Швейцарская миссия на германо-советском фронте. часть ii

Продолжение рассказа об одном забытом национальном проекте… Первая часть статьи

Из ежедневника Эльзи Айхенбергер:

«Воины из эскорта достают свои фотоаппараты. какое количество раз мы уже позировали по пути от Берлина?»

Из ежедневника Эрнста Гербера:

«23 октября 1941 года. Еще один санитарный поезд останавливается рядом с нами. Опять появляются фотоаппараты.

Любой желает что-нибудь на память о швейцарской миссии.

Раздача сигарет. Нам в который раз говорят, что мы безумцы, коль по собственной воле отправились в эту скотскую страну, Россию.»


Фото на память

Из ежедневника Эльзи Айхенбергер:

«“Приехали налюбоваться отечественной победой?” — с легкой ухмылкой задаёт вопросы элегантный австрийский офицер. “Москва падет в ближайшее время. Вычисляйте, что это у вас учебная поездка, маленькая экскурсия на фронт”.»

Из ежедневника Юбера де Рейньера:

«Как для простой экскурсии, через чур много тревожных примет. В течение 6 дней санитарный поезд все более замедляет движение. Количество поездов с ранеными все возрастает, а следы сражений на протяжении дорог говорят о том, что рекомендации оказывают яростное сопротивление средствами более замечательными, чем предполагалось».

«В Смоленск прибыли в 10 утра.Швейцарская миссия на германо-советском фронте. часть ii Громадный вокзал. Города, по сути, не существует.

Он должен был по величине равняться Цюриху, население — 200 тысяч людей.

на данный момент тут 20 тысяч обитателей».

Из ежедневника Эрнста Гербера:

«25 октября 1941 года, Смоленск. Если бы мы прилетели из Берлина самолетом, не успев неспешно свыкнуться с обстановкой, отечественные сердца не выдержали бы этого кошмара. Город создаёт тягостное чувство.

Война прошла по нему ураганом.

Немногие выжившие и оставшиеся русские живут в настоящем аду».

Фредерик Родель

«В Смоленске нас без промедлений развезли по базисным больницам данной ответственной части линии фронта. Военного госпиталя размешались в ветхих военных училищах, четырехэтажных, всецело оснащенных строениях. Лекционные помещения были перевоплощены в лечебные палаты и операционные залы.»

Ханс Хайнц Арнс (Австрия)

«В то время, когда прибыли швейцарцы, все сбежались наблюдать на них, как если бы они были инопланетянами. Как они решились покинуть собственный островок мира и окунуться в отечественное сумасшествие? Думаю, швейцарцы также были шокированы происходящим. Они себе воображали что-то совсем иное.»

Из ежедневника Юбера де Рейньера:

«2 ноября 1941 года, воскресенье. Жан-Пьер сейчас на ночном дежурстве, принимал раненых. Ему было нужно прилично поработать. Если судить по состоянию и количеству поступивших, между 26-м и 30-м были новые сражения. Приблизительно в 80 километрах от Москвы германские части натолкнулись на сопротивление. Русские так обстреливали местность, что немцы не могли выйти из траншей.

Похоже, русские кроме этого разрешили войти в наступление танки с очень замечательной броней.

Количество погибших и раненых будет огромным. Транспортировка раненых по шоссе неосуществима. Их доставляют поездами».

Жанна Рошат-Массон

«в один раз в псковском лазарете мне было нужно пройти на кухню, уж не помню, что мне в том месте пригодилось. Был именно полдень. И внезапно я натолкнулась на огромную, нескончаемую очередь, вереницу русских военнопленных.

Они входили через другую дверь, и любой приобретал миску супа, таковой был у них обед.

Они были в ужасающем состоянии. Изможденные, истощенные. Зрелище было невыносимое. Уж не знаю, что за суп им давали, но не считая воды в нем ничего не было.»

Из ежедневника Юбера де Рейньера:

«8 ноября 1941 года. Видел колонну из сотни русских военнопленных. Сзади колонны, что двигалась со скоростью около 1 метра в 60 секунд, шли трое, обнявшись за плечи.

Вернее, двое практически несли того, что был посредине. Он сам не держался на ногах, но и товарищи его были на пределе. Одно из самых ярких впечатлений за все время — эти трое, бредущие по прямой дороге на въезде в город. Прямо перед входом в отечественный госпиталь тот, что посредине, падает на колени.

Двое товарищей не в силах его поддержать.

Мой долг — спуститься, подхватить бедолагу и, перевязав его, отнести в палату. Но нет, я остался на месте. И, как все, без звучно наблюдал эту сцену. Собственный врачебный долг, долг добровольца Красного Креста, и просто человеческий, я не выполнил из страха перед бешенством принимающей нас стороны.»

