Последнее, очень важное, слово

Это слово кроме этого относится к прошлому дискуссии исторического контекста Иисуса, но оно включено ко мне, по причине того, что есть нужным для вопроса герменевтики. Вот это слова «Не нужно думать, что вы имеете возможность верно толковать Евангелия без четкого понимания концепции Царствия Божия в проповедовании Иисуса». Это коротко, но замечательно дано в главе 4 в книге Штейна «Идея и Метод».

Тут мы дадим вам только набросок всего этого и пара слов о том, как это воздействует на герменевтику.

В первую очередь, направляться знать, что главная теологическая структура Нового Завета — эсхатологическая. Эсхатология имеет дело с заключением, в то время, когда Господь приведет данный век к концу. Большая часть иудеев во времена Иисуса были эсхатологическими по собственному мышлению.

Т.е., они пологали, что живут на краю времени, в то время, когда Господь придет в историю и принесет финиш этому веку и возвестит век следующий. Греческое слово, обозначающее тот финиш, которого они ожидали — eschatoa Следовательно, быть эсхатологическим в собственном мышлении означало ожидать финиша.

ЭСХАТОЛОГИЧЕСКАЯ НАДЕЖДА ИУДЕЕВ

Данный век (время сатаны)

Век, что обязан прийти (время правления Господа)

характеризуется: грехом заболеваниями

одержимостью бесами успехом злодеев

характеризуется: присутствием Духа праведностью здоровьем миром

Ранние христиане, само собой разумеется, замечательно осознавали данный эсхатологический взор на судьбу Для них приход Иисуса, Его смерть и Его излияние и воскрешение Святого Духа были все связаны с их ожиданиям» приближения финиша. И без того оно произошло

Приход финиша кроме этого означал новое начало — начало нового века Господа, века мессианского. Новый век воспринимался кроме этого как Царство Божие, что означало «время правления Всевышнего». Данный новый век будет временем праведности (напр., Ис 11,45) и люди будут жить в мире (напр., Ис 2,2-4).

Это будет время полноты Духа (Иоиль 2,28-30), в то время, когда будет осуществлен новый завет, о котором сказал Иеремия (Иер.

31,31-34; 32,38-40). С болезнями и грехом будет покончено (Зах. 13,1; Ис. 53,5).

Кроме того и животные почувствуют радость нового века (напр., Ис.

11,6-9).

Исходя из этого, в то время, когда Иоанн Креститель заявил наступление финиша и крестил Божьего Мессию, эсхатологический пыл достиг уровня лихорадки. Мессия был тут, тот, кто провозгласит новый век Духа (на данный момент. 3,1-17).

Иисус пришел и сказал, что будущее Царство близится в Его служении (напр., Мк. 1,14-15; Лк. 17,20-21).

Он изгонял демонов, совершал чудеса и открыто признавал отверженных и грешников — все показатели того, что финиш наступил (напр., Лк. 11,20; Мф. 11,2-6; Лк.

14,21; 15,1-2). Вес следили за Ним в попытке осознать, вправду ли Он тот, Кто Прийдет.

Принесет ли Он мессианский век со всем его великолепием? А после этого Он внезапно был распят — и свет погас

Но нет! После этого было славное продолжение. На третий сутки Он воскрес из мертвых и показался многим Своим последователям.

Значит, сейчас Он «вернёт царство Израилю» (Деян. 1,6). А вместо этого Он возвратился к Отцу и дал обещанный Дух.

Как раз тут и появляются неприятности, как для ранней церкви, так и для нас Иисус сказал, что приходящее Царствие пришло вместе с Ним. Приход Духа в силе и полноте, со чудесами и знамениями, и приход Нового Завета были символами наступления нового века.

И все же финиш этого века очевидно еще не наступил. Как же все это им следовало осознавать?

Весьма рано, начиная с проповеди Петра в Деяниях 3, первые христиане поняли, что Иисус пришел не чтобы провозгласить «окончательный» финиш, а только «начало» финиша. И тогда они заметили, что со воскрешением и смертью Иисуса и с приходом Духа пришли и привилегии и благословения будущего. Так в некоем смысле, финиш уже наступил.

Но иначе, он наступил не всецело.

Т.е. он наступил уже, но еще нет.

Первые верующие, исходя из этого, обучились быть действительно эсхатологическими. Они жили между временами — т.е. между завершением конца и началом конца. За Господним Столом (вечерей) они праздновали собственный эсхатологическое существование, провозглашая «смерть Господню, доколе Он придет» (1 Кор.

11,26). Они уже знали о свободном и полном прощении Божием, но они еще не были идеальны (Флп.

3,7-14). Они уже победили смерть (1 Кор. 3,22), и все же должны были еще умирать (Флп. 3,20-22). Уже жили они в Духе, но еще и в мире, где имел возможность напасть сатана (напр., Гал. 5,16-26). Они уже были прощены и не видели осуждения (Рим.

