неприятелей. А сейчас эти слова спасут Перепела, – поразмыслил Мо. Почему бы и нет? Он так как также из них появился.

Мо совершил по камню рукой, как будто бы убеждая себя, что стенки склепа состоят не из бумаги.

– Подземный ход выходит наружу выше замка. Вашу лошадь Виоланта не имела возможности вывести из конюшни – это было бы через чур заметно. Но вас в том месте будет ожидать второй конь.

В Чаще на данный момент полно солдат, будьте осмотрительны.

И еще я обязан передать вам вот это.

Мо сунул руку в седельную сумку, которую протянул ему парень.

Книги.

– Виоланта дарит вам это в надежде, что вы не отвергнете предложенного ею альянса.

Подземный ход казался нескончаемым и практически таким же тесным, как саркофаг. Мо не помнил себя от эйфории, в то время, когда наконец увидал дневной свет. Выход был еле заметной расселиной в горе.

Под деревьями ждал конь, а внизу Мо заметил замок Омбры – стражу на стенах и солдат, устремлявшихся из ворот, как будто бы рой саранчи. Да, нужно будет быть осмотрительным. И все же он открыл седельную сумку, спрятался за гора и открыл одну из книг.

Будто бы ничего не случилось

Как ожесточённа почва! Мерцают ивы, березы, склоняясь, вздыхают. Как жестоко, как немыслимо ласково!

Луиза Глик. Оплакивание[8]

Фарид обнял Мегги. Она запрятала лицо у него на груди, а он опять и опять шептал ей, что все будет прекрасно. Но Тёмный Принц не возвращался, а ворона, которую Гекко послал на разведку, принесла те же вести, что и Дориа, младший брат Силача, шпионивший для разбойников с того времени, как Хват спас их с втором от виселицы: в замке заявлена тревога.

В воротах опущена решетка, и стража хвалится, что голова Перепела не так долго осталось ждать будет наблюдать на крыши Омбры с зубца крепостной стенки.

Силач отвел Мегги и Резу в лагерь разбойников, не смотря на то, что обе рвались в Омбру. Так распорядился бы Перепел – и больше от него ничего не было возможности добиться. Тёмный Принц с Баптистой отправились на хутор, что Мо и его семья в последние семь дней привыкли именовать своим домом, – обманчиво мирное укрытие в жестоком мире Фенолио.

– Мы заберем ваши вещи, – коротко пояснил Тёмный Принц на вопрос Резы, для чего они в том направлении идут. – Возвращаться вам запрещено.

Ни Реза, ни Мегги не задали вопрос, из-за чего. Обе знали ответ: по причине того, что Зяблик будет допрашивать Перепела, и нельзя быть уверенным, что у Мо не оторвут призвания, где он прятался сейчас.

Разбойники кроме этого перенесли лагерь на новое место, когда услышали об аресте Мо.

– У Зяблика весьма умелые пытчики, – увидел Хват.

Реза села в сторонке под деревьями и закрыла лицо руками.

Фенолио остался в Омбре.

– Возможно, меня пропустят к Виоланте. А Минерва этой ночью трудится в замке на кухне. Возможно, она в том месте что-нибудь определит.

Я сделаю все, что смогу, Мегги, – дал обещание он на прощание.

– Да хорошо, он просто уляжется в постель и выдует две фляги вина, – увидел на это Фарид и подавленно смолк, в то время, когда Мегги расплакалась.

Как она допустила, дабы Мо отправился в Омбру? И из-за чего не отправилась с ним в замок? Само собой разумеется, ей весьма хотелось остаться с Фаридом.

В глазах матери она просматривала тот же упрек: ты имела возможность его удержать, Мегги, лишь ты одна на всем свете.

В то время, когда смерклось, Деревяга принес им покушать. Прозвище он взял за негнущуюся ногу. Двигался Деревяга медленнее вторых разбойников, но превосходно стряпал.

Но ни Мегги, ни Реза не смогли проглотить ни куска. Стало холодно, и Фарид уговаривал Мегги посидеть с ним у костра, но она лишь покачала головой. Ей необходимы были уединение и темнота.

Силач принес ей одеяло.

Вместе с ним подошел его брат, Дориа.

В браконьеры он не годится, но шпион из него хороший! – шепнул ей Силач, в то время, когда их знакомил. Братья были совсем не похожи, не смотря на то, что у обоих были частые темно-русые волосы, а Дориа был необычно силен для собственного возраста (чему весьма питал зависть к Фарид). Ростом он доходил старшему брату лишь до плеча, и глаза у него были светло синий, как феи Фенолио, а у Силача – карие, желудевого цвета. У нас различные отцы – пояснил Силач, в то время, когда Мегги удивилась такому несходству. – Действительно, один другого стоит.

– Ты напрасно так переживаешь. – Голос у Дориа был весьма взрослый.

Мегги подняла голову.

Он накинул ей на плечи одеяло, принесенное Силачом, и смущенно отошёл под ее взором, но глаз не отвел. Дориа всем наблюдал прямо в лицо, кроме того Хвату, при виде которого большая часть втягивали голову.