Герхард Вебер

«Я с одним [военнопленным] общался. Я не владел русскимязыком, но он знал германский. От него я определил, какое наказание русские, трудившиеся в военного госпиталь, вычисляли самым ужасным.

Больше всего они опасались, что их пошлют назад в лагерь. Возможно себе лишь представить, какие конкретно кошмары творились в этом лагере.»

Фредерик Родель

«Часто пострадавшие, хотя оказать нам услугу, говорили: “Уходите-уходите, для нас все кончено”.»

«Через пара дней нас задали вопрос: кто желает добровольцем на фронт? Приезжаем в Юхнов. Сходу ощущаем, что нас ожидают.

Открываем дверь. Я иду к раненому, ему необходимо отрезать ногу на уровне бедра.

Мне нужен для этого ассистент, я прошу Бореля, отечественного водителя, что ничего не смыслит в медицине. Обрабатываю операционное поле, готовлю к ампутации. Я мало более напряжен, чем неизменно.

Говорю ему: Борель, подержишь ему ногу, дабы я имел возможность перепилить кость.

И вот в тот момент, в то время, когда нога забрана, Борель падает с ней навзничь — обморок. Тогда я говорю ему: не поднимайся, и ты весьма скоро придешь в себя. Вправду, Борель весьма скоро приходит в себя, и мы заканчиваем операцию.

Потому, что военно-полевая хирургия запрещает закрывать культю, мы накладываем дренажи и переходим к следующему раненому. Вот вам мой первый сутки на фронте — лишь вышел из автомобиля, и сразу же операция, каких я ни при каких обстоятельствах не делал в гражданской судьбе.»

Симона фон Вюрстембергер

«в один раз на операции я держала руку, которую отрезали, и упала в обморок. Врач мне сообщил: “Всегда, в то время, когда будешь ассистировать, держи во рту сухарик, и это не повторится”. Помогло.»

Из ежедневника Юбера де Рейньера:

«10 января 1942 года. Ночная ампутация, после этого обход. Вечером скончался раненый, оперированный с утра.

Пятая смерть за последние 36 часов. Состояние прибывающих раненых — страшное. Они выполняют по 4, 5, 6 дней в неотапливаемых вагонах для скота, фактически без еды. Многие прибывают уже обмороженные.»

Жанна Рошат-Массон

«Работа была ужасная. Мы лишь и делали, что отрезали, отрезали, отрезали… 3 месяца на одном и том же месте.»

«Сыпной тиф приводил к огромным абсцессам слюнных желез. Мы вскрывали их, вычищали гной. У раненых были всевозможные осложнения и мастоидиты.

Они, в итоге, умирали.

В случае если у человека сыпной тиф, ничего нельзя поделать. Я знала, что они позже погибнут в палате, и это было плохо, по причине того, что они были так молоды. В то время, когда их привозили в операционную либо в палатах — я время от времени входила в палату, что-то сообщить либо принести — и эти несчастные мальчики, умирая, постоянно звали маму, любой кликал собственную маму. Жутко было это слушать.»

Из ежедневника Рудольфа Бухера:

«Пострадавшие время от времени ожидают до 15 дней, пока мы отыщем возможность поменять им повязки. Довольно часто они практически покрыты корой собственных испражнений, червями, раны кишат личинками. Отечественные сестры обмывают этих нечастных с неописуемым мужеством. Их не останавливают облака вшей, переносчиков тифа, бегающих у них по рукам.»

Фредерик Родель

«Холод был таковой, что сначала возможно было еще хоронить мертвецов. Позднее приходилось минировать почву и взрывать, дабы сделать могилу. А позже, в то время, когда нереально было прокопать на 40–50 сантиметров, дабы заложить взрывчатку, трупы стали складывать, как дрова в поленницу. Поленницу из людских тел.»

Жан-Пьер де Рейньер

«Осуществляя собственную миссию, мы поняли, что оказывать помощь предполагается только немцам. Остальные — исключены.»

«Двое моих сотрудников из миссии в один раз посетили т.н. лазарет, госпиталь для русских [военнопленных]. Об этом весьма не так долго осталось ждать стало известно. Пришли двое немцев, каковые попросили их срочно уйти, дескать, в этом лазарете им нечего делать. Было совершено расследование, и нам припугнули, что пошлют назад в Швейцарию за то, что мы ходили в госпиталь для русских.»

Смоленский лазарет, где трудились швейцарцы

Эльзи Айхенбергер

«Бирхер и другие… Они всё исказили так, что — как бы сообщить? — они скрыли от нас, что мы будем помогать только немцам, и никому второму. Мы-то честно придерживались нейтралитета.»

Из ежедневника Эльзи Айхенбергер:

«Меня поражает, сколь немногим ограничиваются русские. Задаю вопросы: чем вы питаетесь? Они отвечают: картошка.

Иногда находят мало лука. “Вот к чему их приучили в советском раю”, — говорят немцы.