8,1), но еще должен был быть в будущем Судный Сутки (2 Кор.

5,10). Они были будущим Божьим народом, они были обусловлены будущим. Они знали его преимущества, жили в свете его сокровищ, но им, как и нам, приходилось ценности и эти достоинства использовать в настоящем мире. Исходя из этого полная теологическая картина понимания Нового Завета выглядит так

ЭСХАТОЛОГИЧЕСКОЕ ПОНЯТИЕ НОВОГО ЗАВЕТА

Данный век

ЭСХАТОН

начался завершился

(проходит)

ВЕК Будущий

(не кончающийся)

Крест Второе Воскресение
и Пришествие

Уже Еще нет

праведность полная праведность

мир полный мир

здоровье нет смертей и болезней

Дух в идеальной полноте

Герменевтический ключ к практически всем в Новом Завете и особенно к учению и служению Иисуса необходимо искать как раз в этом «напряжении». Как раз по причине того, что Царство, время правления Господня, было ознаменовано пришествием Иисуса, мы призваны к судьбе в Царстве, что свидетельствует жизнь под Его Господством всецело забытыми обиду и принятыми, но выполняющими этику нового века и живущими по ней в собственной жизни и мире в этом, настоящем, веке.

Исходя из этого, в то время, когда мы молимся «Да приидет Царствие Твое», мы молимся в первую очередь о завершении. Но потому, что Царство, завершение которого мы так жаждем видеть, уже наступило, та же молитва полна смысла и в настоящем.

Глава 8

ПРИТЧИ:

осознаёте ли вы их суть?

направляться сначала подчернуть, что все, что было сообщено в главе 7 относительно учения Иисуса в Евангелиях, справедливо и для притч. Для чего же уделять притчам отдельную главу в книге? Какие конкретно неприятности эти простые и прямые мелкие истории, поведанные Иисусом, смогут создавать читателю либо толкователю?

По всей видимости, необходимо быть окончательным идиотом, дабы не осознать суть «Милосердного самарянина» либо «Блудного сына». Само чтение этих историй укалывает сердце либо успокаивает его.

И все же отдельная глава нужна, потому что из-за простоты притчи и своего очарования большое количество стали жертвами неправильного толкования в церкви, подобно лишь Откровению.

Притчи в истории

Обстоятельства продолжительной истории неправильного толкования притч возможно проследить до слов Самого Иисуса, записанных в Мк. 4,10-12 (и параллельно Мф. 13,10-13; Лк. 8,9-10).

В то время, когда Иисуса задали вопрос о цели притч, Он, думается, внес предложение, что они содержат тайну для тех, кто посвящен, но тщетны и ожесточают остальных. Потому, что Он дальше начал «толковать» притчу о Сеятеле в полу-аллегорическом смысле, это рассматривалось как разрешение на аллегорические толкования и бесконечные теории.

Притчи считались несложными историями для тех, кто был «снаружи», для кого «настоящие значения», «тайны» были скрыты; принадлежали они лишь церкви и могли быть раскрыты посредством аллегории.

Таковой великий и блестящий ученый как Августин предлагает следующее толкование притчи о милосердном Самарянине: Некий человек шел из Иерусалима в Иерихон — Адам Иерусалим = небесный город мира, откуда пал Адам Иерихон = луна, т.о. обозначает смертность Адама разбойники — его ангелы и дьявол сняли одежду — лишили бессмертия изранили его — склоняя его к греху

покинули его чуть живым — как человек он живет, но он погиб духовно, следовательно «полумертв»

левит и священник — проповедники и духовенство Ветхого Завета

самарянин — свидетельствует Хранителя, подразумевается сам Христос

перевязал ему раны = свидетельствует сдерживание греха

масло — утешение хорошей надежды

вино — призыв к работе с пылким преданным духом

осел — плоть воплощения Христа

гостиница — церковь

на другой сутки — по окончании воскресения

два динария — обещание данной жизни и будущей

содержатель гостиницы — Павел

Каким бы новым и занимательным все это ни было, возможно верить втом, что все это не то, что имел в виду Иисус В итоге, контекст светло призывает к пониманию людских взаимоотношений («А кто мой ближний?»), а не божественных и человеческих; и нет обстоятельств думать, что Иисус предвещал церковь и Павла таким бестолковым образом!

Вправду, очень вызывающе большие сомнения, дабы большая часть притч были предназначены лишь только для внутреннего круга. По крайней мере в трех примерах Лука очень выделяет, что Иисус говорил притчи людям (15,3; 18,9; 19,11) и что они были осознаны ими. К тому же, законник, которому Иисус поведал притчу о милосердном самарянине (Лк.

10,25-37), осознал эту притчу, так же как и фарисеи и первосвященники осознали притчу о виноградарях (Мф.

21,45).

В случае если же у нас время от времени появляются неприятности с пониманием притч, это не оттого, что они являются аллегориями, для которых необходимы особенные толковательные ключи. Скорее, это связано с тем, о чем мы говорили в прошлой главе по Евангелиям. Один из ключей для понимания их лежит в обнаружении уникальной аудитории, которой они и рассказывались; как мы уже отмечали, большей частью они пришли к евангелистам без контекста.

В случае если притчи не являются аллегорическими тайнами для церкви, что же имел в виду Иисус в Мк. 4,10-12 под их связью и тайнами Царствия с притчами? Похоже, что ключ к этому высказыванию лежит в игре слов на родном языке Иисуса — арамейском. Слово methal, переведенное на греческий как parabole, употреблялось для многих риторических фигур (троп) в категории тайных, головоломок, иносказаний, а не только для того, что именуется (в британском) parable, т.е. «притча».

Вероятно ст.

11, означал, что сущность служения Иисуса (секрет Царствия) не могла быть понятна людьми со стороны, она была для них как methal, тайная. Следовательно, обращение Его в mathelin (параболах, притчах) была частью methal (загадки) всего Его служения им. Они наблюдали, но не видели; слышали — а также осознавали — притчи, но не оценивали всей силы проповеди Иисуса.

Отечественная экзегеза притч обязана начинаться с тех же догадок, что и любого другого жанра. Иисус не пробовал смотреться глупым; Он целиком и полностью желал быть осознанным. Отечественная задача, в первую очередь, — постараться услышать то, что слышали они. Но перед тем как мы сможем это адекватно сделать, необходимо начать с вопроса «Что такое притча?»

Природа притч

Разнообразие типов

Первое, что необходимо отметить — не все высказывания, каковые мы именуем притчами, являются однотипными. Существует некая главная отличие, к примеру, между милосердным самарянином (подлинная притча) с одной стороны, и закваской в тесте (сравнение) иначе; и обе они отличаются от высказывания «Вы — суть» (метафора) либо от «Собирают ли виноград с терновника, а смоквы с чертополоха?» (краткое, ясное речение). И все же все они иногда видятся при дискуссии притч.

Притча о милосердном самарянине — пример подлинной притчи. Это — рассказ, ясный и несложный, со своим началом и концом, в нем имеется что-то от «сюжета». Притчи аналогичного типа — рассказы — о потерянной овце, о блудном сыне, о брачном пире, о работниках в винограднике, о богаче и Лазаре, и о десяти девах.

Притча о закваске в тесте, иначе, более похожа на сравнение. Все, что говорится о закваске, о сеятеле и о горчичном зерне всегда было правдой относительно закваски, горчичных зёрен и сева. Такие «притчи» больше похожи на иллюстрации, забранные из повседневной судьбы и использованные Иисусом.

Высказывания типа «Вы — суть» отличаются и от того и от другого. Они именуются время от времени параболическими (притчевыми) высказываниями, но в действительности это — подобия и метафоры.

Время от времени они думается, действуют подобно сравнениям, но их суть — обстоятельство, по которой они были поведаны — совсем второй. направляться подчернуть, что в некоторых случаях, в особенности, к примеру, в притче о красных виноградарях (Мк. 12,1-11, Мф.

21,33-44, Лк.

20,9-18), сама притча возможно весьма близкой к аллегории, где многие подробности в рассказе придуманы чтобы обозначать что-то второе (как в неправильном толковании Августином притчи о милосердном самарянине). Но притчи — это не аллегории — кроме того в случае если нам время от времени думается, что в них имеется аллегорические черты. Обстоятельство — и в этом мы уверены — в разных функциях.

Потому, что притчи не все однообразны, запрещено (и не следует) производить правила, неспециализированные для всех них. То, о чем мы говорим тут — для притч в подлинном смысле этого слова, но очень многое применимо кроме этого и к вторым типам.

Как действуют притчи.

Наилучший ключ к пониманию того, что такое притчи — в их функции. В отличие от большинства притчевых высказываний, к примеру смоквы с чертополоха, рассказы притч не иллюстрируют прозаическое учение Иисуса красочными словами. Не помогают они и средством раскрытия истины, не смотря на то, что к концу это так и происходит. Притчи-рассказы помогают скорее средством вызывания некой реакции со стороны слушателя.

Перефразируя слова Марталла Мак Люэна, притча — сама по себе послание.

Она рассказывается, дабы адресоваться к слушателям и захватить их, вынудить их задуматься над собственными поступками и как-то отреагировать на Его проповедование и Иисуса.

Именно это «вызывание реакции» приводит нас к задаче в толковании их. Потому, что толковать притчу — это время от времени значит уничтожить ее уникальное значение. Это то же самое, что толковать шутку.

Сам суть шутки да и то, что делает ее смешной, содержится в том, что слушатель принимает ее конкретно, в то время, когда ее говорят. Она забавна для слушателя как раз вследствие того что слушатель «захвачен» ею.

Но шутка может «захватить» его лишь в том случае, если он осознаёт суть шутки. В случае если вам приходится растолковывать ее суть, она больше не захватывает слушателя и, следовательно, не в состоянии позвать тот же хохот. В то время, когда шутка растолкована, она возможно замечательно осознана и все еще быть забавна (по крайней мере ясно, что необходимо смеяться), но она теряет собственный эффект.

Она больше не функционирует так как раньше.

То же и с притчами. Они были поведаны, и мы можем высказать предположение, что большая часть слушателей конкретно идентифицировали суть и улавливали его, либо он захватывал их. Для нас же притчи — написаны. Мы можем либо не можем сразу же понять суть, исходя из этого они ни при каких обстоятельствах не будут функционировать на нас так же, как для первых слушателей.

Но посредством толкования мы можем осознать, что они улавливали, либо что бы мы уловили, будь мы в том месте. И это как раз то, что нам следует сделать в экзегезе.

Герменевтическая задача лежит за этим: Как нам заново уловить энергию, силу притч в наши дни и в отечественном окружении?

Экзегеза притч

Нахождение точек соотношения

Давайте возвратимся к нашей аналогии с шуткой. Две вещи, каковые захватывают слушающего шутку и получают реакции хохота — те же, что захватывали и слушателей притч Иисуса, в частности их знание того, о чем говорится (точки соотношения), и неожиданный поворот рассказа.

Ключи к пониманию — точки соотношения, те разные части рассказа, с которыми может отождествляться слушающий на протяжении рассказывания история В случае если их пропустить в шутке, то не будет неожиданного поворота, потому что привычные моменты создают простые ожидания. В случае если их пропустить в притче, то сила и суть того, о чем сказал Иисус, также будут пропущены.

То, что мы подразумеваем под «точкой соотношения», оптимальнеевозможно проиллюстрировать на притче Иисуса, записанной в полном уникальном контексте (Лк. 7,40-42). В этом контексте Иисуса был приглашен на обед неким фарисеем по имени Симон.

Но приглашение не расценивалось как почетное посещение известного раввина.

Непроявление кроме того простого радушия и знаков гостеприимства по отношению», к Иисусу было нацелено на некоего вида унижение. И в то время, когда городская блудница появляется среди обедающих и ставит себя в глупое положение, обливая ноги Иисуса слезами и отирая их волосами, это только подкрепляет фарисеев. Иисус не мог быть пророком и покинуть это публичное оскорбление неосужденным.

Зная их мысли, Иисус поведал собственному хозяину несложную историю. Два человека должны были деньги заимодавцу. Один был обязан пятьсот динариев (динарий был платой за сутки работы), второй — пятьдесят.

Ни один не имел возможности заплатить, и он забыл обиду обоим. Суть: Кто, по-вашему, более возлюбит заимодавца?

Рассказ данный не нуждался в толковании, не смотря на то, что Иисус и доводилего суть до каждого со всей силой. Тут три точки соотношения, три привычных момента: заимодавец и два должника. Идентификации появляются сразу же. Всевышний — это заимодавец, Симон и городская блудница — два должника. Притча — это выражение суждения, вызывающее реакцию Симона.

Он чуть ли пропустил либо не осознал суть.

В то время, когда притча закончилась, он был в весьма неловком положении. Такова сила притчи.

направляться подчернуть, что и эта дама слышала притчу. И она также отождествлялась с историей, как она рассказывалась. Но то, что она слышала, — не осуждение Иисусом, а Его, соответственно и Божие, принятие ее.

Прекрасно запомните это не аллегория, это — притча. Подлинная аллегория — это рассказ, где любой элемент свидетельствует что-то чуждое самому рассказу. Аллегория дает суть пяти сотням динариев, пятидесяти динариям, так же как и каждый подробности, которую вы имеете возможность найти.

И потом, что особенно принципиально важно, суть притчи не в ссылке на привычные моменты, как это было бы с подлинной аллегорией. Ссылка на что-то (точки соотношения), — это только та часть рассказа, втягивающая в него слушателя, с моментами которой он либо она смогут отождествляться тем либо иным методом. Суть притчи — в предполагаемой реакции.

В данной притче — это осуждение его друзей и Симона, или прощение и приятие дамы.

Идентификация слушателей

В приведенном выше примере мы кроме этого отметили значение идентификации слушателей (аудитории), по причине того, что суть притчи связан с тем, как ее услышали изначально. Довольно многих притч, их слушатели названы в самом Евангелии. В таких случаях задача толкования — это сочетание трех вещей: (1) сидеть и слушать притчу опять и опять; (2) идентифицировать ссылки на что-то определенное, приведенные Иисусом, поскольку это сделали бы первые слушатели, и (3) постараться выяснить, как первые слушатели присоединялись к рассказу и, следовательно, что они слышали.

Давайте попытаемся это на двух прекрасно известных притчах: о милосердном самарянине (Лк. 10,25-37) и о блудном сыне (Лк. 15,11-32).

Притча о милосердном самарянине рассказывается специалисту в Законе (законнику), что, хотя оправдать себя, говорит Лука, задал вопрос: «А кто мой ближний?» В случае если просматривать притчу опять и опять, вы увидите, что она не отвечает на заданный вопрос.

Но в более повествовательном тоне она показывает самооправдание законника. Он знает, что Закон говорит о любви к ближнему как к самому себе и готов выяснить «ближнего» в терминах, дабы показать собственный благочестивое послушание Закону.

В данной притчи лишь две ссылки (серьёзных момента), человек в канаве и самарянин, не смотря на то, что и другие подробности оказывают помощь созданию результата. направляться особенно отметить две вещи:

(1) Двое прошедших мимо — священники, религиозная структура, противостоящая фарисеям и раввинам, каковые являются специалистами Закона.

(2) Раздача милостыни бедным было крайне важным моментом для фарисеев. Как раз так они обожали ближних как себя.

Увидьте, как законник будет «пойман» данной притчей. Некоторый человек попадает в руки разбойников по дороге из Иерусалима в Иерихон, достаточно обыденное событие. Два священника после этого идут по дороге и проходят мимо него на другой стороне дороги.

История рассказывается с позиций человека в канаве, и законника на данный момент как бы «настраивают». «Само собой разумеется», — поразмыслил бы он про себя, — «кто же имел возможность ожидать от священников чего-либо иного? Следующим будет фарисей, и он продемонстрирует себя ближнему и окажет помощь бедному юноше». Но нет, следующим выясняется самарянин.

Вы должны оценить, как неуважительно относились фарисеи к самарянам, в случае если желаете услышать то, что услышал законник.

Увидьте, что он кроме того неимеетвозможности вынудить себя сказать слово «самарянин» в конце.

Сейчас осознаёте, что Иисус сделал с этим человеком? Второй великой заповедью есть любовь к ближнему собственному как к самому себе. У законника существовали узкие совокупности, разрешающие ему обожать в определенных рамках.

И Иисус показывает ненависть и предрассудки в его сердце и так его невыполнение данной заповеди. «Ближний» неимеетвозможности больше быть выяснен в ограничивающих терминах.

Недочёт любви не в том, что он (законник) не помог бы человеку в канаве, а в том, что он ненавидит самарян (и наблюдает сверху вниз на священников).

Подобно этому и с притчей о блудном сыне. Контекст ее — роптание фарисеев по поводу принятия Иисусом разделения и грешников с ними пищи. Три притчи о потерянных вещах в гл.

15 Луки — оправдание Иисусом Собственных действий.

В притче о потерянном сыне имеется три точки соотношения: папа и два его сына. Суть же снова тот же Господь не только прощает заблудших, но и принимает их с великой эйфорией. Те, кто вычисляют себя праведными, раскрываются и оказываются неправедными, если не разделяют радость потерянного сына и отца.

Сидевшие с Иисусом за столом, само собой разумеется, соотносятся с блудным сыном, совершенно верно так же, как это сделали бы и мы. Но не в этом сила притчи, она находится во второй части, в отношении второго сына. Он был «неизменно с отцом», и все же поставил себя снаружи, в стороне.

Он не смог поделить сердце отца, полное любви к потерянному сыну. Как сравнительно не так давно один приятель сообщил: «Имеете возможность себе представить что-либо более страшное, чем возвратиться к себе и попасть в руки старшего брата?»

В каждом из этих, и в других случаях экзегетические трудности, с которыми вы столкнетесь, произрастают преимущественно из культурной пропасти между вами и первыми слушателями Иисуса, что может привести к тому, что вы пропустите кое-какие подробности, создающие целый рассказ. Тут вам, быть может, пригодится помощь со стороны. Но не оставляйте эти вещи, потому что культурные традиции — это то, что оказывает помощь придать рассказам их жизнеподобность.

Бесконтекстные» притчи

А что же довольно тех притч, каковые видятся в Евангелиях без собственного уникального исторического контекста? Потому, что мы уже проиллюстрировали это в прошлой главе на примере притчи о работниках в винограднике (Мф 20,1-16), мы кратко дадим тут резюме. Сущность толкования в том, дабы снова постараться выяснить первых слушателей и точки соотношения.

Ключ — в повторном перечитывании притчи, пока не обрисуются светло точки соотношений.

В большинстве случаев это даст и ключ к пониманию первой аудитории. В притче о работниках в винограднике лишь три точки соотношения: хозяин, работники на полный сутки и работники на час. Это определяется легко, потому что это единственные люди, на которых обращено внимание в ходе развертывания рассказа.

Первые слушатели кроме этого определяются легка Кого бы «захватила» подобная история? Ясно, что слушателей, соотносящих себя с работниками на полный сутки, поскольку как раз они находятся в фокусе в самом финише притчи.

Суть подобен смыслу притчи о блудном сыне. Господь милостив, и праведникам не нужно питать зависть к великодушию Господа. То, что случилось в данном контексте у Матфея, имеет тот же самый суть, лишь для второй аудитории.

В контексте ученичества это является заверением в великодушии Господа, не обращая внимания на ненависть и придирки остальных.

То же возможно заметить и в притче о заблудившейся овце (Мф. 18,12-14). В Евангелии от Луки эта притча связана с притчами о потерянной драхме и о блудном сыне. Снова, как слово к фарисеям.

Заблудившаяся овца — это очевидно безбожник, нахождение которого дает радость.

И снова, как и слово к фарисеям, это оправдывает принятие Иисусом отверженных; но, услышанная отверженными, эта притча убеждает их в том, что они являются объектами амурных поисков пастуха. У Матфея эта притча есть частью собрания высказываний о взаимоотношениях в Царстве. В этом новом контексте дается тот же самый суть: Забота Господа о потерянных.

Но тут «потерявшееся» — это овцы, каковые «забрели» куда-то. В контексте Матфея говорится о том, что мы делаем для тех «малых сих», у которых не сильный вера, кто заблуждается. В стихах 6-9 ученикам говорится, что лучше бы им не вынуждать «малых сих» заблуждаться.

В стихах 10-14 притча о заблудившейся овце говорит им, что направляться, иначе, искать заблудившегося и вернуть его/ее любовью в стадо. Та же притча, тот же суть, но совсем новая аудитория.

Притчи о Царствии

До этого все отечественные примеры были забраны из притч о конфликте между фарисеями и Иисусом. Но имеется и намного большая несколько притч — притчи о Царствии — нуждающихся в особом упоминании. Действительно, все притчи, каковые мы уже разглядели, являются кроме этого и притчами о Царстве.

Они высказывают зарю времени спасения с приходом Иисуса. Но притчи, каковые мы имели в виду, это те, каковые говорят: «Царствие Божие подобна..»

Во-первых, необходимо подчернуть, что эти слова «Царствие Божие подобно…» не нужно принимать вместе с первым элементом в притче. Т.е. Царствие Божие не похоже на горчичное семя, либо на торговца, либо на сокровище, запрятанное в поле.

Это выражение практически свидетельствует «так же и с Царствием Божиим…» Так вся притча говорит нам что-то о природе Царства, а не только одна точка соотношения либо одна из подробностей.

Во-вторых, имеется искушение расценивать эти притчи не так как те, каковые мы уже разглядели, как словно бы они вправду являлись средствами передачи учения, а не историями, вызывающими реакцию. Но поступать так — значит неправильно использовать их. Само собой разумеется, вдохновленные Духом, собрания притч в Мк.

4 и Мф 13 в собственном настоящем порядке предназначены чтобы учить нас о Царствии. Но изначально эти притчи были частью провозглашения Иисусом приближения Царства в Его приходе. Они сами средства для передачи вести, вызывающей ответ на призыв и приглашение Иисуса к ученичеству.

Заберите, к примеру, истолкованную притчу о сеятеле (Мк. 4,3-20; Мф 13,3-23; Лк. 8,5-15), которая совсем правильно расценивается Марком как ключом к остальным. Вы увидите, что то, что толковал Иисус, — это точки соотношения: четыре типа земли — четыре типа ответов на провозглашение Царства.

Но суть притчи — срочность часа: «Будьте внимательны к тому, как вы слышите. Слово посеяно, послание Благой Вести Царства, радость прощения, требования и дар ученичества.

Это перед всеми, исходя из этого слушайте, внимайте, будьте плодородной землёй». направляться подчернуть, что большая часть этих притч направлено многим, как к потенциальным ученикам.

Потому, что эти притчи — притчи о Царстве, мы видим, что они провозглашают Царство как «уже/еще нет». Главный акцент на «уже». Царство уже пришло, Час Божий близок.

Следовательно, настоящий момент — момент громадной срочности. Такая срочность в провозглашении Иисуса имеет двойную направленность: (1) Суд близок; трагедия у дверей; (2) Но имеется Благая весть, спасени вольно предлагается каждому. Давайте взглянуть на несколько притч, иллюстрирующих эти два нюанса проповеди.

1. У Луки притча о сумасшедшем богаче (Лк, 12,16-20) находится в контексте взаимоотношений к имуществу в свете присутствия Царства. Притча достаточно легка. Богач, из-за собственной кропотливой работы считает, что обезопасил собственную жизнь и, довольный собой, отдыхает.

Но Иисус говорит «Тот, кто желает душу собственную сберечь (т.е. обеспечить), тот утратит ее» (Мк. 8,35 и параллели).

Итак, человек безумен в библейском смысле: он пробует жить, не принимая в расчет Всевышнего. Но неожиданная трагедия уже вот-вот разразится.

Сущность притчи, как вы увидите, не в неожиданности смерти, а в срочности часа. Царство близка Безумен тот, кто живет для имущества, для собственной безопасности в тот момент, в то время, когда финиш у дверей. Обратите внимание на то, как это поддерживается контекстом. Некто желает, дабы его брат поделил с ним наследство.

Но Иисус отказывается быть вовлеченным в их разбор дела.

Его точка зрения содержится в том, что желание владеть имуществом неуместно в свете настоящего момента.

Так же направляться осознавать самую сложную из притч — о неверном управителе (Лк. 16,1-8). Опять-таки, история достаточно несложна.

Управитель расточал либо, в противном случае, разбазаривал деньги собственного хозяина.

Его призвали дать отчет, и он осознал, что его махинации закончились и тогда сорвал еще один громадный куш. Он разрешил всем должникам исправить расписки, возможно, стараясь сохранить друзей на стороне. Удар данной притчи, и та часть, которую большая часть из нас принимает с большим трудом, в том, что первые слушатели ожидают неодобрения.

А вместо этого такая выходка одобряется!

Какой могла быть точка зрения Иисуса в аналогичной истории? Самый возможно, Он бросает вызов Своим слушателям по поводу срочности часа. Если они раздражены таким рассказом, как посильнее они применят данный урок к себе. Они были в таком же положении, что и управитель, заметивший неминуемую трагедию, но кризис, угрожавший им, был несравненно более страшен.

Тот человек действовал (увидьте, что Иисус не прощает его поступков); он что-то делал в данной ситуации.

И вам также Иисус говорит: срочность часа требует действий, все поставлено на карту.

2. Срочность часа, призывающая к действию, раскаянию, это еще и время спасения. Исходя из этого Царство присущее — благая весть. В двойной притче в Мф 13,44-46 (сокровище на поле и жемчужина огромной сокровище) выговор ставится на эйфорию открытия. Царство застигает неожиданно одного и разыскивается вторым.

В эйфории они ликвидируют все собственный имущество для сокровища. Царство — это дар Божий.

Открытие Царства — несказанная эйфория. Вы увидите, как данный же мотив проходит через три притчи о потерянных вещах в Лк. 15.

Вот так необходимо обучаться просматривать и изучать притчи. Их запрещено аллегоризировать. Их необходимо слышать — слышать как призывы к ответному эмоции к Его миссии и Иисусу.

Герменевтический вопрос

Герменевтическая задача, поставленная притчами, — неповторима. Она связана с тем фактом, что, будучи первоначально говоримыми, они не нуждались в толковании. В них была непосредственность для слушателей, частью результата многих из них была свойство «захватить» слушателей.

К нам они пришли в письменной форме и с необходимостью толкования как раз по причине того, что у нас нет яркого понимания соотношений, которое было у первых слушателей.

Что же нам делать? Мы предлагаем две вещи:

1. Как и неизменно, мы по большей части занимаемся притчами в их настоящих библейских контекстах. Притчи даны в письменном контексте, и через экзегетический процесс (только что обрисованный) мы можем найти их значение, их суть, с громадной степенью точности. Что следует сделать — так это то, что делал Матфей (напр., 18,10-14; 20,1-16): Перевести данный самый суть в отечественный личный контекст.

С притчами в форме рассказов возможно кроме того постараться пересказать историю так, что, с новыми соотношениями, слушатели смогут ощутить тот бешенство либо радость, каковые испытывали первые слушатели. Следующая версия притчи о милосердном самарянине не была боговдохновлена. Но она может проиллюстрировать возможности герменевтики.

В качестве аудитории принимается обычная, прекрасно одетая, средне-американская протестантская конгрегация.

в один раз воскресным утром, семья, складывающаяся из нескольких человек неопрятного вида, сидела на обочине основной дороги. Они очевидно были в отчаянии. Мать сидела на порванном чемодане, волосы у нее были нечесаные, одежда в беспорядке, глаза остекленелые, а на руках у нее был дурно пахнущий и не хорошо одетый кричащий ребенок.

Папа был небрит, одет в костюм, и в его глазах было отчаяние, в то время, когда он старался приструнить двух вторых малышей. Около них стояла ветхая разбитая машина, очевидно испустившая дух.

На дороге показалась машина, за рулем которой сидел местный епископ; он ехал в церковь. И не смотря на то, что папа семейства отчаянно размахивал руками, стараясь остановить его, епископ не имел возможности вынудить собственных прихожан ожидать; исходя из этого он сделал вид, что не увидел их.

Через некое время показалась еще одна машина, и снова папа отчаянно размахивал руками. Но машину вел президент местного клуба по защите христианской этики; он опаздывал на встречу президентов всех клубов штата в ближайшем городе. Он также притворился, что не увидел их и наблюдал прямо перед собой на дорогу.

Следующую машину вел известный своими прямыми взорами местный атеист, ни разу в жизни не бывавший в церкви. В то время, когда он заметил отчаяние семейства, он забрал их в свой автомобиль. Выяснив, что им необходимо, он отвез их в местный мотель, где заплатил за них на 7 дней вперед, пока папа не отыщет работу.

Также он заплатил за машину, забранную напрокат, дабы тот имел возможность искать работу, и дал деньги матери на новую одежду и еду.

Один из авторов данной книги постарался в один раз сделать как раз так. Изумленный и разгневанный ответ светло продемонстрировал, что его слушатели «услышали» такую притчу в первоначальный раз за всю собственную жизнь. Вы заметите, как ее суть близок к уникальному контексту. Евангельские протестанты думали «Само собой разумеется..» о президенте и епископе клуба. Само собой разумеется, следующим должен был быть один из них.

В итоге, мы же постоянно говорили о хорошем самарянине, как словно бы самаритяне были самыми глубокоуважаемыми людьми.

Но нет ничего, что было бы более обидным для верного визитёра церкви, чем восхваление поступков атеиста, как это произошло с законником в уникальном рассказе.

Возможно, для некоторых это через чур, и мы настаиваем, дабы вы совершили хорошую экзегезу, перед тем как попытайтесь такое толкование. Но отечественный опыт учит, что мы по большей части высоко ценим себя, и пересказ некоторых притч Иисуса окажет помощь указать нам на отечественное отсутствие прощения (Мф. 18,23-35), либо отечественную злость по поводу благодати, в то время, когда мы желаем, дабы Господь был «честен» (Мф.

20,1-16), либо отечественную гордыню тем, что мы во Христе, если сравнивать с «нехорошими юношами» (Лк. 18,9-14). Мы не знали, смеяться нам либо плакать, в то время, когда нам поведали об преподаватель воскресной школы, что по окончании часа красивого беседы об данной последней притче, где он шепетильно растолковал заблуждения фарисеев, закончил молитвой — совсем без шуток. «Благодарю тебя, Господи, что мы не такие, как данный фарисей в рассказе!» Было нужно удерживать друг друга от через чур гомерического хохота, потому что это означало бы: «Благодарю тебя, Господи, что мы не такие, как данный преподаватель воскресной школы».

2. Следующее герменевтическое предложение связано с тем фактом, что все притчи Иисуса являются некоторым образом средством, провозглашающим Царства Исходя из этого нужно углубиться в значение Царства в проповеди Иисуса. В этом смысле мы бы порекомендовали вам прочесть книгу Джорджа И. Лэдда «Настоящее присутствие будущего» (Grand Rapids Eerdmans, 1974).

Срочное возвещение Царства пришедшего и скоро завершающегося все еще нужно в наши дни. Тем, кто пробует обезопасить собственную жизнь имуществом, нужно услышать слово о будущем суде, а заблудшим — услышать Благую Весть, как замечательно сообщил Иоахим Иеремиас в собственной книге «Снова открывая притчи» (New York Scribner’s, 1966, стр. 181):

Пришел час осуществления; вот главная нота их всех. Сильный разоружен, силы зла вынуждены отойти, врач был больным, прокаженные очистились, тяжёлое бремя вины снято с плеч, заблудшая овца приведена к себе, дверь отцовского дома открыта, нищие и бедные приглашены на банкет, хозяин, чья доброта незаслужена, всецело уплачивает деньги, великая эйфория наполняет все сердца. Пришло благоприятное лето Господне.

Потому что показался тот, чье замаскированное величие сияет через каждую притчу и каждое слово — Спаситель.

Глава 9

ЗАКОН(ы): условия Завета для Израиля

В Ветхом Завете содержится более 600 заповедей, которым израильтяне должны были направляться, дабы продемонстрировать собственную верность Всевышнему. Лишь четыре из тридцати девяти книг Ветхого Завета содержат эти законы: Финал, Левит, Числа и Второзаконие. Не смотря на то, что в каждой из этих книг содержится и большое количество другого материала, не считая заповедей, их в большинстве случаев именуют книгами законов.

Бытие, не содержащее заповедей, считающихся частью юридической совокупности Израиля, также традиционно считалась книгой закона.

Исходя из этого возможно сразу же осознать, что не существует правильного соотношения в это же время, что мы именуем «законами», и что именуется в Ветхом Завете «книгами закона».

Еще более усложняют картину для большинства христиан ссылки на первые пять книг Ветхого Завета — от Бытия до Второзакония — как на единую «книгу». К примеру, Иисус Навин, по окончании смерти Моисея, призывает людей сохранять веру в Господа Всевышнего, говоря: «Да не отходит сия книга закона от уст твоих; но поучайся в ней ночь и день, чтобы в точности выполнять все, что в ней написано». (Иис. Н. 1,8).

Более того, в Новом Завете время от времени появляются ссылки на «закон» так, что светло имеется в виду целый Ветхий Завет, потому, что функцией большинства книг Ветхого Завета есть, по большей части, иллюст