– С твоим отцом все будет в порядке, не сомневайся! Он всех победит – Зяблика, Змееглава и Свистуна.

– Само собой разумеется. Лишь вначале его повесят, – горько сообщила Мегги.

Но Дориа лишь пожал плечами.

– Ерунда. Меня вот также желали повесить, – сообщил он. – А он – Перепел! Они с Тёмным Принцем спасут нас всех.

Вот заметишь.

Он сказал так, как будто бы был совсем не сомневается в финале. Как словно бы он один из всех прочёл повесть Фенолио до конца.

Хват, сидевший с Гекко под деревьями в нескольких метрах от них, хрипло засмеялся.

– Брат у тебя такой же дурак, как ты сам! – крикнул он Силачу. – Лишь твоих мускулов у него нет, на его беду, так что вряд ли он доживет до старости. Перепелу пришел финиш! И что он нам оставил в наследство?

Бессмертного Змееглава!

Силач сжал кулаки и желал ринуться на Хвата, но Дориа оттащил его. Гекко выхватил нож и угрожающе шагнул к Силачу – они всегда ссорились, – но неожиданно оба подняли головы и прислушались. На дубе закричал перепел.

– Он возвратился! Мегги, он возвратился! – Фарид чуть не упал, стремглав спускаясь со сторожевого поста.

Костер уже догорел, и лишь звезды роняли лучи в чёрный овраг, где разбойники разбили новый лагерь. Мегги определила Мо, только в то время, когда Деревяга шагнул с факелом к нему и Тёмному Принцу. Был с ними и Баптиста.

Похоже, все целы и невредимы. Дориа обернулся к Мегги. Ну, дочь Перепела, – сквозило в его ухмылке, – что я тебе сказал?

Реза быстро встала так быстро, что запуталась в одеяле, которым укрыл ее Силач. Она растолкала разбойников, окруживших Мо и Тёмного Принца, и ринулась к мужу. Мегги шла за ней, как будто бы во сне. Это через чур прекрасно, дабы быть правдой, – думала она.

На Мо был все тот же тёмный костюм, сшитый Баптистой. Он очевидно устал, но, наверное, с ним вправду ничего не произошло.

– Все прекрасно, все в порядке, – услышала Мегги голос отца.

Он стирал поцелуями слезы с лица Резы, а заметив Мегги, улыбнулся ей так, как будто бы возвратился, как в прошлые времена, из простой поездки к больным книгам, а не из замка, где его желали убить.

– Я привез тебе гостинец, – сообщил он дочери.

И только по тому, как прочно он ее обнял и продолжительно не отпускал, Мегги додумалась, что Мо пережил не меньший ужас, чем она.

– Отвяжитесь от него! – прикрикнул Тёмный Принц на собственных людей, каковые тесным кольцом окружили Перепела и наперебой расспрашивали, как же он сумел уйти из замка. – Не так долго осталось ждать все определите! А до тех пор пока выставить двойной дозор!

Разбойники нехотя повиновались. Одни уселись, ворча, у практически потухшего костра, другие разошлись по палаткам, сшитым из старой одежды и одеял, где тяжело было согреться в заметно похолодавшие ночи. Мо подвел Мегги и Резу к собственному коню (это была не та лошадь, на которой он уезжал), открыл седельную сумку и бе режно, как будто бы живых существ, извлек оттуда две книги Одну он протянул Резе, другую Мегги – и засмеялся в то время, когда дочь жадно выхватила томик у него из рук.

– Да, в далеком прошлом мы с тобой не держали в руках книг! – тихо сказал он заговорщически. – А ты вовнутрь посмотри! Спорим на что желаешь, таких прекрасных картин ты еще не видела!

Реза также забрала протянутую ей книгу, но кроме того не взглянуть на нее.

– Фенолио говорит, что этого миниатюриста применяли как приманку, – сообщила она глухим голосом. – Что тебя схватили в его мастерской…

– Это был розыгрыш. Ты же видишь, ничего не случилось. В противном случае как бы я тут появлялся?

Больше Мо ничего не сообщил. И Реза не стала спрашивать. Она без звучно наблюдала, как Мо сел на примятую лошадьми траву и потянул за собой Мегги.

– Фарид! – позвал он.

Фарид тут же покинул Баптисту, которого расспрашивал о том, что происходит на данный момент в Омбре, и побежал на зов Мо. Он очевидно преклонялся перед храбрецом. Мегги увидела, что и Дориа наблюдает на ее отца с таким же благоговением в глазах.

– Ты не имел возможности бы нам посветить? – задал вопрос Мо.

Фарид опустился между ними на колени и засветил на ладонях танцующий огонек, не смотря на то, что Мегги видела по его лицу, что он не осознаёт, как может Перепел, только что чудесным образом спасшийся от воинов Зяблика, в первую очередь показывать дочери книгу.

– Видела ты что-нибудь красивее, Мегги? – тихо сказал ей Мо, в то время, когда она совершила пальцем по обведенному золотом рисунку. – Не считая фей, само собой разумеется, – добавил он с ухмылкой, сгоняя со страницы крылатую крошку, светло синий, как небо на картинках Бальбулуса.

Мо отогнал ее так, как это делал Сажерук – осторожно подул между мерцающих крылышек, – и Мегги склонилась вместе с ним над страницами, забыв только что пережитый ужас. Она прекратила подмечать и Хвата, а также Фарида, что не видел ничего занимательного в том, от чего она не имела возможности оторвать глаз: буквы, прорисованные сепией так тонко и воздушно, как будто бы Бальбулус писал их своим дыханием, длинношеие птицы и драконы, уткнувшие голову под крыло, инициалы, тяжелые от листового золота…

Слова танцевали с картинками, картинки пели для слов, выводя собственную красочную мелодию.

– Это Уродина? – Мегги прикоснулась кончиком пальца к хрупкой женской фигурке на рисунке. Лицо у нее было размером с половину ногтя на мизинце Мегги, и все же на щеке возможно было разобрать бледную родинку.

– Да, и Бальбулус позаботился о том, дабы ее выясняли и большое количество столетий спустя. – Мо продемонстрировал на имя, темно-синей краской выведенное над маленькой головой: Виоланта. В было обведено узкой, как волосок, золотой линией. – Я видел ее сейчас. Мне думается, она не заслуживает собственного прозвища. Она мало бледная и, думается, достаточно злопамятная.

Но это страно храбрая дама.

На открытую книгу упал древесный лист. Мо смахнул его, но лист узкими паучьими лапками вцепился в его палец.

– Наблюдай-ка, – сообщил Мо, поднося его к глазам. – Это что, один из Орфеевых лиственных человечков? Его создания, наверное, скоро размножаются.

– И редко бывают приятными, – отозвался Фарид. – Эти твари, к примеру, плюются.

– Правда? – Мо негромко засмеялся и скинул человечка с пальца, именно в то время, когда тот надул губы.

Реза взглянуть на необычное существо и быстро поднялась.

– Это все обман, – сообщила она. Голос у нее дрожал при каждом слове. – И вся красота этого мира – целой обман, она придумана лишь чтобы отвлекать от тьмы, смерти и горя.

Мо положил книгу на колени Мегги и встал за Резой, но она уклонилась от его протянутых рук.

– Это не отечественная история! – заговорила она так звучно что разбойники начали оборачиваться. – Она надрывает нам сердца своим колдовством. Я желаю к себе. Я желаю забыть все это наваждение и отыскать в памяти о нем опять, лишь оказавшись на диване у Элинор!

Гекко также обернулся и с любопытством наблюдал на них. Одна из его ворон воспользовалась моментом, дабы стащить кусок мяса из хозяйской руки. Хват также прислушивался к беседе.

– Мы не можем возвратиться, Реза, – негромко сообщил Мо. – Фенолио больше не пишет, ты что, забыла? А Орфею доверять запрещено.

– Фенолио попытается для нас, если ты его попросишь. Это его долг перед тобой! Мо, прошу тебя!

Эта история добром не кончится!

Мо взглянуть на Мегги, сидевшую рядом с Фаридом с книгой на коленях. На что он сохранял надежду? Что она начнёт возражать матери?

Фарид кинул на Резу сердитый взор и потушил огонек на ладонях.

– Чудесный Язык! – окликнул он.

Мо обернулся. Да, у него сейчас большое количество имен. А ведь когда-то его кликали легко Мо и больше никак.

Мегги уже не имела возможности отыскать в памяти, как это было.

– Мне пора возвращаться в город. Что передать Орфею? – Фарид умоляюще взглянуть на Мо. – Поведаешь ты ему о Белых Дамах?

Неугасимая, безумная надежда проступила на его лице, как ожог.

– Я так как сообщил: мне нечего говорить, – ответил Мо.

Фарид повесил голову и уставился на собственные покрытые копотью ладони, как будто бы Мо вынул надежду у него из рук. Медлительно встал. Он все еще ходил босиком, не смотря на то, что по ночам уже бывали заморозки.

– Будь здорова, Мегги, – сообщил он, осторожно целуя ее в щеку.

И отправился прочь не оборачиваясь. Мегги начала скучать по нему, когда он сел на собственного осла…

Да, возможно, им и правда лучше возвратиться к себе.

Она содрогнулась, в то время, когда Мо положил руку ей на плечо.

– Заверни книжку в тряпицу, в то время, когда закончишь просматривать, – сообщил он. – По ночам тут сыро.

И отправился мимо Резы к разбойникам, сидевшим у догоравшего костра негромко, как дети в ожидании сказки.

А Реза так и стояла с пергаментным томиком в руках и наблюдала на переплет, словно бы видела перед собой другую книгу – ту, что вобрала ее в себя и не производила десять лет. Позже она подняла глаза на Мегги.

– Что с тобой? – задала вопрос она. – Разве ты желаешь остаться тут, как и твой папа? Неужто ты не соскучилась по подружкам, по Элинор и Дариусу? По горячей постели без единой блохи, по кафе у озера, по мирным улицам, где тебе ничего не угрожает?

Мегги дорого бы дала, дабы ответить так, как желала Реза, но у нее не получалось.

– Не знаю, – сообщила она негромко.

И это была чистая правда.