В следствии народ данный грустный, но бережный и неординарно жёсткий. С отечественной точки зрения — настоящее чудо.»

Пауль Хандшин

«Одного из отечественных послали обратно в Швейцарию, будущего доктора наук офтальмологии Ринтелена. У него были германские корни, но он был подлинным швейцарцем. Заметив происходившее в том месте, он не выдержал психологически, и его послали к себе, единственного, думается. Думаю, он заметил все эти страдания, все разрушения… Я был более толстокожим, да… Мы так как были нейтральными….»

«Я не желал их провоцировать. Желал жить нормально.»

У входа в лазарет

Из ежедневника Пауля Хандшина:

«6 июля 1942 года. Практически сразу после прихода немцев балты убили тысячи иудеев, включая детей и женщин. Мне об этом поведал германский сотрудник, видевший все собственными глазами.

До германского завоевания в Даугавпилсе было более 20 тысяч иудеев, осталось только 200.

Их закрыли в гетто, никому не разрешено ходить самому, лишь строем. По улицам ходить не разрещаеться. Все обязаны носить на спине и груди громадную желтую звезду.»

Луи Никод

«Один из моих друзей принимал участие в четвертой миссии. Он был под Сталинградом. Если бы их в том месте накрыли русские, они бы их расстреляли.

Нас также, если бы мы попались в руки русским.

Они бы не простили нам сотрудничества с немцами. Думаю, они бы нас расстреляли.»

«Кстати, они чуть было не попались, четвертая миссия. То была последняя миссия. Они чуть успели проскочить на машине, перед тем как русские перекрыли дороги.»

Из ежедневника Рудольфа Бухера:

«Мы отметили отечественный отъезд с германскими сотрудниками. Засиделись до поздней ночи. на следующий день уезжаем окончательно. “Швейцарцам пора уезжать”, — говорят коллеги, — “если они не желают попасть в зону военных действий”.

Не легко расставаться с товарищами, каковые стали нам так близки.

Мы договорились встретиться по окончании войны. Но сейчас вечером царит тёмная тоска.»

Филипп Бендер (историк Швейцарского Красного Креста)

«Все самые основательные изыскания по этому вопросу говорят о том, что отправка четырех санитарных миссий на Восточный фронт без шуток подорвала швейцарский нейтралитет. Это было проявлением слабости влиятельнейших общества и кругов государства перед якобы неотвратимым ростом могущества Фашисткой германии. Я придерживаюсь мнения, что отправка этих санитарных миссий явилась искажением ценностей и принципов, которыми обязана руководствоваться такая организация, как Красный Крест.»

Шарлотта Биссегер-Бреро

«В Берне мы поведали о гетто и об условиях в зоне германской оккупации, но нам не поверили. Лично у меня сложилось чувство, что Швейцария побаивалась Германии. Швейцария не хотела задевать страшную тему, раскрывать правду о гетто, давать Германии предлог для укоров.»

Фредерик Родель

«В Швейцарии. О, как я был разочарован. По прибытию в Цюрих нас встречали прекрасным обедом, думается, в одном из банкетных комнат, рядом от вокзала.

Всех нас рассадили между знаменитостями из политического или из медицинского мира, местными [из Цюриха] или бернскими. Начались расспросы: “Так что же вы видели, что вы делали?”. А мы: “Вы же осознаёте — мы ничего не видели, ничего не делали”.

А позже нам стали говорить: “Вы понимаете, практически нереально дотянуться сливочного масла, все сейчас нормировано, если бы вы знали, как сложно с тем, как сложно с этим, на всё ограничения”. Вы осознаёте, мы в том месте покинули людей в конце тупика, а тут нам говорят — нам недостает сливочного масла. Это было отвратительно, кроме того на данный момент, как отыщу в памяти… [всхлипывает] Простите меня, это довольно глупо.»

Первая часть статьи

Дневник Эльзы- 1 серия Новый дом


Удивительные статьи:

Похожие статьи, которые вам понравятся:

  • Новый год на фронте и в тылу. воспоминания очевидцев

    Половина новогодних воспоминаний 1941–1945 годов, касающихся линии фронта, — это повседневная боевая работа. Марши, обстрелы, выходы в тыл неприятелю за…

  • Россия — новый фронт для воинственного ислама

    на данный момент, в то время, когда Российская Федерация углубляет собственный вмешательство в Сирии, она рискует не только увязнуть в операции, -…

  • Помним всё: 1941

    не забываем всё: год за годом 1941 1942 1943 1944 1945 Делятицкий Пётр Арнольдович, пулемётчик, октябрь 1927, Луцк В ночь на двадцать второе июня я…

  • Глава 11. секретная миссия

    Эта таинственная история начинается в начале апреля 1918 года. В газетах появляются заявления «о грядущем суде в Москве над Николаем Кровавым». 1 апреля…

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: